– О чем ты? Подойди ко мне. Подними голову. Теперь говори.
Хонахт почувствовал, как комок подкатывает к горлу:
– Учитель… Мне показалось – я оскорбил его чем-то… обидел… Вот он и ушел… Я привязался к нему… Если бы ты знал, как он дорог мне, Учитель! И я сам, сам сказал ему – если хочешь, уходи… Он даже не обернулся… А я… Больно мне, Учитель, как же мне больно… Учитель…
Хонахт опустился на колени и склонил голову. Вала осторожно провел рукой по его волосам:
– Как кусок живой плоти вырвали, и рана кровоточит… Руки опускаются, и кажется, что легче умереть. И кажется – заплакал бы, если бы смог… Я знаю такое.
– Да, да…
– Ты прав, мужчины не плачут. Но ты не стыдись слез. Тяжело терять друзей. Сейчас можно. Плачь.
– Учитель… Ты говорил – мы должны быть сильными…
– Это не слабость. Поверь мне. Сейчас никто больше тебя не видит, только я. Плачь, мальчик мой, это ничего, иногда так нужно.
Он плакал – тяжело, неумело, – и говорил что-то сквозь стиснутые зубы. Когда, немного успокоившись, снова начал воспринимать окружающее, понял, что Учитель – на коленях рядом с ним, а он сидит на полу, уткнувшись в грудь Мелькору, и руки Учителя осторожно касаются его лба, висков, сердца, и становится глуше боль.
– Надо же… как мальчишка… – криво улыбнулся Хонахт. – Что я нес?
– Ничего.
– Прости, Учитель. Я пойду. Я должен…
– Иди к себе. Тебя заменят. Собирайся в дорогу: поедешь домой.
– Не надо, Учитель! Я виноват, но только не это! Лучше прикажи казнить меня!
– Посланником, Хонахт, посланником.
Усмехнулся уголком губ:
– Я жду тебя назад. Но – не раньше, чем через месяц. После свадьбы.
– Учитель!..
– Подожди меня здесь.
Вала поднялся и вышел. Хонахт остался сидеть, нелепо улыбаясь. Если ночь в дороге, то через два дня…
Учитель вскоре вернулся. Заговорил властно – только глаза улыбаются еле заметно:
– Рыцарь Хонахт, эти послания должны быть доставлены вождю Клана Совы не позднее, чем через три дня.
– Повинуюсь, Учитель!
Юноша вскочил было, но Вала остановил его:
– Постой; еще одно. Вот, возьми: это свадебный дар твоей госпоже.
На ладони Валы лежала серебряная фибула – крылатая змея с сияющими глазами. Хонахт вспыхнул:
– Но, Учитель…
– Бери, воин. И будьте счастливы.
Юноша выбежал из зала. Вала смотрел ему вслед:
– Мальчишка!
«Но вы еще встретитесь. Ты не забудешь. Он – тоже. Я знаю, как это – терять. Ты еще можешь плакать. Боль уйдет – останется память. Память…»
…Его не принял Свет, он не обратился к Тьме. Его отвергли родичи – ведь он вернулся из плена, а на таких смотрели с подозрением. А он был горд и не желал выслуживать доверие. И еще – сознавал, что никогда уже не станет прежним. Воистину, с горечью думал он иногда, мысли мои отравлены Тьмой… Иначе как объяснить эту странную тягу к Людям, чуть ли не зависть… Но гордость Нолдо не позволяла ему идти к Смертным. И Элион стал изгоем, как и многие в те времена – Люди ли, Эльфы… Со временем он стал предводителем изгнанников, стоящих вне закона.
Бесприютная жизнь в лесах и презрение Нолдор изменили его; теперь он мстил за то, что случилось с ним, всем: и Нолдор, и Людям, и слугам Врага. Он ожесточил свое сердце, и никто не знал пощады от него. О Хонахте он старался не вспоминать. Усердно, зло вытравляя из сердца и память, и тоску по другу – теперь он не боялся этого слова. Но Элдар не умеют забывать.
Он шел по лесу – без какой-либо особой цели, когда услышал стук копыт. Он отпрыгнул с тропы и затаился. Из-за поворота показался всадник – статный юноша в черном на вороном коне; остановился, огляделся, словно ощущая чье-то присутствие – и в это время, приглядевшись, Элион узнал его.
– Хонахт!
Юноша резко обернулся на голос, внимательно вглядываясь в появившегося перед ним на тропе Эльфа.
– Хонахт… ты? Откуда?..
– Ты знаешь имя моего отца, Эльф? – растерянно и в то же время настороженно спросил всадник, спешиваясь.
Элион забыл, что для людей время идет, что северянин не мог не измениться за двадцать лет. Да, лицо другое… и все-таки – как похож…
– Ты – сын Хонахта? Как твое имя?
– Элион, – юноша гордо выпрямился – почти вровень с Нолдо.
– Как?!.. Почему?..
– Может быть, ты хотя бы назовешь свое имя, Эльф, прежде чем требовать ответа от меня?
Эльф не обратил на вопрос никакого внимания:
– Ты действительно сын Хонахта? И имя твоей матери – Илха?
– Да…
– Почему – Элион? – допытывался Эльф. Юноша растерялся окончательно:
– Отец говорил – так звали его друга.
Друг. Никто так не называл его. Никогда.
– Когда он… служил в Ангамандо?
– Он и сейчас воин Твердыни. Почему ты…
– Я – Элион.
– Ты? – юноша неожиданно улыбнулся. – Вот отец обрадуется! Он так хотел встретить тебя… Едем со мной!
– Куда?
– В Аст Ахэ!
– Не сейчас, – после минутного колебания ответил Эльф. – Но я подумаю, обещаю тебе. Я подумаю…
Те, кому суждено встретиться, встречаются. И дорого дал бы Элион, чтобы этой встречи не было никогда.
Человек стоял у дерева, отчаянно обороняясь. Изгои окружили его, точно волки, готовые броситься на добычу всей стаей; будь их воля – изрубили бы в куски, но человек защищался умело, и меч с Заклятьем Ночи на клинке разил без промаха.
– Хонахт! – хрипло крикнул Элион.
Человек обернулся на голос, открывшись всего на мгновение – но и этого было достаточно: два удара – в грудь и в живот – настигли его. Сдавленно вскрикнув, Элион рванулся к человеку, поддержал – остальные смотрели на него с недобрым недоумением.
– Твари! – прорычал Эльф. – Носилки, живо! Ко мне!..
– …Как же так, Хонахт…
– Не казни себя… друг… – человек слабо улыбнулся. – Видно, мой час пришел. Глупо как… Он ведь говорил… Не нужно мне… на Пограничье… А я искал тебя… Жаль вот, меч… сыну передать… не успел…
– О чем ты? Я вылечу тебя, вот увидишь! Я все же Нолдо, мы умеем…
– Благодарю… друг…
И вдруг неожиданно остро Элион понял, осознал – ведь Хонахт может умереть, умереть прямо сейчас, и так и не узнать ничего… Ведь столько лет гордость Нолдо не позволяла ему быть честным даже с самим собой. «Нет, он не умрет. Он не может умереть, потому что я все, все расскажу ему, и тогда только и начнется жизнь… Он не сможет умереть!»
Элион заговорил – быстро, словно боясь не успеть:
– Знаешь, я только сейчас понял… Не во вражде дело: непонимание. Я ведь испугался тогда, когда осознал, что он… что он – Мелькор. Не разобрался, не почувствовал, значит – «мысли отравлены ложью Врага» – ведь так говорят. Ты пойми, ведь нас всех так учили. С детства вбивали в голову: он – Враг. Я ведь его и не видел никогда прежде – я уже здесь родился… А тут – все по-другому. От него – как волны тепла и какой-то печальной доброты. И потом – он же Властелин, а ты – простой воин… разве я посмел бы говорить так с сыновьями Феанаро? Странно… И, знаешь… теперь я хотел бы говорить – с ним. Мне почему-то кажется – он не прогнал бы меня, как… как мои соплеменники. От меня ведь даже брат отвернулся. А я сам? Разве же я знал, что все – так? Понимаешь, люди… вы – совсем другие. Мы все думали, Элдар – высшие, Нолдор – избранные из высших; а рядом с тобой я даже тогда себя мальчишкой чувствовал. Только признаться в этом не хотел. Даже себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
