Течения Тетвы здесь уже не было. Река, забитая гниющими корягами, ветвями и стволами деревьев, в некоторых местах вышла из берегов, затопив все окрестности, и им пришлось пробираться по пояс в вонючей жиже. А затем, что стало уже настоящим шоком, лес неожиданно оборвался, и на людей хлынул ослепительный солнечный свет. Здесь, в этой части леса, на протяжении миллионов лет солнечные луча никогда не палили землю: этому мешала непроницаемая крона деревьев.
Теперь же взору людей открылась картина, по сравнению с которой ничто даже самый жуткий ночной кошмар. Похолодев от ужаса, Келли застыла на месте и не шевельнулась до самого вечера, и только когда тьма, сжалившись над ней, поглотила этот ужас, Келли повернулась и пошла обратно.
Среди ночи она проснулась от собственных безудержных рыданий. Сепу тихонько поглаживал ее по руке, стараясь хоть как-то утешить.
Они медленно возвращались вниз по течению. Неизбывная тоска сжимала сердце Келли, и Сепу то и дело замедлял свой бег, приноравливаясь к неровному шагу Келли.
Через пять дней они прибыли в Гондалу.
Глава XX
Гондала представляла собой уникальное место в этой части леса. Огромную поляну площадью примерно в двадцать пять гектаров покрывала сухая желтая трава, которую с удовольствием поедали слоны. На южной ее оконечности поднимались покрытые лесом холмы. Почти весь день высокие деревья отбрасывали на землю длинные тени, и воздух здесь был прохладнее, чем в местах, не защищенных от палящего тропического солнца. По сторонам поляны протекали две крошечные речушки. И с этой клинообразной возвышенности на северо-западе открывалась удивительная панорама, здесь гигантские деревья не закрывали вид.
Келли остановилась, как всегда, на краю леса и посмотрела на далекие горные пики примерно в ста пятидесяти километрах отсюда. Обычно снежные вершины Лунных гор прятались в постоянно окутывавшие их облака. Но сегодня, словно приветствуя вернувшуюся Келли, они сияли под солнцем во всем своем великолепии. Ледниковый массив горы Стэнли, без которого Восточно-Африканский разлом не был бы собой, сверкал в поднебесье на высоте более пяти тысяч метров. Он просто ослеплял своей белизной и казался до боли прекрасным.
Келли неохотно отвела взгляд и посмотрела на свою лабораторию. Дом Келли, сложенный из настоящих бревен, обитый дранкой и обмазанный глиной, строили почти три года, и она чрезвычайно гордилась своей обителью. Разумеется, Келли помогали ее друзья.
Она смотрела на сады, зеленевшие на нижних склонах. Их орошали водой из речек, а от набегов лесных животных огораживали высоким забором из колючек. В Гондале сады выращивали, чтобы обеспечить себя провиантом, и потому ярких клумб с цветами не наблюдалось.
Стоило только Келли и Сепу выйти из леса, как их заметили работавшие в саду женщины. Они тотчас кинулись навстречу Келли, визжа и смеясь от восторга. Бамбути, угали, одетые в свои традиционно яркие длинные юбки, окружив Келли и беспрестанно болтая, сопровождали ее до самого порога.
На широкой веранде показался мужчина. Он выглянул на шум и сейчас поджидал приближавшуюся толпу. Его волосы серебрились на солнце так же, как снежная вершина горы Стэнли далеко у горизонта. В легком голубом костюме сафари и сандалиях на босу ногу, прикрыв глаза от солнца, старик заулыбался, обнажив ряд крепких белых зубов. Он узнал женщину, и его интеллигентное лицо засветилось радостью.
— Келли. — Он протянул навстречу руки, и она кинулась к нему. — Келли, — повторил старик, сжимая ее ладони, — я начал уже беспокоиться. Ждал, что ты прибудешь намного раньше. До чего я рад видеть тебя снова.
— Я тоже рада видеть вас, господин президент.
— Ну, ладно, ладно, девочка. Я уже больше не президент, по крайней мере, так считает Эфраим Таффари. А когда мы с тобой встречались официально в последний раз?
— Виктор, — исправилась Келли, — мне так вас не хватало, и мне так много нужно вам рассказать. Я просто не знаю, с чего начать.
— Потом. — Он затряс своей пышной шевелюрой и крепко обнял Келли. Она знала, что Омеру уже перевалило за семьдесят, но по его объятию чувствовалось, что это еще крепкий и полный энергии мужчина. — Сначала позволь показать, как за время твоего отсутствия я позаботился о лаборатории. Мне бы вообще следовало остаться ученым, а не заниматься политикой, — добавил он, увлекая Келли за собой. И оба тут же переключились на обсуждение научных проблем.
В молодости Виктор Омеру учился в Лондоне. Он вернулся в Убомо, имея ученую степень в области электротехники, и какое-то время работал в аппарате колониальных властей, однако очень скоро ушел оттуда, возглавив национальное движение за независимость. Однако интереса к науке он не терял никогда, и его знания и образованность не переставали изумлять Келли.
Свергнутый со своего поста после кровавого путча Эфраима Таффари, президент Омеру скрылся в лесу с горсткой преданных ему людей и, как и Келли Киннэр, нашел пристанище в Гондале. За несколько месяцев после путча поселок в Гондале превратился в настоящий центр сопротивления режиму Таффари. Виктор считал Келли своим близким другом и всецело доверял ей. Иногда он принимал в Гондале лидеров движения сопротивления и обсуждал с ними различные планы контрнаступления. Все остальное время Омеру ассистировал Келли, и очень скоро она призналась, что помощь его просто неоценима.
В течение почти двух часов они просматривали слайды, что-то взбалтывали в ретортах, осматривали подопытных мышей. В общем, вели себя так, словно преднамеренно откладывали момент обсуждения срочных и неприятных проблем суровой действительности.
Исследовательская работа Келли застопорилась из-за отсутствия хорошего оборудования и нехватки химических препаратов. Поскольку Келли лишили разрешения на проведение исследований в Убомо, а Виктора Омеру лишили власти, то решение этой задачи теперь затруднялось вдвойне. Тем не менее им удалось сделать ряд по-настоящему волнующих открытий. Особенно радовало то, что им удалось выделить антималярийную субстанцию из сока селепового дерева. Селепи росло повсюду, и пигмеи использовали его как для сооружения хижин, так и для лечения лихорадки.
Угроза малярии в Африке, где участились заболевания, устойчивые к синтетическим препаратам, периодически вспыхивала с новой силой. От малярии, как когда-то, снова умирали чаще всего, конечно, не считая СПИДа. Ирония судьбы заключалась в том, что эти страшные заболевания впервые проявились в тех местах, которые издавна и по праву считались колыбелью человечества. Ибо именно в регионе Восточно-Африканского разлома человек, собственно, стал человеком. Именно здесь это двуногое существо сделало свои первые неуверенные шаги, чтобы через миллионы лет познать свою славу и свой позор.
