на белом блюдечке лежат две зеленые таблетки — цианид, яд, которым Йозеф и Магда Геббельс отравили своих шестерых детей в фюрербункере. Родди берет их и кладет в карман. Он не собирается оставлять на кухне их последнее средство выхода, пока они будут в подвале.
Эмили берет из холодильника бутылку воды "Артезия". Там нет сырой телячьей печени. Да она и не нужна. Они не хотят иметь ничего общего с копченой тушкой Носокопа, даже не обсуждали этот вопрос.
Эмили одаривает Родди своей тонкой улыбкой.
— Посмотрим, что она скажет в свою защиту, а?
— Будь осторожна на лестнице, дорогая, — говорит Родди. — Помни о спине.
Эм отвечает, что справится, но передает бутылку с водой Родди, чтобы здоровой рукой ухватиться за перила, и очень медленно, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, спускается вниз. "Как старуха", — грустит Родди. – «Если мы как-то выберемся из этой ситуации, то, наверное, нам придется похитить еще одного человека, и скоро».
Есть в этом риск или нет, но ему невыносимо видеть, как она страдает.
5
Холли смотрит, как они спускаются. Они двигаются с осторожностью, словно сделаны из стекла, и она в очередной раз поражается тому, что они взяли ее в плен. Вспоминается та старая реклама. Надо было всё-таки запрыгивать в машину на полном ходу, а не прятаться за бензопилами.
— Не верится, что в вашем нынешнем положении, мисс Гибни, вам есть чему улыбаться, но, видимо, есть. — Эмили прижимает обе руки к пояснице. — Не желаете поделиться?
«Никогда не отвечай на вопросы подозреваемого», — говорил Билл. – «Они должны отвечать на твои».
— Еще раз здравствуйте, профессор Харрис, — говорит она, глядя мимо Эмили... которой, судя по ее выражению лица, не нравится, когда ее обводят взглядом. — Вы подкрались ко мне сзади, верно? Со своим электрошокером.
— Да, — говорит Родди, и довольно гордо.
— Вы были здесь прошлой ночью? Я, кажется, узнаю вашу пижаму.
— Да, был.
Глаза Эмили расширяются, и Холли думает: "Ты ведь этого не знала, правда?"
Эм поворачивается к мужу и берет бутылку воды.
— Думаю, этого достаточно, дорогой. Позволь мне задать вопросы.
Холли понимает, что перед тем, как захлопнется большая дверь и погаснет весь свет, будет задан всего один вопрос, и ей хотелось бы отложить его. Она вспомнила еще кое-что из вчерашнего вечера, и это подходит к университетскому прозвищу этого мужчины. Идеально сочетается. Если бы она была на свободе и обсуждала дело с друзьями при ярком дневном свете, она бы сочла эту идею абсурдной, но в этом подвале — жаждущая, испытывающая сильную боль, заключенная — она имеет смысл.
— Он их ест? Вот почему вы их похищаете?
Они обмениваются озадаченным взглядом, в искренности которого не приходится сомневаться. Затем Эмили неожиданно разражается девичьим смехом. Через мгновение к ней присоединяется Родди. Во время смеха они делятся друг с другом особым телепатическим взглядом, который присущ только паре, прожившей вместе не один десяток лет. Родди слегка кивает — расскажи ей, почему бы и нет, — и Эмили поворачивается к Холли.
— В этом доме нет никакого "он", дорогая, есть только "мы". Мы их едим.
6
В то время как Холли выясняет, что она заперта в клетку парочкой пожилых людоедов, Пенни Даль принимает душ, намыливая волосы шампунем. Звонит телефон. Она выходит на коврик и берет телефон из корзины для белья, пока мыльная вода стекает по её шее и спине. Она проверяет номер. Холли? Нет.
— Алло?
Ей звонит не мужчина, а женщина, которая не утруждает себя приветствием.
— Почему вы позвонили посреди ночи? В чём срочность?
— Кто это? Я просила перезвонить Питера Хан...
— Это его дочь. Папа в больнице. У него ковид. Я говорю по его телефону. Что вам нужно?
— Я была в душе. Могу я ополоснуться и перезвонить вам?
Женщина издает многострадальный вздох.
— Конечно, хорошо.
— У меня на экране неизвестный номер. Вы можете...
Женщина называет ей свой номер, и Пенни записывает его на покрытом паром зеркале в ванной комнате, повторяя его для верности про себя несколько раз, пока она снова включает душ и моет голову. Ополоснуться получилось наспех, но она сможет закончить позже. Она заворачивается в полотенце и перезванивает.
— Это Шона. Что у вас за дело, миссис Даль?
Пенни рассказывает ей, что Холли расследует дело об исчезновении её дочери и должна была вчера в девять вечера позвонить ей с результатами. Звонка не последовало, и с тех пор, включая сегодняшнее утро, Пенни получает только голосовую почту.
— Не знаю, что я могу сделать для ва...
Её прерывает мужской голос.
— Отдай его мне.
— Пап, нет. Доктор сказал...
— Отдай мне этот чертов телефон.
Шона говорит:
— Если вы помешаете его выздоровлению...
Затем она пропадает. Мужчина кашляет в ухо Пенни, напоминая ей о женщине из колл-центра.
— Это Пит, — говорит он. — Я прошу прощения за свою дочь. Она сейчас в режиме "защиты старика". — Слабо (дочери). — О, черт возьми, неужели? — Затем он возвращается к Пенни. — Начните сначала, пожалуйста.
Пенни снова повторяет свой рассказ. На этот раз она заканчивает его словами:
— Может, это ерунда, но с тех пор, как пропала моя дочь, любой, кто не появляется в обещанное время, сводит меня с ума.
— Может быть, ерунда, а может быть, и нет, — говорит Пит. — Холли всегда обязательна и пунктуальна. Это её особенность. Я хочу... — Он сухо кашляет. — Я хочу дать вам номер Джерома Робинсона. Он иногда работает с нами. Он... а, черт. Я забыл. Джером же в Нью-Йорке. Можете попробовать, если хотите, но его сестра Барбара, вероятно, лучший вариант. Я уверен, что и у нее, и у Джерома есть ключи от квартиры Холли. У меня тоже есть, но я... — Снова кашель. — Я в "Кайнере". Мне сказали, что я пробуду здесь еще один день, потом карантин дома. Шона тоже. Наверное, я мог бы послать медсестру с ключом.
Пенни теперь на кухне, и вода капает на пол. Она хватает ручку рядом с ежедневником.
— Надеюсь, до этого не дойдет. Дайте мне эти номера.
Он дает. Пенни записывает их. Шона забирает телефон, бесцеремонно говорит "Пока", и Пенни снова остается одна.
Она звонит по обоим номерам, сначала Барбаре, поскольку та в
