— Да нет, Андрей Николаевич, спасибо, только я сам потихоньку. Как там говорят: «Язык до Киева доведет». Думаю, не потеряюсь.
— Не скажи, город — не тайга…, в тайге проще. Ладно, сейчас приедем, я билетами займусь, а ты чемодан в камеру хранения, а сумку с собой возьми. Да, деньги и документы с собой, только поглубже спрячь. Адрес то приятеля есть!?
— Есть, только… это…, где работает, — Оула вдруг почувствовал всю зыбкость принятого решения.
— Ну-ну, конспиратор. Всю жизнь за тобой тайны тянутся. Темнишь все… Ладно, делай, как знаешь. Из-за границы вернулись, так что твоя воля, — Бабкин сказал это почему-то с сожалением.
— Спасибо, Андрей Николаевич
Получив исправленный билет и попрощавшись с земляками, Оула шагнул в Москву, которая его тут же подхватила и швырнула в самую гущу людской стихии, закружила и понесла как щепку по горной реке, с маха швыряя на свои каменистые берега, затягивая в человеческие водовороты.
Ориентироваться в Москве оказалось далеко не просто. Даже спросить что-нибудь оказалось проблемой. Через несколько попыток Оула понял, что таких как он в этом гигантском городе большинство. Тем не менее, через час с небольшим он уже поднимался по узкому и грязному Трубному переулку. Редакция журнала «Северные дали» располагалась в цокольном этаже мрачного дома, стоявшего на самом взгорке. Внутри помещение было подстать переулку, столь же тесным, серым, замусоренным. Длинный, узкий коридор, маленькие комнатки, в которых квадратные окна, задранные к самому потолку то и дело демонстрировали ноги прохожих, были душные и будто пыльные.
— Как мне Виталия Николаевича Богачева увидеть? — задал вопрос Оула крупной даме, торопливо курившей на маленькой площадке перед коридором. Явно нервничая, она часто меняла опорную ногу, отчего казалось, что дама топчется на одном месте.
Не получив ответа, Оула повторил вопрос громче, хотя и первый раз говорил не тихо и вразумительно.
— Простите, вы не подскажете, как мне увидеть Богачева Виталия Николаевича?
Подняв высоко сигарету, словно боясь, что внезапный посетитель может ее отнять, дама капризно выгнула губы и раздраженно ответила: — Не подскажу.
Пожав плечами, Оула прошел по коридору и открыл ближайшую дверь.
— Кого, кого? — ответила ему сидящая за пишущей машинкой еще одна дама, но гораздо моложе и приятней наружностью.
Оула повторил.
— Ой, вы знаете, а он давно здесь не работает, — извиняющим тоном проговорила дама.
— Как не работает? — растерялся Оула. — А куда он…, где его искать!?
— Не знаю… Подождите, если Анатолий здесь…, — она быстро встала и, выйдя в коридор, громко позвала: — Толя… Барыкин?!..
— Я здесь, — отозвался приглушенным эхом тупик коридора.
— Слева предпоследняя дверь, — проговорила приятная дама и, мягко улыбнувшись, добавила: — Они дружили.
— Спасибо… — попытался улыбнуться в ответ Оула.
— Да, да, уволился и, знаете, давно, наверное, с год будет, — ответил высокий, бородатый парень Толя. Он рассматривал слайды, в беспорядке разбросанные на светящемся столе. — Новое место? — не отрываясь от очередного слайда, переспросил он. — Знаю, он уходил в «Молодежный журнал», знаете на Маяковке рядом с… Ах, вы приезжий, ну тогда сейчас схемку нарисую. Только вот работает ли он там!? С тех пор мы не виделись и не звонили друг другу…
Через час Оула поднимался по литым ступеням старого особняка. Таблички с названием журнала, под которыми стояли стрелки, все уходили и уходили вверх, пока Оула не оказался в мансарде здания.
— Богачев…, Богачев…, Богачев…, а-а, вспомнила! Виталий Богачев, живой такой…, жизнерадостный. Работал месяца два и ушел, или его «ушли», не знаю… — весело ответила немолодая, тучная секретарша в толстенных очках. — Я слышала, что он вроде бы как в заводской многотиражке трудится… Это совсем рядом от метро «Автозаводская».
Голова уже давно шла кругом. Тем не менее, через полтора часа Оула уже беседовал с увы, бывшими коллегами Виталия Богачева.
— Ушел…, совсем недавно…, месяца два или три… — чуть не хором ответило сразу несколько человек. — А точнее, сразу после Нового года.
Трое молодых парней и две явно перезревшие девицы масляно щурились от весеннего солнца и сигаретного дыма. Они курили, пили кофе и внимательно рассматривали необычного посетителя.
— Где он сейчас?.. Кто знает? — обернулась к остальным одна из девиц. — Не-ет, к сожалению, мы не знаем…
— А домашний адрес? — Оула почувствовал, как безнадежно теряет Виталия Богачева.
— У нас раньше комнаты были рядом…, — проговорил один из парней, — а уволился, комнату забрали…
«Все, — думал Оула, медленно идя к метро, — значит не судьба свидеться с Виталием… Ну, ничего, — утешал он сам себя, — может, еще на поезд успею?…»
— Извините, пожалуйста, — вслед за дробными каблучками послышался сзади негромкий женский голос.
Оула обернулся. Перед ним остановилась миловидная, средних лет женщина в легком расстегнутом плаще.
— Еще раз извините, это вы искали Виталия Богачева?
— Да, — ответил рассеянно Оула.
— Я его знакомая…, была…, — женщина немного смущалась и бросала осторожные взгляды по сторонам и назад, — он на «Речном вокзале»… Вы приезжий?.. Это конечная…, там гастроном…, рядом с выходом…, вот… он в нем и работает…, найдете… Да, садитесь в первый вагон, — и резко повернулась, успев тихо проговорить «всего хорошего», быстро пошла назад.
Через полтора часа вместе с людской массой Оула вынесло наружу. Слева от входа, шагах в сорока блестел стеклянными витринами гастроном.
Оула решительно направился к магазину, но вдруг на середине дороги остановился: «Ну и что же я ему скажу!?.. Мол, здравствуй, Виталий Николаевич, как живешь?!.. И почему, собственно говоря, он журналист, а работает в гастрономе? Может, пишет про тяжкий труд работников торговли!?.. Или…»
— Эй, дедуль, лыжню…, не спать, не спать на ходу…, — и тут же несильный толчок развернул Оула. Спохватившись, он торопливо вышел из людского потока и, отыскав скамейку, сел на краешек.
«Так, что же я скажу Виталию!?..» — думал Оула, глядя на остатки грязного, замусоренного льда.
Решение встретиться с журналистом Виталием Богачевым Оула принял неожиданно для себя. Оно возникло утром, буквально часа за два до прибытия поезда в Москву.
События последних дней — встреча с Финляндией, отчим домом, матерью, своим прошлым настолько потрясли Оула, что он еще больше растерялся. Как бы не представлял себе эту встречу, как бы к ней не готовился, результат его ошеломил.
Главная и самая желанная мечта — увидеть свой дом, грела его все эти годы, не давала покоя, держала в определенных рамках, делила Оула, резала его живого на две части — сбылась. Свершилась, а внутри, в душе образовалась пустота. Глухая, гулкая, холодная пустота…
Все стало вдруг непонятным. Появились вопросы, сотни, тысячи вопросов. И самый важный вопрос: «Как жить дальше? В чем смысл его жизни? Почему так произошло, что его маленький народ растворился. Исчезла его культура. Она попросту переселилась в сувенирные магазины и киоски. Ей торгуют за мелкие деньги.»
Оула прекрасно понимал, поскольку с детства видел рождение и смерть, что все на Земле когда-то появляется, а затем уходит. «Рождаются люди, звери, деревья… Приходит время, и они умирают. Это происходит в основном оттого, что проходит отпущенное природой время. И целые народы когда-то родились, — рассуждал Оула, — родились и уйдут. Но почему они должны уходить не по зову природы, а по чьей-то прихоти, почему посторонние люди могут вмешиваться в чужую жизнь, почему рушат то, что сотнями лет строилось!?» Почему на его земле больше других, посторонних людей, а саамы, хозяева стесняются жить так, как они всегда жили и делать то, что они всегда делали?!.. Почему одеваются под других, почему ведут себя как другие.
Почему так рвется сердце!?.. Почему так больно?!.. И самое страшное, что все это придет и к ним на Ямал, в северную Сибирь! А когда спохватятся, когда поймут, что если потерять всего лишь одно звено цепи, то вся цепь развалится — будет поздно.
И опять Оула не будет спать. Теперь он уже никогда не успокоится. Но что он может сделать!?..
Оула хотелось поделиться наболевшим, посоветоваться, может есть какой-то выход, может просто устарел и напрасно баламутит воду?.. А с кем? Ведь не с Бабкиным или Барановым. Это посторонние. Хоть и свела их судьба с Севером, но «сколько волка не корми…» У Бабкина квартира в Тюмени, а у Баранова и вовсе в Москве… Не-ет, они по разную сторону фронта с ним…
Вот и пришла мысль о знакомом журналисте Виталие Богачеве, который так смело и прямо рассуждал, когда гостил у них в тундре. Оула помнил, как он искренне переживал с ними вместе за последствия разработок газовых месторождений, об опасности трубопроводов и дорог, сомневался в красивых посулах руководства края и так далее, и тому подобное.
