Там были еще стихи – непривычные, странные и прекрасные; Эльфу казалось – от строк веет музыкой, ласковой и почему-то печальной. Он и не знал, что Люди способны на такое.
"…Я обещал тебе, любовь моя, рассказать об Учителе. Я стоял на страже, когда он подошел ко мне. Он назвал меня по имени – до сих пор удивляюсь, как он помнит всех нас, – и спросил, что меня тревожит. Я не хотел отвечать – подумал, какое ему дело до таких пустяков? Но он посмотрел мне в глаза – показалось, он читает в моем сердце, и я рассказал ему все о нас. Все, от начала до конца. И, когда я окончил рассказ, то увидел, что он улыбается. Чуть заметно, уголком губ. Он сказал: «Я хотел бы побывать на вашей свадьбе. Услышать, как поет Илха, твоя госпожа… – а потом остановился и закончил уже совсем другим голосом. – А впрочем, не стоит». И, знаешь, что-то было в его голосе такое, отчего у меня сжалось сердце. Я понял – ведь его лицо изуродовано, и он не любит появляться на людях, особенно в час их радости. Знаешь, когда он улыбается, в ранах выступает кровь… Я не знаю, почему они никак не заживают – так долго… Я даже слышал однажды, как его называли – «Тот, кто не улыбается»…
Я что-то говорил ему, сам не понимая, что говорю, что-то доказывал, убеждал… А он вдруг сказал так грустно: «У тебя доброе сердце, мальчик». И ушел. Я смотрел ему вслед, и внезапно понял, как невероятно одинок этот мудрый и сильный человек. Как беззащитен – при всей своей силе. То бремя, что легло на его плечи, не по силам простому смертному. А он – один. Судьба слишком жестока; разве он менее заслужил счастье, чем мы?.."
Ниже была приписка – неровным торопливым почерком:
«Я перечел письмо. Не знаю, можно ли писать такое, не кощунство ли – даже думать так. И неожиданно поймал себя на том, что совершенно забыл: ведь он…»
Здесь запись обрывалась.
…Вскоре он познакомился и с хозяином этой обители – светловолосым золотоглазым северянином лет двадцати двух. Звали северянина Хонахтом, и оказался он вовсе не книжником, как полагал Элион, а воином. Зачем ему столько книг – он, конечно, объяснял, но Элион до конца так и не понял; для него это мало вязалось с обликом воителя.
Говорить с человеком было странно, иногда тяжело; Элион зачастую не понимал его. Но человек не был ему ни ненавистен, ни неприятен: не враг, просто – другой. Однажды Элион решился высказать ему одну неотвязную мысль:
– Послушай, на что тебе Тьма? Я же вижу – в тебе зла нет. Все еще можно исправить. Ты умен, ты способен понять ошибку… Принеси покаяние, пади на колени перед Великими – ты будешь прощен, верь мне! Ведь ты просто обманулся, запутался…
Человек помолчал немного, потом сказал:
– Знаешь, почему я останусь здесь?
Заглянул Эльфу в глаза и продолжил тихо и очень серьезно:
– Учитель никого не заставляет становиться перед ним на колени.
"…Ты знаешь, что равным воинскому искусству почитаю я искусство исцеления, потому и призвали меня к этому пленнику. То был Эльф из племени Нолдор, и, увидев его, я ужаснулся: я понял, что он сходит с ума. Может, по недомыслию, может, по какой другой причине его заточили в подземелье. Вечное безмолвие и мрак могут свести с ума человека; для Эльфа же это поистине подобно смерти. Вид его был страшен; он бредил, он плакал и проклинал в бреду, он молился, он говорил что-то о звездах и свете… И тогда я вывел его к свету. Он немного пришел в себя, и, знаешь, что-то перевернулось у меня в душе, когда я увидел, как он тянется к солнцу. Словно беспомощный ребенок, ищущий защиты. Тогда-то я и понял, почему Учитель называет Элдар бессмертными детьми… Я понимал, что вернуть его во мрак означает убить его. И я просил милости для него у Учителя. Я просто не мог по-другому.
Так случилось, что теперь он живет у меня. Его имя Элион, Сын Звезд. Он убежден в том, что все мы – враги, но, как ни странно, кажется мне, что он способен понять нас. Сам не заметив того, я привязался к нему; да и он, хотя почти не покидает покоев и все еще смотрит на меня с опаской, думаю, начинает мне доверять. Он – словно ребенок, и я все время забываю о том, что, быть может, ему сотни лет. Он напуган, он не имеет смелости поверить нам – ему внушили, что мы злобные чудовища, прислужники Врага, во всем он видит хитрость, ловушки, коварство… Он не может забыть того, чему его учили. А нас учили по-другому…
Он думает, что и меня тоже обманули. Мне трудно объяснить ему, что это не так. Странно думать, что, при всех дарах, которыми наделены Элдар, люди зачастую оказываются мудрее их. Старше – мы, столь недолговечные по сравнению с ними, бессмертными. Может быть, потому, что мы способны меняться. Я хочу понять их. Но захочет ли Элион понять нас, людей? – не знаю…"
Человек в черном остановился.
– Хонахт!
Северянин почтительно склонился перед ним:
– Приветствую тебя, Властелин…
Эльф отступил в тень, пристально разглядывая того, кого назвали Властелином. Это тонкое лицо было бы, наверное, самым прекрасным из тех, что доводилось видеть Элиону, если бы не несколько свежих шрамов… А глаза – светлые, ярче эльфийских. Казалось, он излучает силу и какое-то ласковое сочувствие. Элион почувствовал, что невольно начинает поддаваться непонятному обаянию этого человека. Его душа – душа умеющего ценить красоту – была переполнена горечью. Словно кто-то изуродовал великолепное произведение искусства – наверно, это сравнение пришло потому, что человек пытался сохранять неподвижность лица; Элион вспомнил о строках письма – кровь выступает, когда он улыбается. Какая-то смутная тревога зашевелилась в сердце Нолдо.
– Что же отец госпожи Илхи?
– Он не дает согласия, – скупо ответил воин.
– Но почему? Ты умен, отважен и благороден; даже королю не зазорно иметь такого зятя.
Хонахт смущенно опустил глаза и заметно покраснел:
– Он говорит – я слишком молод, Учитель.
Элион расслышал только слово «Учитель». «Наверно, это все же кто-то из Забытых Богов. Но что же ему делать здесь, во вражьей крепости? Или Ангамандо – это что-то иное, не то, что мы думаем?..» Здесь он никогда не чувствовал ни ненависти, ни враждебности к себе: разве что настороженное любопытство.
– Как ты думаешь, Хонахт, если я попрошу его – может быть, он согласится?
– Ты, Учитель?.. – Хонахт был растерян и явно не знал, что говорить.
– Да. Почему бы и нет?
– Но… ведь это такая мелочь…
– Ты и Илха – вы любите друг друга. Разве счастье двух людей может быть «мелочью»? Как ты думаешь, тогда отец даст согласие?
– Конечно! Но…
– Значит, решено. Через два дня на Север отправляется гонец. Он повезет еще одно письмо. Я сегодня же напишу его.
Хонахт преклонил колено:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
