— Моя дорогая? — обеспокоенно обратилась к ней леди Эйлау. — Что-то не так?
— Розалия, — коротко ответила Клаудия. — Я должна помочь Стелле.
— В таком случае…
Клаудия не стала дожидаться обещаний феи или дозволения уйти. Она сорвалась с места, открыла двери раньше, чем это сделали стражники, и исчезла, оставив после себя всколыхнувшуюся магию внутри Пайпер.
Вот тебе и поддержка, за которую с неё спросят. Отличное начало, ничего не скажешь. И двух минут не прошло!
— Что ж, — вздохнув, повторила леди Эйлау, — полагаю, если бы это было издевательство, оно бы растянулось и превратилось в воистину восхитительное зрелище.
Пайпер сжала кулаки, уговаривая себя быть спокойной и собранной. Это лишь разговор, пусть и без Клаудии, которая сначала согласилась остаться и поддержать её, а потом бросила, поняв, что Стелле нужна помощь с Розалией… Пайпер остановила взгляд на пустой чаше с вином, которую леди Эйлау взяла и наполнила.
Как Клаудия смогла понять, что Стелле нужна помощь с Розалией?
— Ты доверяешь ей, — скорее констатировала, чем спросила леди Эйлау, протягивая ей чашу.
Пайпер с дежурной улыбкой, стоившей ей неимоверных усилий, взяла чашу и ответила:
— Я доверяю Третьему, а он доверяет Клаудии.
— А ты знаешь, почему он доверяет ей?
Ответ казался очевидным, но Пайпер молчала, крепко вцепившись в чашу с вином. Она не собиралась ни пить, ни есть, всё ещё держалась исключительно благодаря магии Третьего, который не сумел убедить её по-нормальному поесть. Его аргументы были железными, зато взгляд слишком мягким, чтобы Пайпер сдалась перед ним. Вот если бы на неё смотрела Клаудия, она бы несколько раз подумала, прежде чем отказаться.
— Говорят, — так и не дождавшись ответа, произнесла леди Эйлау, — что Клаудия — первый человек, которого Третий встретил, когда… всё это закончилось. Говорят, она была простой девушкой без магии, силы или оружия, только с проклятием, которое терзало её день и ночь, и она вправила Третьему мозги. Ни магии, ни очарования. Элементарная сила духа и желание защитить его.
Пайпер начинало казаться, что она лезет во что-то крайне личное. Так было и в самом начале, когда она согласилась вместе с Третьим оставить крепость Икаса — казалось, будто её, сломанную деталь, не пригодную к работе, засунули в идеально функционирующий механизм. Клаудия имела полное право злиться на неё и подозревать во всём, и даже сейчас, когда леди Эйлау зачем-то говорила ей об этом, Пайпер не была намерена менять своего мнения.
— Говорят, — вздохнула фея, отведя глаза в сторону, на шпалеру с засохшими цветами, — что она — единственная, кто видел все его слабости. Она не знала его как великана, которым он был до Вторжения, но она стала той, кто помог ему стать кем-то большим, чем просто Третий. Понимаешь меня?
— Нет, — честно ответила Пайпер. Она предполагала, что Третий, не помнивший своего имени, но знавший, кем он был до Вторжения и становления сальватором, начнёт воспринимать себя иначе, но не думала, что всё настолько серьёзно и что роль Клаудии в его жизни настолько важна.
— Жаль, — коротко, скучающе ответила леди Эйлау, и вдруг мгновенно оживилась и спросила с неприкрытым интересом: — А что насчёт Магнуса?
— Э-э…
— Ты знаешь, почему он так много пьёт и спит едва не с каждой женщиной, которая соглашается на это?
— Ну-у…
Что это за допрос с пристрастием такой?.. Пайпер думала, что леди Эйлау будет интересоваться ею, её магией и Переходом в этот мир, а не людьми, с которыми явно была знакома лучше.
Фея ждала ответа, Пайпер поняла это по испытующему взгляду тёмных глаз в обрамлении пушистых ресниц, но так и не озвучила его.
— Магнус ненавидит себя, — с широчайше улыбкой, которую только Пайпер видела, сказала леди Эйлау. — Ненавидит с самого детства, потому что считает, что не сумел защитить мать от деспотичного и жестокого отца, который присвоил себе всё её наследство. И после, годы спустя, когда у него была возможность вернуть это наследство, по праву принадлежащее ему… Всё, что он сделал — это пьянствовал без остановки и спал со всеми подряд. Магнус разрушает себя даже сейчас, ведь он думает, что заслужил это. Он думает, что свёл свою мать в могилу. Ты об этом знала?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пайпер нервно сглотнула.
Ей не следовало этого знать, особенно от кого-то вроде леди Эйлау. Пайпер сомневалась, что Магнус и Клаудия настолько доверились ей, что позволили трепать о своих жизнях направо и налево. Даже если Пайпер действительно было интересно, — из-за чего, в свою очередь, ей становилось противно от самой себя, — она не хотела слышать это сейчас.
— А что насчёт Стеллы? — не унималась леди Эйлау. — Ты знала, что она и Катон…
— Хватит, — выдавила Пайпер, сжав чашу так сильно, что она сломалась.
Глиняные осколки полетели на пол, вино выплеснулось на одежду и руки. Леди Эйлау улыбалась, смотря на неё, ждала продолжения, и потому Пайпер продолжила:
— Мне нет дела до того, что с ними произошло и происходит прямо сейчас. Мне…
— Тебе плевать, что странно и подозрительно. Как ты сумела расположить Третьего к себе, если ничего ни о нём, ни о его кертцзериз не знаешь?
Пайпер сжала губы, проглотив дальнейшую часть ответа, и вместо него сказала:
— Я знаю Третьего.
— Нет, — покачав головой, возразила леди Эйлау. — Ты не знаешь его.
— Я знаю. Я…
Нет, говорить о том, что было в храме целительниц, нельзя, даже если это было огромным шагом вперёд, даже если после этого она чувствовала, что всё не так уж и плохо.
— Разумеется, ты знаешь, — согласилась фея едким тоном. — Ты знаешь, кем он был и кем стал, знаешь, о чём думает и чего боится. Ты знаешь, как сильно он страдает из-за того, что больше не является частью своего рода. Разумеется, ему никогда не продолжить его, ведь твари отняли у него эту возможность, но…
Она неопределённо махнула рукой, описав в воздухе то ли треугольник, то ли овал, и со скучающим выражением лица уставилась на Пайпер.
— Ты всё это знаешь, верно?
Пайпер сжимала челюсти, запрещая себе даже реагировать на слова леди Эйлау, и неизменно повторяла про себя одно: «Тебя это не касается, не касается, не касается, не …»
— О, моя дорогая, — в притворном ужасе Эйлау соскочила с кушетки, обогнула стол и присела возле Пайпер, мягко коснувшись её рук, всё ещё залитых вином. — Не нужно так переживать, Третий не евнух…
— Так, всё! — Пайпер поднялась на ноги, отбрасывая руки феи. — С меня хватит!
Ансель говорил о городе света и знаний как о месте, где можно найти ответы на все вопросы. Ещё до того, как Катон раскрыл, кем она является на самом деле, Ансель выражал надежду, что в Тоноаке найдётся что-нибудь, что поможет Пайпер справиться с её проклятием, которым она тогда прикрывалась, как щитом. Это создало вокруг Тоноака и его правительницы завесу тайны, такой же чарующей, как вокруг Тайреса, но Пайпер не думала, что всё будет настолько плохо.
— Меня едва не убили, — прошипела Пайпер, — и последнее, о чём бы я стала думать, так это о ваших странных откровениях, которые меня никак не касаются!
— Я лишь хочу понять, что в тебе особенного, раз ты смогла так изменить Третьего. Мне хватило всего одного взгляда, чтобы понять: передо мной уже не тот сальватор, которого я видела раньше.
— Это можно сделать и без глупых проверок и раскрытия чужих тайн!
Пайпер развернулась, готовая, если придётся, с боем отвоёвывать право покинуть помещение. Магия всё ещё молчала, будто не видела ничего противоестественного в словах и действиях леди Эйлау, вслед за Пайпер поднявшейся на ноги. Фея лёгким шагом проводила её до дверей, которые никак не желали поддаваться, и невесомо толкнула их. Пайпер вылетела в коридор, ругая себя за импульсивность, агрессивность и недоверие ко всем на свете, остановилась, не увидев Эйкена и почувствовав, как воздух заискрился от чар.
Леди Эйлау холодно смотрела на неё, сложив руки перед собой. Её голос, когда она заговорила, напоминал тресканье льда:
