– Мне тоже так показалось, – подтвердил слова таможенника сотрудник Службы дипсервиса.
– Тогда почему он не кричал, не звал на помощь, а всего лишь стучал?
– Крики слышал мой напарник, я же говорил, – напомнил таможенник свои слова из начала разговора.
Когда чекисты и сопровождавшие их лица вошли в терминал, они обнаружили в его дальнем углу тот самый ящик, а рядом с ним стояли двое крепких молодых парней в одинаковых гражданских костюмах серого цвета. Это были те самые морские пехотинцы из посольства США, которые охраняли вализу. Они стояли примерно в десяти шагах от ящика и, судя по их виду, никого не собирались к нему подпускать. Жестом попросив своих подчиненных и сопроводителей остаться на месте, Климов подошел к одному из морпехов и, достав свое служебное удостоверение, представился на чистейшем английском:
– Полковник Федеральной службы безопасности Алексей Климов.
– Чем можем служить, мистер Климов? – сохраняя непроницаемое лицо, спросил морпех.
– Нам стало известно, что у вашего груза возникли определенные проблемы?
– Они касаются исключительно нас.
– Ошибаетесь: если внутри вашей вализы находится человек, которого мы ищем, это проблемы и наши тоже.
– В нашем ящике нет никакого человека.
– В таком случае, что за шумы слушали наши люди несколько минут назад?
– В ящике находится некое оборудование, вполне возможно в нем что-то сломалось и упало – отсюда и шум.
– Но наши люди слышали и чьи-то крики.
– Разве вы слышите эти крики сейчас? – удивился морпех.
Возразить Климову было нечего: ящик безмолвствовал. Поэтому полковник вернулся к своим коллегам.
– Темнит морпех, – сделал он вывод и закурил сигарету.
Сделав пару затяжек, обратился к таможеннику:
– Сколько долго вы могли еще держать здесь этот ящик?
– В том-то и дело, что уже сегодня вечером мы собирались подписать курьерский лист на право вывоза вализы. Держать ее дольше у нас возможностей не было. И тут вдруг эта история.
– Теперь вы можете продлить ее задержание?
– Вариантов два. Либо американцы согласятся показать нам внутренность вализы, с тем чтобы мы убедились в том, что в ней нет ничего противозаконного, и тогда они смогут сегодня же отправить ящик в Штаты. Либо они увозят вализу обратно в посольство. Теперь дело за американцами, что они выберут.
Едва таможенник это произнес, как в терминал вошли двое мужчин представительского вида. Это были дипломаты из американского посольства, что называется, легки на помине. Они прошли мимо компании Климова и подошли к морпехам. Их разговор полковнику и его компаньонам не был слышен, однако длился он недолго. Вскоре от американцев отделился один из дипломатов – высокого роста мужчина с седеющими висками. Подойдя к Климову, он представился:
– Советник посла Майкл Дуглас. С кем имею честь разговаривать?
Климов представился и для убедительности вновь продемонстрировал свое служебное удостоверение.
– Я бы хотел увидеться с кем-то из своих коллег из российского МИДа, – выразил пожелание американец.
– Они уже в пути, – ответил Климов. – Однако наше ведомство тоже имеет непосредственное отношение к происходящему, поэтому вам, мистер Дуглас, придется говорить и со мной.
– Что вы хотите от нас услышать?
– Полагаю, ваш морской пехотинец об этом уже доложил: нас интересует происхождение шумов в вашей вализе.
– Но он же вам уже объяснил: в ящике находится оборудование, которое могло сломаться…
– Не утруждайте себя пересказом сказок, – перебил американца полковник. – Вокруг вашей вализы возникла нестандартная ситуация, которая требует от нас соответствующих действий. Либо ваша сторона согласится показать нам содержимое вашей вализы, либо она отправится обратно в посольство. Вам выбирать.
– Это мнение вашего руководства?
– Это наше общее мнение – и руководства МИДа тоже.
– Мнение ваших дипломатов мы бы хотели услышать из первых уст. Так что извините, – сделав легкий кивок головой, американец удалился к своим.
– Вам не кажется, что они тянут время? – спросил у полковника таможенник.
– Они этим уже несколько дней занимаются, – внес поправку в слова таможенника Климов.
Когда спустя полчаса к месту событий прибыли представители российского МИДа – их было трое во главе с помощником министра Максимом Плетневым, – они первым делом пообщались с Климовым. Получив от него информацию относительно позиции американцев, российская делегация в полном составе направились к американцам. Представившись, Плетнев сообщил:
– Позиция нашего министерства полностью совпадает с позицией Федеральной службы безопасности. Вам предстоит решить: либо разрешить нам осмотреть вашу вализу, либо забрать ее обратно в посольство. В таком виде выпустить из страны мы ее не можем.
– Что имеется в виду под последним? – спросил Дуглас.
– То, что мы подозреваем наличие в вашем ящике человека, которого мы обвиняем в совершении тягчайших преступлений. Вы с самого начала отметали наши подозрения, но сегодня у нас появились веские причины вам не верить. Сегодняшний инцидент сыграл в нашу пользу. Поэтому наша просьба к вам все та же: если вы согласитесь открыть ящик и развеять наши подозрения, то мы гарантируем беспрепятственную отправку вашего ящика по любому указанному вами адресу.
– В течение какого времени может быть осуществлена эта отправка?
– В самое ближайшее – уже сегодня вечером. Представители таможни и Службы дипломатического сервиса могут это подтвердить.
– В таком случае, мы должны посоветоваться с посольством.
– О чем?
– Я должен передать им суть ваших предложений.
– Хорошо, передавайте, – согласился Плетнев. – Но в ваших интересах разрешить нам немедленно осмотреть вашу вализу, с тем чтобы потом мы смогли быстро оформить ее отправку. Насколько я помню, вы были заинтересованы в том, чтобы это произошло как можно быстрее?
– Мы не можем допустить вас до нашей вализы без предварительных консультаций с посольством, – стоял на своем американец.
– Почему? Если вы уверены в том, что в вашем ящике нет человека, что мешает вам наглядно подтвердить это прямо сейчас?
– В ящике находится секретное оборудование, которое мы не имеем права вам показывать. Вы же дипломат и прекрасно это понимаете, – губы американца тронула легкая тень улыбки.
– Хорошо, советуйтесь с посольством, – сдался Плетнев. – Сколько времени вам понадобится, чтобы сделать телефонный звонок – пять минут, десять?
– Полагаю, что на решение этого вопроса уйдет гораздо больше времени, мистер Плетнев, до нескольких часов.
– Почему так много?
– Есть некие нюансы, которые не позволяют решать эту проблему в спешке.
– Что за нюансы?
– Ну вы же дипломат… – развел руками американец, сопроводив этот жест лукавой улыбкой.
* * *Москва, гостиница «Ленинградская-Хилтон»
Вишнев вот уже битый час стоял у гостиничного окна и смотрел на утреннюю Москву. Рядом на кровати лежал Чак Коламбус, причем он завалился туда прямо в одежде, и даже не удосужившись снять обувь. Крепкий сон никак не брал гримера, поэтому он периодически открывал глаза, и каждый раз его взгляд натыкался на спину стоявшего возле окна напарника. Наконец, когда американец в очередной раз застал ту же картину, он не выдержал:
– Вам не надоело маячить у окна, мистер Морган?
Он не употребил подлинное имя дипломата из-за осторожности – вероятность наличия подслушивающих устройств в номере была велика.
– Я люблю смотреть на города, в которых бываю, именно в такие часы, когда они только-только просыпаются.
Вынужденный скрывать свои подлинные мысли и чувства, Вишнев на этот раз не сильно лукавил: он понимал, что если операция американцев по вывозу его из России удастся, то больше этот город, в котором родился и прожил всю жизнь, ему никогда своими глазами увидеть не доведется. Поэтому, вглядываясь сейчас в очертания Москвы, он старался сохранить в памяти милые его сердцу черты. Перед его взором открывалась Каланческая площадь, где он когда-то, еще мальчишкой, бегал в соседний кинотеатр, поскольку жил поблизости – на Сухаревке. В шаговой доступности от них было сразу три кинотеатра: «Уран» на Сретенке, «Форум» на Садово-Сухаревской и «Перекоп» рядом с Каланчевской. «Странно, что испытывая неприязнь к современной России, я продолжаю любить Москву, – размышлял Вишнев. – И это при том, что от того города, в котором я когда-то родился, практически мало что осталось. Тогда почему я боюсь его потерять? Может быть, потому, что понимаю: за границей мне будет еще хуже? Что никакой Нью-Йорк или Лос-Анджелес не заменят мне этих переулков и площадей, что открываются сейчас перед моим взором? Что за чушь! Надо гнать от себя эту ностальгическую муру и не распускать нюни. Такие люди, как я, нигде не пропадут».