сонно и периодически покашливает. Пенни представляет себе человека на такой работе, которую можно выполнять из дома, даже будучи больным.
— Это справочная служба Брейдена, с каким клиентом вы хотите связаться?
— "Найдем и сохраним". Меня зовут Пенелопа Даль. Мне нужно поговорить с одним из партнеров. Его зовут Питер Хантли. Это может быть срочно. — Она решает, что это недостаточно убедительно. — Я имею в виду, это крайне срочно.
— Мэм, я не имею права сообщать личные номера...
— Но они же должны быть у вас, верно? Для экстренных случаев?
Сотрудница справочной службы не отвечает. Если только приступ кашля не считать ответом.
— Я звонила Холли Гибни, она — второй партнер. Звоню и звоню. Она не отвечает. Ее личный номер 440 771 8218. Можете проверить. Но у меня нет номера Питера Хантли. Мне нужна небольшая помощь. Пожалуйста.
Сотрудница кашляет. Слышится шуршание страниц. «Проверяет свои протоколы», — думает Пенни. Затем женщина говорит:
— Оставьте мне свой номер, и я передам его ему. Или, скорее всего, оставлю на его голосовой почте. Сейчас три тридцать ночи, вы же знаете.
— Знаю, конечно. Скажите ему, чтобы он перезвонил Пенелопе Даль. Пенни. Мой номер...
— Он у меня на экране. — Женщина снова закашлялась.
— Спасибо. Огромное спасибо. И, мэм? Берегите себя.
Когда проходят двадцать минут, а Хантли так и не перезвонил (она, собственно, и не рассчитывала), Пенни возвращается в постель, положив телефон рядом с собой. Она засыпает. Ей снится, что её дочь возвращается домой. Пенни обнимает ее и говорит, что больше никогда не будет вмешиваться в жизнь дочери. Телефон молчит.
3
Холли не приходит в сознание, она выныривает в него из тьмы и погружается в мир боли. В её жизни было только одно похмелье — результат неудачно проведенной новогодней ночи, о которой ей даже не хочется вспоминать, но оно было легким по сравнению с этим. Её мозг похож на пропитанную кровью губку в клетке из костей. Нижняя часть тела пульсирует. Как будто куча ос — новая разновидность ос-убийц — вонзили свои наполненные ядом жала в её спину и затылок. Ребра с правой стороны болят так сильно, что трудно сделать вдох. Глаза всё ещё закрыты, она осторожно нажимает на них. Боль усиливается, но, кажется, они целы.
Она открывает глаза, чтобы посмотреть, где находится, и её голову пронзает молниеносная боль, хотя свет в подвале Харрисов горит слабо. Она приподнимает рубашку с правой стороны. От этого укусы ос становятся еще больнее, и в голове снова вспыхивает боль, но она успевает рассмотреть — лучше, чем ей хотелось бы, — огромный синяк, в основном фиолетовый, но с чернотой прямо под лифчиком.
«Она пнула меня ногой. После того как я потеряла сознание, эта сука пнула меня».
Вслед за этим: «Какая сука?»
«Эмили Харрис. Эта сука».
Она в клетке. Перекрещивающиеся прутья образуют квадраты. За ними — бетонный пол подвала, в дальнем конце которого стоит крупный стальной ящик. Она находится в помещении, похожем на мастерскую. Над клеткой висит объектив камеры. Перед клеткой стоит кухонный стул, так что мужчина с пожарными машинами не был сном. Он сидел прямо здесь.
Она лежит на матрасе. В углу клетки стоит синий пластиковый туалет. Ей удается подняться на ноги (медленно, медленно), ухватившись за решетку и подтягиваясь левой рукой. Она пытается использовать правую, но боль в рёбрах слишком сильна. Головная боль усиливается от попытки встать, но зато она снимает часть нагрузки с ушибленных ребер. Теперь она осознает, что ей ужасно, ужасно хочется пить. Ей кажется, что она могла бы выпить галлон воды без остановки.
Неуверенными детскими шажками она подходит к туалету, поднимает крышку и не видит внутри ничего, даже воды с голубым дезинфицирующим средством, похожим на антифриз или стеклоомывающую жидкость. Туалет такой же сухой, как её рот и горло.
Воспоминания о произошедшем в лучшем случае расплывчаты, но она должна всё восстановить. Она должна вернуть себе рассудок. Холли догадывается, что ее ждет смерть в этой клетке, где до неё умирали другие, вероятно, от рук Хищника с Ред-Бэнк, но если она не вернет себе рассудок, то умрёт наверняка. Ее сумка пропала. Телефон пропал. Револьвер Билла пропал. Никто не знает, что она здесь. У нее остался только разум.
4
Родди Харрис сидит на крыльце дома в тапочках и халате, надетом на синюю пижаму, усыпанную красными пожарными машинами. Эту пижаму ему в шутку подарила Эмили на день рождения много лет назад, но она ему нравится. Она напоминают ему о детстве, в котором он любил смотреть на проезжающие мимо пожарные машины.
Он сидит на крыльце с самого рассвета, пьет кофе из своей высокой дорожной кружки «Старбакс» и ждет полицию. Сейчас девять тридцать утра четверга, а на дорогах нет ничего, кроме обычного потока машин. Это не гарантия того, что никто не знает, куда направлялась женщина, но это шаг в правильном направлении. Родди считает, что если в полдень тут не заявится полиция, то можно будет предположить, что мисс Носокоп никто не ищет. По крайней мере, пока.
Ее адрес — многоквартирный дом в восточной части города — был указан в её водительском удостоверении. Поскольку из-за больной спины бедная Эмми была не в состоянии спуститься вниз по холму к месту, где была припаркована машина Носокопа, это пришлось сделать Родди. К тому времени уже стемнело. Он подогнал машину к их дому, где его сменила Эм. Родди последовал за ней на их "Субару" к дому Носокопа. Кнопка на козырьке подняла ворота подземного гаража. Эм припарковалась (в эту жаркую середину лета свободных мест было предостаточно) и, прихрамывая, вернулась по пандусу к "Субару". Она настояла на том, чтобы самой вести машину домой, хотя могла эффективно пользоваться лишь одной рукой. Вероятно, потому что боялась, что Родди не помнит дорогу домой, что было просто абсурдно. После того как они спустили Носокопа в подвал и посадили в клетку, он, как и Эм, перекусил немного эльфийкой, и его разум просветлел. Как и Холли, он понял, что сейчас самое неподходящее время терять рассудок.
К нему присоединяется Эмили. На её запястье туго намотан бинт "Эйс". Оно распухло и адски болит. Гибни попыталась его сломать, но ей это не удалось.
— Она очнулась. Нам нужно поговорить с ней.
— Нам обоим?
— Так будет лучше.
— Хорошо, дорогая.
Они заходят в дом. На кухонном столе
