мне выбрать новую работу. И я абсолютно доволен.
– Он мне сказал, что звонил вам в тот день, когда мы сбежали.
– Да, звонил.
– И о чем… он вас спросил?
– Он спросил, знал ли я о том, что вы планируете такую экспедицию.
– И что вы ответили?
– Я сказал, что знал об этом.
– Но ведь я ничего не говорила вам о наших планах! Зачем же вы взяли на себя вину?
– Да нет, я всё знал.
Люинь молча смотрела на Рейни. Его глаза были полны безмятежности.
Он проводил Люинь на обзорную площадку. В ранний час тут никого не было. Солнечный свет заливал площадку, в маленьком бассейне беспечно журчала вода.
Люинь встала у стены и стала смотреть на далекие скалы. Теперь она знала, что за узкой красной полосой гор находится кратер, названный в честь Линды Сэ. Он не слишком отличался от тысяч других кратеров, таящихся посреди гор и мирно спавших миллионы лет. Его создал ветер. Он видел, как ветер равняет валы почвы, как вода уходит в небеса, как замерзает лава и превращается в прочнейший камень. Теперь этот кратер стал оком, глядящим в сердце Люинь, горящим глазом, неотрывно смотрящим на звезды. Из-за него немые и темные горы стали светиться.
– У меня один вопрос, – проговорила Люинь, глядя в глаза врача. – Почему так бывает: некоторые люди всегда рядом со мной, но они мне не близки? И почему с другими я вижусь редко, а их тепло ощущаю каждое мгновение?
Рейни передвинул очки на переносицу и указал вдаль, на небо.
– Когда ты была там, ты видела облака?
– Одно маленькое облачко, крошечное, утром второго дня.
– Только такое облачко и можно заметить на Марсе, но этого достаточно, чтобы объяснить всё.
– Что вы имеете в виду?
– Облако состоит из воды. Ее капельки находятся в воздухе далеко одна от другой, и каждая движется независимо. Но поскольку их размер одинаков, они одинаково отражают свет. Этот свет объединяет их, и в одном облаке мы видим целое созвездие капелек.
«Так вот как это получается, – подумала Люинь. – Да, мы одного размера, и нас объединяет свет. Вот как это получается».
Она наконец открыла для себя источник общности с людьми. Все три дня после возвращения из экспедиции она мучительно пыталась понять, почему столь многое из того, что для нее и ее друзей совершенно естественно, для других абсолютно непонятно. Она вспоминала темную танцевальную сцену и споры на борту бурового катера, и ночь в холодной пещере, и шалаш из светящихся оранжевых крыльев, и звонкий смех во время полета по воздуху, и словно бы видела светящееся гало над головой каждого из своих друзей. Это был свет бесконечного поиска ответов и отказа от компромиссов. Теперь она понимала, что это – знак, оставленный процессом роста и взросления. Единственной прочной поддержкой, на которую они могли полагаться, была уверенность в том, что совместные странствия между мирами куда сложнее, чем игры воображения. Их общность можно было целиком приписать этому хаотичному совместному опыту. И это был крепкий фон, это был факт, который не нужно было выводить из аксиом.
Она нашла то, что искала. Ей не нужно было отказываться от перемен, от свободы, не нужно было переживать из-за расставаний, из-за недостатка тепла. Они были одного размера, их соединял свет, он царил между ними.
Наконец она увидела себя ясно, и это позволило ей с собой попрощаться. Она ясно увидела и своих друзей и могла без тревог попрощаться с ними. Она уже больше не боялась одиночества дальних странствий, потому что она и ее друзья были облаком и их соединял свет. Они были семенами от плодов одного и того же дерева. Как бы далеко друг от друга их ни разбросал ветер, внутри них текла одна и та же энергия «ки».
Город просыпался под лучами утреннего солнца. Силуэты Рейни и Люинь темнели на фоне ярко освещенного стекла.
Люинь поглядывала на профиль врача и гадала, насколько хорошо тот понимает ее мысли. Порой ей казалось, что он говорит ей о самых простых вещах, а порой он словно бы предугадывал то, о чем она хочет спросить.
Сегодня Рейни был одет просто – в светло-зеленую полосатую рубашку и серую хлопковую ветровку. Врач стоял спокойно и расслабленно, держа руки в карманах брюк, и смотрел вдаль. Его лицо не выражало никаких эмоций. Как и в первый раз, когда Люинь оказалась здесь, Рейни показался ей похожим на дерево. Он стоял прямо, почти совсем не шевелясь. На дерево походил даже его голос – ровный и мягкий.
Тишина и покой внезапно распались. На площадку выбежал психически больной пациент и стал бить по стеклу кулаками. Примчались врачи и медсестры и увели его. Успокаивающие голоса перемежались с громкими воплями. Весь этот шумный эпизод был похож на порыв ветра, принесший конфликт и тут же унесший всю историю. Оставшаяся пустота стала еще более пустой.
– Доктор Рейни, а я смогу к вам еще приходить?
– Я теперь уже не доктор, – ответил Рейни. – Мое наказание мне и преподавать запрещает. Но в приговоре не сказано ничего о том, что никто не имеет права принимать посетителей. Заходи в любое время.
Люинь улыбнулась.
Она устремила взгляд вдаль, за стеклянную стену, понимая, что один этап ее жизни закончился, а второй только что начался. Она не знала, что таит в себе будущее. Марсианский пейзаж был бескрайним и безмолвным.
Часть третья. Штормовые крылья
Пролог
Ссылка стала фактом только с момента возвращения домой. На протяжении тысячи восьмисот с лишним дней, пока Люинь находилась вдали от родины, она не осознавала, что находится в ссылке. Родина, дом – это было для нее воображаемым местом, жившим внутри ее сердца. Она могла только думать о тепле дома, о его воспоминаниях, его открытости и гостеприимстве, но никогда не размышляла о его форме. Воображение приносило то, что ей было нужно – в зависимости от ее настроения, и образы окружали ее, как воздух. Воздух никогда не противоречил тому, кого окружал, поэтому между Люинь и ее домом не было трения. Расстояние между ней и домом было абстрактной величиной.
И до того, как она покинула родину, это понятие не имело формы. Это было просто нечто намного больше нее самой. И поскольку Люинь была со всех сторон окружена родиной, она не видела ни ее границ, ни ее пределов. И когда она была вдали
