– Если у вас столько моих изображений, может, мне стоит удалиться? Так хочется выпить вина и послушать настоящий панк-рок, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Флиндерс.
– Разве фотографии могут сравниться с оригиналом? – раскладывая на трюмо гримерные принадлежности, ответил Коламбус. – Они мне понадобятся для окончательной подгонки внешности. А что касается музыки… Вместо панк-рока послушайте лучше Моцарта и Вивальди: они полезнее для нервной системы. Так что не будем тратить времени попусту, прошу вас, садитесь.
Указав Флиндерсу на свободное кресло, Коламбус нажал на кнопку «Play» на своем магнитофоне. В комнате зазвучала приятная расслабляющая музыка. После чего гример обратился к цэрэушникам:
– А вот вам придется удалиться: лишние люди меня только отвлекают.
Не сказав ни слова, Макфи и Нортон вышли из комнаты. Как только за ними закрылась дверь, Коламбус подкатил кресло, в котором сидел Флиндерс, поближе к креслу, в котором восседал Вишнев, и взялся за работу: с помощью ножниц и машинки для стрижки волос стал состригать с головы Вишнева его кудри, делая такие же залысины, какие были у Флиндерса…
На диске Чака оставалась еще пара композиций, когда он управился со своим делом – теперь в креслах напротив него сидели сразу двое Клайвов Флиндерсов. Даже настоящий Флиндерс, взглянув на своего двойника, присвистнул: сходство было поразительное. Виртуозные руки гримера воспроизвели на двойнике все детали лица цэрэушника, начиная от его сломанного в юности носа с небольшой горбинкой и заканчивая усами, козлиной бородкой и слегка всклокоченной шевелюрой. В надежде поделиться своими впечатлениями с посторонними, Флиндерс вышел в коридор, чтобы позвать главу резидентуры ЦРУ. Но вместо него он нашел там одного из подчиненных Макфи, который немедленно вызвал своего босса по мобильной связи. И спустя пять минут резидент в сопровождении все того же Нортона объявились в кабинете, ставшем на время гримерной комнатой.
Когда они вошли, оба Флиндерса сидели в креслах, повернувшись лицами к двери. Поэтому, когда вошедшие их увидели, они замерли на пороге: их тоже поразило феноменальное сходство двойника с его оригиналом. Причем кто из них кто они поначалу сразу не определили. Самым внимательным оказался Нортон, который указал на Вишнева и сказал:
– Вот двойник, на нем еще нет накладного живота.
После чего Нортон полез в тот же шкаф, из которого был извлечен кофр, и вытащил наружу сразу несколько накладных животов. Бросив их на пол, он произнес:
– Надо выбрать из них подходящий.
Выбирать взялся профессионал – Коламбус. Спустя пару минут он попросил Вишнева и Флиндерса подняться с кресел и раздеться до трусов. Когда те выполнили его просьбу, гример ловко приладил к телу Вишнева накладной живот и закрепил его специальными ремнями. После чего дипломату было предложено облачиться в одежду Флиндерса. Натягивая на себя брюки, Вишнев спросил:
– Нельзя было заказать для меня второй комплект одежды?
– Вы что, брезгуете? – спросил Макфи. – Тогда придется потерпеть. Все должно быть естественным, даже запах, исходящий от одежды вашего двойника.
– А мне что прикажете, ходить в трусах или тоже облачиться в чужую одежду? – напомнил о себе Флиндерс, который единственный из всех стоял раздетым.
Все тот же Нортон вновь полез в шкаф и извлек на свет новый с иголочки костюм голубого цвета и начищенную до блеска обувь, сопроводив это словами:
– Переоденьтесь вот в это, но про вечеринку забудьте: ваше место на ней отныне займет ваш двойник.
– На вечеринку двойник пойдет только после того, как я посмотрю на то, как он ходит, – подал голос Коламбус. – В моем кофре должен был быть диск с записью пеших прогулок Флиндерса. Вы его видели, мистер Вишнев?
– Видел, – дипломат зашнуровал ботинки и поднялся с кресла. – И даже кое-что разучил.
Сказав это, он прошелся до дальней стены, имитируя слегка сутулую походку Флиндерса.
– Неплохо, – похвалил его Коламбус.
– Неужели я так хожу? – удивился Флиндерс.
– Именно так, и господин Вишнев это прекрасно продемонстрировал, – ответил Коламбус. – Впрочем, у него просто нет выбора: либо он превратится в вашу полную копию, либо попадет в тюрьму к русским. В Лефторново, кажется?
– Лефортово, – поправил его Вишнев. – Но у нас по такому поводу обычно говорят: типун вам на язык, мистер Коламбус.
Когда спустя полчаса гример и созданный им двойник спустились в гостевой зал, на часах было уже начало первого ночи. Однако вечеринка была в самом разгаре: на сцену как раз взошла панк-группа «Бойз гангз», которая начала свое выступление с такого мощного рока, что стены посольства задрожали. Часть гостей, бывшая уже изрядно навеселе, бросилась в пляс, добавив к шумной музыке еще и собственные вопли и крики. Вишневу даже показалось, что он находится не в посольстве великого государства, а в Доме культуры имени Горбунова, где он бывал в молодости на подобного рода концертах. Впрочем, этот шабаш был ему только на руку: все гости были заняты исключительно им и ни на что больше внимания не обращали. А тут еще по мановению цэрэушной палочки свет в зале оказался слегка притушен, поэтому бояться Вишневу и его гримеру, стоявшему подле него, было и вовсе нечего: шансов на то, что кто-то обнаружит подмену одного человека другим, не было вовсе.
Потягивая из бокала элитное красное вино «Шато Монбуске», Вишнев к своему удивлению узнал среди танцующих гостей нескольких лидеров российской несистемной оппозиции. Спутать их ни с кем было нельзя: лица этих людей периодически мелькали на телеэкранах, поэтому Вишневу не составляло особого труда их узнать. В том числе и Зою Яблонскую, близкую подругу своей бывшей любовницы Юлии Жолташ. Глядя на весело прыгающую в центре зала оппозиционерку, Вишнев поймал себя на странной мысли: эта женщина пьет вино и заходится в раже от панк-рока, в то время как ее подруга уже несколько дней лежит в сырой могиле на Хованском кладбище.
«Вот она гримаса судьбы: по ее подруге еще длится траур, а эта дама уже трясет здесь грудями, – размышлял Вишнев. – Впрочем, если бы Юлия не стала меня шантажировать, глядишь, и она бы была сейчас жива. Странно, что я думаю о ней и совершенно не испытываю угрызений совести. А ведь я убил человека, да еще с ребенком. Своим ребенком. Тебе не страшно, Вишнев, что ты стал детоубийцей? Как ни страшно это звучит – ни капли. Сколько раз, смотря фильмы или читая книги, где люди убивают друг друга, мне приходилось ловить себя на мысли: смог бы и я лишить жизни себе подобного? Ответа на этот вопрос я тогда не находил. А когда ситуация заставила стать убийцей, я сделал это с поразительным спокойствием. Каких-то полчаса назад я занимался сексом с любимой женщиной, а потом спокойно опрыскал ее перчатку смертельным ядом и ни одна струнка в моей душе даже не дрогнула. Ни тогда, ни потом, когда я в последний раз целовал ее в губы. Что я тогда подумал, когда награждал ее прощальным поцелуем? Кажется, я ощутил некое внутреннее волнение от осознания того, что мне известна правда, неведомая ей, о том, сколько минут жизни ей еще отпущено. Не более получаса. Я еще долго прислушивался к стуку ее каблуков в подъезде, а сам думал: это ее последние шаги в жизни. И когда спустя полчаса вышел из того же подъезда, то уже прекрасно знал, что она мертва. Еще полтора часа назад она стонала в моих объятиях, а теперь ее сердце, бешено колотившееся от страсти, остановилось навсегда. Помнится, я думал об этом и нисколечко не скорбел. Наверное, точно такие же чувства должны были испытывать те американские летчики, которые сбрасывали атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Они, кажется, отправили на тот свет около двухсот тысяч человек. Но они ведь не видели лиц своих жертв, вообще их не знали, а я убивал человека, который меня искренне любил. Может быть, именно так ведут себя прирожденные убийцы?»
– Надеюсь, вы думаете о том, как выберетесь отсюда, мистер Вишнев? – прервал размышления дипломата Коламбус.
– Не называйте меня по настоящему имени, отныне я мистер Патрик Морган, – не отрывая взгляда от творящегося на танцполе, произнес Вишнев. – Неужели это трудно запомнить?
– Запомнить не трудно, но поблизости ведь никого нет. Так что пока все идет как по маслу. Ремни на животе не беспокоят?
– Нет, все нормально, – и Вишнев пригубил вино из бокала.
– Не увлекайтесь вином, мистер Морган. Вы выбрали себе слишком высокий бокал, а это чревато тем, что напиток может стекать вам на подбородок. Боюсь, что клей, которым я клеил вашу чудную бородку, может подвести.
– Вы использовали плохое средство?
– Нет, но вы пьете слишком качественное вино, против которого не устоит даже самый надежный клей.
Услышав это, Вишнев поставил бокал с недопитым напитком на поднос, который проносил мимо них расторопный официант. После чего спросил:
