— Уже хуже… — Дач взял Рашель за руку. — Ты видела похожих девчонок?
— Нет… не знаю… — Девушка отвела глаза. — Я не Грей, к соплячкам не приглядываюсь…
— Раш, ты уверена?
— Ну… такой — не видела.
— Важен тип лица. Цвет волос, глаз — факторы корректируемые.
— Моя сестренка похожа на эту фотографию. Только она рыжая, как я.
Дач покачал головой. Но Каховски одобрительно кивнула:
— Великолепный вариант. Ты согласна на него?
Рашель, похоже, была близка к истерике:
— Нет!
— Девочка, сказавший «а», да скажет «б». Пойми, твоей сестре ничего не угрожает.
Кей шагнул к Ванде, та отмахнулась от него.
— Рашель, единственная беда в том, что твоя сестра станет одной из любовниц Императора. Неприятно, с точки зрения ближайших родственников, но не трагично.
— Ее убьют!
— Кто? И за что? В чем, с точки зрения охраны, виновата маленькая девочка, на глазах у которой сошел с ума Император Грей? Ей грозит только компенсация от правительства.
— Не надо, полковник, — сказал Кей. Ванда его не слушала:
— Рашель, СИБ будет проверять все связи агента. Визиты твоей сестры в мой дом подозрения не вызовут. А вот если мы возьмем под контроль другую девчонку, живущую за сотни километров отсюда, то это покажется странным. Погибнет и она, и я, и ты, и Кей с Томми.
— Нет. — Рашель отвернулась.
Ванда помолчала и пожала плечами:
— Что ж, будем искать. В конце концов, мы и рассчитывали на смерть… Кей, куда ты?
Дач, не оборачиваясь, вышел из гостиной. Постоял мгновение на веранде, сбежал по ступенькам вниз. Дождя уже не было. Ободранные деревья вокруг дома, казалось, напрашивались на сочувствие.
Кей ненавидел жалость. Самое бессмысленное из человеческих чувств. Самое предательское. Каховски могла сколько угодно выдавать желаемое за действительное и уверять, что у них есть шансы на спасение. Ерунда, СИБ вытрясет истину даже из мертвых. Но что с того? Что стоят их жизни и жизнь незнакомой ему девчонки по сравнению с судьбой человечества? Ничего.
Как легко принимать жертвы — и как трудно их требовать. Смерть в миллион раз честнее благородства и преданности. Смерть — последняя истина, которую можно дарить и принимать. Она вершина жизни, она никогда не притворялась красивой. И любой, кто решил обменять свою жизнь на смерть подлеца, мог это сделать — пока Кертис не дал миру аТан. Почему-то подлецам бессмертие куда доступнее…
Дач прошел к флаерной площадке. Тут стояло две машины — одна, принадлежащая Ванде, другая прокатная — та, на которой она вернулась из «аТана». В ней сидел Томми.
Кей, дождавшись, пока колпак кабины полностью открылся, молча сел в пилотское кресло.
— У меня гроши на счету, — сказал Томми. — А в кредит не верит, сволочь.
Дач опустил свою кредитную карточку в терминал. Спросил:
— А куда ты собрался?
— Куда-нибудь.
— Я думал, ты снова в своих лабиринтах.
— Надоело. Вчера я победил в парном финале «Властителей».
— Поздравляю. — Кей свечой вонзил флаер в небо, проигнорировав робкие попытки машины перейти на автоматику. Серебристая линза флаера замерла между голубой плоскостью неба и зеленой равниной садов. — У меня плохое настроение, пристегнись.
Томми молча щелкнул замками ремней.
— Поехали. — Кею вдруг вспомнились братья-шестерки, подаренные ему Матерью Семьи. — Мальчик, ты боишься смерти?
— Я уже один раз умер.
— Верно.
Флаер скользнул над вершинами деревьев. Дач качнул машину, переворачивая ее кабиной вниз. Кровь прилила к голове.
— Томми, как убить бессмертного?
— Не знаю.
Ветки забарабанили по колпаку, разлетаясь зеленой трухой. Дач молчал.
— Я не знаю, Кей, — спокойно ответил Томми. — Отец знает… и Артур, наверное. Я — нет. Не психуй.
— Полковник Каховски сейчас обрабатывает Рашель, — сказал Кей, чуть поднимая флаер.
— Чтобы она легла под Императора?
— Чтобы отдала нам свою младшую сестру.
— И что тебе с того? — Флаер вновь перевернулся, набирая высоту. — Ты возмущен, как активист джексоновского фонда защиты детей в публичном доме Джиенаха.
— Я никогда не требовал жертв, Томми. Я не признаю себя ни плохим, ни хорошим. Просто поступаю так, как хочу.
— А теперь боишься, что Рашель принесет сестренку в жертву и тебе придется отвечать на благородство?
— Дурак. Мне придется отвечать на подлость.
Томми смотрел на Кея чуть улыбаясь. Потом улыбка пропала.
— Кей, знаешь, ты лучше, чем я думал. Ты залез в такие игры, где простые убийцы становятся святыми. И испугался.
— Да!
— Кей, ты же сам говорил, что судьба человечества стоит любых преступлений. У нас ведь нет выхода.
— Твой отец не оставил нам выхода. Вначале аТан, потом — «Линия Грез». Нельзя давать людям бессмертие, если они всего лишь звери. Нельзя делать их равными Богу, если они лишь люди.
— Ага. Ты ненавидишь «Линию Грез» не только потому, что ослабленное человечество сметут чужие. Тебе противна мысль о мирах, ставших воплощением тайных стремлений.
— Конечно. Даже наш мир может показаться раем по сравнению с ними.
— А каков был бы твой мир?
— Его не будет.
— Не веришь себе?
— Нет.
Несколько минут они молчали, лишь выл перегруженный двигатель, неся флаер над бесконечным садом. Редкие пятнышки усадьб, купола климатизаторов…
— Хочешь мороженого? — спросил Кей. — Здесь очень милые кафе.
— Хочу.
— Держись крепче.
Дач включил технический терминал флаера. Забарабанил по клавишам, вводя команды с такой скоростью, что Томми не успевал их фиксировать.
Машину тряхнуло, и гул двигателей исчез. Они перешли на сверхзвук.
— Круто, — оценил Томми. — Как ты отключил блокировку скорости? Напрямую?
— Нет, это невозможно. Ввел через сектор статистики информацию, что во флаере везут тяжелобольного правительственного курьера.
Томми засмеялся:
— Все ради того, чтобы быстрее поесть мороженого?
— Для меня это вполне уважительный повод.
2
Они вернулись поздно. Города Таури предлагали неплохие развлечения для тех, кто не стремился нарушить закон.
— Остыл? — приветствовала Кея Ванда. Она играла с котом в странноватую игру, раскладывая на столе цветные пластиковые пластинки. Кот, поглядывая на вошедших, двигал их лапой, выстраивая в линию.
— Как закончилась беседа? — вопросом ответил Дач.
— Нормально. Иди, Агат. Не надо так волноваться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
