Согласно моей идее, в «загоне свободы», помимо легализации запретных вне загона действий, должна измениться и моральная сторона отношения к амбивалентности чувств. Как испражнение на людях считается постыдным, а наедине – само собой разумеющимся, так и поведение в загоне свободы не оставляет никакого осадка вины или стыда, ибо внутри загона бесстыдство – это норма.
Человек постоянно демонстрирует свою способность забывать о стыде и о вине на определённых территориях, например, в кабинете врача женщина разводит ноги перед незнакомым мужчиной и не испытывает стыда и вины вообще или почти, так как она настроена на то, что для доктора-мужчины раздвигать ноги можно. Точно такое же морально и законно допустимое бесстыдство будет срабатывать в людях, являющихся в «загон свободы». В обществе с загоном свободы будут одновременно сосуществовать две диаметрально противоположные морали, каждая из которых является правомерной на своей территории.
Когда человек пересекает границу одной территории и оказывается в другой и ведёт себя на каждой территории по-разному, то в такой ситуации речь не идёт о двуличии, а лишь о полной искренности в обеих территориях. Просто меняются законодательства, и при одних законах правота – одна, а при других – другая. Срабатывает теория относительности правоты.
Так называемая сложность, противоречивость человеческого характера заключается именно в том, что люди могут вести себя по-разному в разных обстоятельствах (в разных местах и в разное время). При отсутствии загона свободы такое поведение называют лживостью, двуличием. Установление загона свободы разрешает это противоречие. Если в загоне свободы человек может стать развратником, то вне загона свободы он может проповедовать воздержание, не становясь лицемером, а оставаясь искренним и честным на разных территориях.
Установив загон свободы, главным становится, не позволять стирать границы между ним и прочим обществом.
Задача – не допустить, чтобы либерализм посягал на территорию консерватизма, а консерватизм лез на территорию либерализма. Охрана границы между ними – это залог счастливого общества. Эта граница должна зыблемо, но существовать. Причём она должна совершенно не мешать переходу из одной зоны в другую. Таким образом создаётся доступный баланс амбивалентности чувств.
Двойные стандарты существуют только при единой территории, а при наличии загона свободы процветают два стандарта, не мешающие один другому. Двойной стандарт становится не объектом порицания, а методом разрешения противоречий, возникающих в обществе с требованием единого стандарта.
Возвращаясь к дебатам Бакли и Видала, можно заключить, что каждый их этих великих спорщиков стремился победить своего оппонента – чтобы мнение одного возобладало над мнением другого, чтобы либерализм победил консерватизм или чтобы консерватизм подавил либерализм. Но если бы в Америке существовал загон свободы – скажем, один огромный штат, то спорить Бакли и Видалу было бы не о чем: желания каждого из них сосуществовали бы, не противореча друг другу, а путешествуя в загон свободы и потом выходя из него на широкие просторы стабилизирующего консерватизма.
Вуди Аллен – sex object[125]
Woody Alien: A documentary (2012)
Говорить о том, что Вуди Аллен – гениален, я не буду, поскольку это само собой разумеется, и этот документальный фильм посвящён именно рассказу о его гениальности.
Мне интересно то, о чём в фильме не говорилось, но напрашивалось на разговор.
У Вуди Аллена было несколько весьма красивых жён и немало красавиц-любовниц.
Последнюю плосколицую жену, сделанную из приёмной дочки, красивой назвать не получается, но она лет на 40 младше мужа, а юность для старика прекрасна сама по себе, вне зависимости, насколько плоско или выпукло лицо юницы.
Я знаю женщин, которым Вуди Аллен настолько омерзителен как мужчина, что они даже не могут воспринимать его фильмы, во всяком случае те, в которых он участвует как актёр. И впрямь, внешне Вуди Аллен напоминает ощипанного тухленького цыплёнка. И, несмотря на это, красивые женщины не только липнут к нему, но и пребывают от него в восторге, причём, похоже, что даже и в сексуальном. Этот феномен давным давно подмечен во всегда безошибочном фольклоре:
Любовь зла – полюбишь и козла.
И в сказках типа Красавицы и чудовища, которая имеет нескончаемое количество вариаций.
И действительно, существует немало женщин, причём красивых, для которых внешность уродливого мужчины становится сексуально привлекательной, если этот мужчина обладает большим умом и/или большими деньгами.
Разумеется, что при чрезвычайной похоти, когда нет никого под руками-ногами, как женщина, так и мужчина выебут кого угодно.
Захочешь бабу выебешь и жабу —
этот афоризм в жанре поговорки я придумал сам.
Однако в случае Вуди Аллена ситуация иная: влюблённые в него женщины живут посреди жаждущих их супермужчин, и красавицы эти могли бы мигнуть любому кинотеатро-красавцу, который бы сразу пристроился к мигнувшей. То есть среди огромного выбора красивых, умных и богатых самцов красавица влюбляется в уродца. Не забудем, что в гениального уродца.
Случай с Вуди Алленом не из худших – известно, что женщины умудряются приспосабливаться к хую (или некой его замене) у неподвижного паралитика и уродца, но тоже гениального – физика Stephen Hawking.
Подобная любовь красивого мужчины к уродке полностью исключается: если на него бросаются красавицы, то он не выберет уродку, как бы она умна и талантлива ни была – такого просто быть не может. А если и может, то эта патология ещё не описана ни в научной, ни в художественной литературе. (Я не рассматриваю случай продажности мужчин – я веду речь о глубоких чувствах).
Итак женщину возбуждают не только внешность, но и «внутренность» мужчин. Если считать, что женский выбор руководствуется желаемыми качествами её будущих детей, то вполне понятно, что некоторые женщины предпочитают иметь детей умных (далеко идущих), нежели сильных и красивых (часто никуда не идущих, а лишь привлекающих внимание для случки).
Тут интересно рассмотреть и узнать, как вписывается сексуальное удовлетворение в женскую любовь к гениальному уродцу. Случай глупого уродца, но с большим и долго стоячим хуем понятен: женщина закрывает от наслаждения глаза и грезит о красавце, переходя от одного оргазма к другому.
Можно также предположить, что женщины беспощадно подавляют своё эстетическое чувство с помощью иллюзии, что важны не красота и сила, ибо красота есть внутренняя, интеллектуальная, а сила – в знании. Обладая таким врождённым талантом самогипноза, женщина может полюбить кого угодно.
А что происходило в случае Вуди Аллена – научились ли его женщины испытывать оргазм от его шуток? Или Вуди Аллен ещё в дополнение к своей гениальности обладает огромным хуем и нескончаемой сексуальной энергией?
А быть может, посмеявшись на шутками Вуди Аллена и заставив себя кончить с ним разок, его красавицы бежали тайно перепихнуться с «настоящими» мужчинами?
В любом случае Вуди Аллен является наглядным образцом для подражания и вечно живой надеждой для любого уродика – всей своей жизнью он призывает: «Будь гениальным (или хотя бы богатым), и тебя возлюбят красавицы»!
Неисчерпаемый и вожделенный май[126]
Когда в отрочестве я осознал и прочувствовал раннего Маяковского, то его Облако в штанах (1914–1915) разразилось грозой в штанах моих. Особенно меня потрясла вот эта строфа:
В раздетом бесстыдстве,в боящейся дрожи ли,но дай твоих губ неисцветшую прелесть:я с сердцем ни разу до мая не дожили,а в прожитой жизнилишь сотый апрель есть.
Помимо внепредметной поэтической красоты, меня заинтриговали слова, причём сугубо предметно, а именно: я задался вопросом: Почему ему с сердцем было никак не перешагнуть апрель и оказаться в мае? Что являлось препятствием? А также, почему май был много желанней, чем апрель? И вообще, что Маяковский подразумевал под апрелем и маем?
Ответить на эти вопросы я смог без особого труда, перечитывая поэму и в срочном порядке набираясь сексуального опыта с многообразными девушками и женщинами.
Маяковский кое-что объяснял и сам:
…я – весь из мяса,человек весь —тело твое просто прошу,Мария – дай!
Тело твое я буду беречь и любить…
Ага, понятно: баба Мария ему почему-то не даёт (или дала один раз, а больше – не хочет), несмотря на то, что он клянчит да ещё взамен обещает «беречь и любить» её тело.
Речь здесь идёт вовсе не о романтической бесполой любви символистов, а о мясной похоти изголодавшегося футуриста.
Когда баба Мария ему окончательно отказывает, Маяковский срывает свою злость на боге (сексуальные истоки атеизма) – он, мол, за всё ответственный в том числе и за то, что юный соблазнитель Володька не сумел вызывать похоть у Машки, чтобы она ему отдалась, а также за то, что Вовка не посмел Марию изнасиловать. Во всём виноват, разумеется, бог. Так бог выступает у Маяковского в роли козла отпущения.
