мне кажется, я слышал, как ты пел?!
Бини (долговязый бродяга-южанин). А теперь у меня зубы выбиты.
Марция. Мы вас запишем на пленку... на пленке не так будет заметно, что вы шепелявите. (В микрофон, бодрым тоном профессионального диктора.) Говорит РГРК, радиостанция северо-восточного Арканзаса. Слушайте нашу утреннюю радиопередачу «Лицо в толпе». Чье лицо? Может быть, ваше, может быть, ваше, а может быть, и ваше. Потому что в каждом лице есть что-то привлекательное, где бы вы его ни встретили.
Меняются кадры с лицами. И все эти лица непривлекательные и безразличные.
Марция. Сегодня Марция Джеффрис ищет новое лицо в толпе. Сейчас она ведет репортаж из тюрьмы округа Томагаук...
Протягивает микрофон Бини и шепчет:
— О’кей, скажите же что-нибудь.
Бини. Не беспокойтесь, мэм! Обращаются со мной хорошо. На этот раз я попал в самую лучшую тюрьму во всем штате.
Издает пронзительный ослиный рев. Разозленный шериф отталкивает Бини от микрофона. Обращается к негру из одиночной камеры:
— Эй, ты! Иди-ка сюда! Ты нам нужен.
Негр (спокойно). У меня же черная кожа... в солисты я не гожусь. (Отворачивается.)
Шериф (извиняющимся тоном, Марции). Вы уж извините, мисс Джеффрис... это такая серость!..
Марция. Я вовсе не хочу, чтобы они кого-то из себя разыгрывали.
Шериф (тюремщику). А где тот пьянчушка с гитарой, которого забрали вчера ночью?
Тюремщик. Да, он бы подошел для вашей передачи!
Шериф. Как его зовут?
Тюремщик. Э... э... Родс. Да вон он, лежит в углу.
Именно оттуда, куда показывает тюремщик, и доносится пьяный храп.
Шериф. Давай разбуди его.
Бини. Смотри, поосторожнее!.. Он такое может выкинуть!
Шериф. Раз мисс Джеффрис хочет с ним разговаривать — значит буди его.
Подойдя к спящему, тюремщик грубо расталкивает его.
Тюремщик. Эй, вставай!
Вздрогнув, Родс приподнимается. Глаза у него сонные.
Родс. Какого...
Потревоженный бродяга рычит и ревет, как разъяренный зверь. Он стаскивает с ноги ботинок, бросает его в тюремщика, целясь попасть тому в низ живота. Склонившись над магнитофоном, Марция записывает всю эту сцену на пленку. Она приветливо говорит в микрофон.
Марция. Доброе утро, мистер Родс. Я репортер радиокомпании.
Родс. Всякий сукин... Катитесь прочь!
Тюремщик (награждая его пинком). Ш-ш! Шериф здесь.
Родс (с достоинством оскорбленного бродяги). Плевать я хотел... Будь здесь даже сам президент Соединенных Штатов... В тюрьме и то не могут дать человеку спокойно поспать...
Бини и другие заключенные заливаются смехом. Родс подозрительно разглядывает Марцию.
Родс. А вы кто такая?
Марция. Знаете, мне хочется, чтобы вы выступили перед нашими радиослушателями... Спели бы песню, рассказали какой-нибудь анекдот или просто поболтали со мной...
Родс. Погодите, погодите... Не тарахтите так быстро!.. Ну а мне-то какая прибыль от того?.. Я хочу сказать, что я за это получу? Я — мистер Я.
Несмотря на то, что Родс производит на Марцию отталкивающее впечатление, он в то же время ее чем-то заинтересовал. Ей кажется, что в этом нагло-откровенном бродяге есть что-то самобытное. Вместо ответа на его вопрос девушка обращается за помощью к шерифу.
Марция. Шериф!..
Шериф (к тюремщику). Как он сюда попал?
Тюремщик. Получил неделю за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде.
Шериф. Так вот, если ты сделаешь, о чем тебя просят, ручаюсь — завтра утром первое, что я сделаю, — выпущу тебя на свободу!
Бини. Э... э... нас обоих? Я ведь его импрессарио...
Шериф бросает быстрый взгляд на Бини. Марция снова записывает разговор на пленку.
Родс. Шериф, здешние ребята говорят, что вашему слову не очень-то стоит верить.
В первую минуту шериф не знает, что сказать, затем важно, с официальным видом заявляет.
Шериф. Ты сам-то свое слово сдержи, а за мной дело не станет.
Родс (с чувством превосходства). Вот и договорились. А уж завтра утречком я вам такую песенку спою...
Расстегивает на гитаре широкий чехол.
Марция (в микрофон, профессиональным тоном). Вы знаете, когда я училась у Сары Лоуренс — это такой колледж в восточных штатах, — я занималась там музыкой. Именно там я и узнала, что истоки подлинной американской музыки надо искать в самых низах народа. Когда Джордж Гершвин выступал в Нью-Йорке со своими концертами, это была уж такая музыка... на которую словно нацепили галстук-бабочку... Родилась же она среди людей, которые в жизни своей не имели ни одного галстука... (Смотрит на Родса.) Я тут сейчас наскочила на такого парня, про которого вы и не слышали. Его фамилия Родс. (Шепотом.) Как вас зовут?
Родс. Джек, Мек — не все ли равно...
Марция (в микрофон). Сам он называет себя Лоунсом[11] Родс.
Довольная своей выдумкой, она лукаво смотрит на него, ожидая одобрения.
В кадре — Лоунсом Родс.
Неожиданно он громко смеется. Этот смех так заразителен, что нельзя удержаться и не смеяться вместе с ним. Начинают смеяться и его товарищи по камере.
Лоунсом. «Лоунсом»! Ха-ха-ха...
Тянется за своей обшарпанной гитарой. Марция подносит к нему микрофон.
Лоунсом. Только не подгоняйте меня! Выключите-ка на минутку эту штуку.
Марция послушно выключает магнитофон.
Лоунсом. Дайте хоть горло прополоснуть.
Он запускает руку в поношенный чехол гитары и извлекает оттуда наполовину опорожненную бутылку дешевого виски. Делает глоток. Пока он пьет, Марция незаметно снова включает магнитофон.
Лоунсом. Самое лучшее лекарство от плохого настроения.
Все в камере смеются. Лоунсом берет свою старую гитару, поглаживает ее и показывает всем.
Лоунсом. Ну чем не красавица! (Речитативом.) Гитара лучше любой женщины... любой женщины... Ни разу еще я не встречал женщину, которой бы я верил, как этой старой гитаре. Я люблю свою «гитару-маму». Она всегда ждет, чтобы я ее взял и приласкал. Денег она не просит и не изменяет мне, когда меня нет.
Молча перебирает струны.
Лоунсом. А когда она не в духе, я ее укрою вот так, и мы опять друзья.
Улыбается Марции.
Бини. Эй, Лоунсом!
Лоунсом (смакуя это имя). «Лоунсом»!
Высокий бродяга. Спой «Аллилуйя — бродяга я!»
Лоунсом. Она и так видит, что ты бродяга... Знаете, мэм, когда собираются в кружок такие люди, как мы — отщепенцы, бродяги, бездельники, неудачники, — называйте нас как хотите, — всякий раз, когда мы сходимся все вместе, мы рассказываем разные смешные истории — и я, и Бини, и все эти горемыки — перекати-поле, которых вы здесь видите... (Поет куплет из песни.) «Коль вино нас не погубит, то уж от женщин нам несдобровать, и разве сам я знаю, когда бродяжничать я брошу». (Оборвав пение, продолжает небрежно, но уверенно перебирать струны.) Но самого себя не обмануть. «Собираешься положить
