Но Эйлау довольствовалась словами, прямолинейными и настойчивыми. Она знала, что Первую лучше не злить, что теперь Третий уж точно убьёт любого, кто посмеет навредить ей хотя бы словесно, но не поддаться искушению было сложно. Тоноак был самым живым и цветущим местом во всех Диких Землях, но даже он со временем становился скучным, серым и даже мёртвым. Лишь многочисленные гости, среди которых всегда были люди, делали его ярче.
Эйлау с особым вниманием следила за сменой эмоций на лице Пайпер. Одно из немногих извращённых удовольствий, ещё доступных в этом мире — обладать знаниями и дразнить ими других, особенно тех, кто, в теории, должен уже располагать ими. Даже если родной мир считается Вторым.
— Что такое кертцзериз? — наконец спросила Пайпер, едва не зажевав вопрос в недоверии и смущении.
Прелестная девочка. Эйлау надеялась, что её сломали недостаточно, иначе это будет очень горько.
— Особая связь, священная для великанов, — пожав плечами, пояснила она.
— Это я знаю, но что конкретно она из себя представляет?
Прелестная девочка. Её любопытности можно только позавидовать, и то исключительно в положительном ключе.
— Не великанам никогда не понять сути этой связи, — будничным тоном начала Эйлау, медленно переводя взгляд с одного присутствующего на другого. Исключая её, Мелину и Пайпер, остальные были кертцзериз, но лишь в одну сторону. — Но говорят, что кертцзериз — это часть души.
— Родственные души что ли? — непонимающе уточнила Пайпер.
— Нет, ни в коем случае. Родственные души — это выдумка, ты разве не знаешь? Как это глупо: утверждать, что душе одного живого где-то предназначена душа другого живого… Это не может быть так просто. Мы, феи, клянёмся душой, но даже наши души нельзя называть родственными.
— И-и-и… — неуверенно протянула Пайпер, после чего осторожно оглядела хмурого Магнуса, спокойную, отстранённую Клаудию, невозмутимую Стеллу и бледного Эйкена, никак не отреагировав на подозрительно сощуренные глаза Мелины. — Что же это, если не родственные души?
— Часть души, — терпеливо повторила Эйлау, улыбаясь. Ей было не до настоящего смеха, но ведь феи клянутся душой, а не телом. — Лишь небольшая её часть, вмещающая любовь и преданность, но иногда даже одной этой части достаточно, чтобы великан чувствовал себя полноценным.
— У Киллиана, например, нет кертцзериз, — неожиданно вмешалась Клаудия, медленно и даже вальяжно складывая руки перед собой. — Третий, возможно, мог бы стать его кертцзериз, но… Нет, — изменившись в лице, исправилась она. — Прошло слишком много времени. Зато Киллиан для Третьего — кертцзериз.
— И впрямь односторонняя связь? — для чего-то уточнила Пайпер.
— И впрямь, — подтвердила Эйлау.
— Мы все люди, — продолжила Клаудия, — но для Третьего стали кертцзериз. Ты с недавнего времени в том числе.
Казалось, в сознании Пайпер произошёл сильнейший сдвиг. Эйлау хлебнула вина, поймав на себе вопрошающий взгляд Мелины, сидевшей по правую руку, но не ответила на него. Гораздо интереснее наблюдать за развитием событий в том случае, если ничего не отвлекает.
— Я? — наконец выдавила Пайпер.
— Нет, что ты, — возразила Клаудия с серьёзным лицом, — я просто пошутила, ведь сейчас самое время для шуток.
Эйлау подавила улыбку, расцветшую на губах. Ей бы стать более серьёзной и внимательной и думать, что она сможет вспоминать об этом разговоре позже, много лет спустя, если всё удачно сложится, но остановиться было трудно. Самые жестокие ситуации всегда встречались ею с улыбкой.
— Ладно, признаю, я глупая, — спустя непродолжительную тишину произнесла Пайпер, скрипнув зубами. Что-то подсказывало Эйлау, что она едва сдерживается, чтобы не схватить лежащий перед ней нож и не пырнуть им Клаудии. Возможно, её останавливал лишь Магнус, даже в таком паршивом настроении способный моментально перехватить её руку. — Что ты хочешь сказать?
— Третий не разбирается в большей части того, что чувствует. Иногда он даже не понимает отношений между людьми. Но он старается. Может, он и не уточняет, в чём суть его любви к своим кертцзериз и какую именно любовь он испытывает к тебе, но я-то знаю, что это лишь потому, что он сам этого не понимает. Мы стали частью его личности и души, и ты, нравится тебе это или нет, тоже. Может быть, даже больше, чем мы. Не забывай, что вы одной магии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— К чему ты это? — пробормотала Пайпер, собрав руки на груди. Спрятать вдруг задрожавшие ладони, всё ещё заметные мозоли и царапины, закрыться ото всех. Эйлау не нужны были чары Сердца, чтобы прочитать это.
— К тому, что завтра тебе придётся отвлекать его, пока мы не сделаем то, что должны.
— Наконец мы дошли до самой интересной части! — восхищённо зааплодировала Эйлау. — Итак, начнём, пожалуй, с…
— Нет.
Это «нет» было сказано таким тоном, что Эйлау сразу почувствовала: секундная пауза позже — предупреждение. Следом за ней была магия, давящая и одновременно яркая, настолько, что Эйлау на несколько секунд потеряла контроль над собственными чарами.
— Однако ты явно умеешь меньше, чем следовало бы, — всё же заметила она вслух.
— Уж извините, — огрызнулась Пайпер и тут же, почти не делая паузы, продолжила: — Я не буду отвлекать Третьего. Он сразу поймёт, что не так.
— Как пожелаешь, — легко согласилась Клаудия. — В таком случае умрёт сначала он, а мы следом за ним, и ты никогда не вернёшься в свой мир.
— Это же не может быть единственным выходом.
— Но является им, — глухо вставил Магнус, закрыв лицо руками. — Ракс… Я не смогу поднять меч.
— Сможешь, — жёстко произнесла Клаудия. — Сможешь и сделаешь.
Стелла, наконец оторвавшись от обеда, целиком и полностью перешедшего к ней в связи с потерей аппетита у остальных, начала:
— Если так нужно, я могу…
— Нет, — перебила Клаудия. — Сокрушитель в твою руку не ляжет, даже не пытайся.
— Он возненавидит нас, — наконец озвучил Магнус то, о чём Эйлау думала с самого начала обеда.
— Ты настолько ранимый? — фыркнув, уточнила Клаудия.
— Я? Боги, Клаудия, я не ребёнок. Мне плевать, если меня кто-то ненавидит. И я смирюсь, если это будет Третий, но… Мне не больно от того, что он нас возненавидит, правда, — с неуместным смешком повторил он. — Мне больно от того, что он поймёт: те, кому он доверял, заслуживают ненависти. Я просто не хочу, чтобы он страдал.
— Но будет, если мы не сделаем этого.
Жаль, что эта самоуверенная смертная девчонка с мёртвыми, что раскрывали ей чужие секреты, изначально не попала к феям. Впрочем, если бы она жила в подобных условиях, пусть и в Диких Землях, она бы не стала такой жёсткой, прагматичной и прямолинейной. Сломалась бы раньше, чем Эйлау успела создать из неё хоть что-то — совсем как Первая, растерянно переводящая взгляд со спорящих Магнуса и Клаудии.
— Он доверяет нам! — почти отчаянно повторил Магнус. — Страхи и сомнения уничтожат его, когда он поймёт, что мы сделали!
— Тогда давай позволим скверне уничтожить его, — не отводя глаз, сказала Клаудия. — Пусть умирает долго и мучительно. Это ведь намного лучше, чем самим разобраться с проблемой, верно?
Возможно, не будь у них так мало времени, она была бы чуть более мягкой. Обратила бы внимание, что бледность Эйкена уже становится болезненной, а тени всё чаще беспорядочно срываются с тела и окружают его, будто хотят защитить. Указала на то, что Пайпер следует поесть по-нормальному, а Магнусу — просто принять неизбежное. Одна только Стелла, казалось, не вызывала у неё вопросов, но наверняка лишь потому, что в волчице взыграли привитые Охотой черты. Или же она просто хорошо прятала свои чувства, поедая цыплёнка, к которому никто, кроме неё, не притронулся.
Для Эйлау люди всегда были самыми загадочными существами Сигрида.
Сдавшись, Магнус наконец взял чашу с вином и в один глоток опустошил её.
— Ещё вопросы? — равнодушно уточнила Клаудия.
Эйлау следила за перекошенным лицом Первой, критически поджатыми губами и злостью, читаемой в золотых глазах. Прекрасное сочетание, способное двигать вперёд. Эйлау искренне надеялась, что девушка поняла: Магнус прав. Третий возненавидит их за то, что они собираются сделать, а после возненавидит себя сильнее за то, что позволил этому случиться. Он сломается раньше, чем поймёт, что так было нужно. Но и Клаудия была права: если они не сделают то, что собираются, Третий умрёт.