в огромной степени определит этот самый образ жизни. Он ничего не сказал деду, но сразу же стал думать о том, как наилучшим образом воспользоваться этой подсказкой. Ганс явно рассчитывал на его сообразительность.
Руди попытался нарушить неловкую тишину:
– Дедушка, извини за прямоту… Но скажи: ты против расставания с Марс-Сити?
– Почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Думаю, ты понимаешь, что если бы этот вопрос был вынесен на всеобщее голосование, то большая часть молодежи голосовала бы за переселение, чтобы иметь возможность «засветиться» на этом историческом этапе. А Совет в основном состоит из людей в возрасте, для которых их главные достижения остались в прошлом. И, естественно, они будут склоняться к сохранению нынешнего положения вещей. Отдать судьбу принятия решения Совету… это означает, что шансы остаться в Марс-Сити будут максимальными. Я прав?
– Твои рассуждения… являются ли они основой твоего личного решения?
Руди немного растерялся:
– Да. И мне не стыдно в этом признаваться. Скорее всего, большинство людей думает так же, как я.
– Возможно, ты прав, – сказал Ганс. – Но не думаю, что это повлияет на окончательный результат.
– Почему? Я уверен, что повлияет.
– Ты же сам сегодня убедился, что даже при голосовании в Совете ваша сторона имеет высокие шансы на победу.
Руди пытался найти во взгляде деда знаки разочарования или насмешки, но опять ничего такого не заметил. Ганс смотрел на него так, словно читал книгу – сосредоточенно, наблюдательно, но не выдавая никаких эмоций. Почему-то Руди стал побаиваться деда. У него было такое чувство, что Гансу известен каждый шаг в его плане, а сам он при этом никак не мог догадаться о намерениях деда.
Руди предложил деду продлить период дебатов. Ганс предложение выслушал, но не сказал ни слова, сделает это или нет.
Руди вышел из кабинета и какое-то время постоял в коридоре. Он нервничал и не понимал, нервничает ли дед. Руди даже себе не признавался, какова истинная причина его энтузиазма относительно миграции. Он представлял себе немало вариантов будущего, но во всех вариантах он видел себя стоящим на вершинах гор и отдающим распоряжения другим людям, а вокруг него вырастал новый город. Он уже не мог мириться с мыслью о том, что всё это невозможно, хотя и стыдился столь неприкрытых амбиций. В детстве он думал, что вырастет и станет человеком известным, одухотворенным, принимающим только такие решения, которые принесут благо многим. Сегодня он впервые открылся и показал свои истинные желания. Он не знал, был ли это результат волнующего успеха сегодня вечером или на него так повлияли негромкие слова деда.
Борясь с противоречивыми чувствами, Руди услышал прозвучавший с другой стороны коридора веселый девичий смех. Эти милые голоса – и его темная длинная тень на полу, похожая на ржавую железную дубинку… Угасали последние лучи заходящего солнца, сгущались сумерки. Руди не мог сказать, кто тут был более не к месту – он или девушки. Ни с кем разговаривать ему сейчас на самом деле не хотелось, и всё же он, по привычке, направился к комнате Люинь.
Дверь была открыта. Руди увидел Джиэль.
– Руди! – радостно воскликнула она.
Руди кивнул ей и спросил у Люинь:
– Как самочувствие?
Он заметил, что волосы у сестры растрепаны, а на лбу блестят капельки испарины. Она явно только что вернулась домой.
– Хорошо, – ответила Люинь. – Даже великолепно.
– Лгунья! – воскликнула Джиэль, потянула Люинь за руку и сказала: – Она себя так странно ведет в последнее время. По-моему, она влюбилась.
Джиэль захихикала. И хотя говорила она о подруге, почему-то сама покраснела.
Руди решил, что предположение Джиэль вполне реально. Люинь была в самом что ни на есть романтическом возрасте. По правде говоря, и его в последнее время волновало необычное поведение сестры. Порой она сидела у окна в одиночестве, обхватив руками колени, ничего не делала и никому не отвечала на звонки. Иногда она исчезала на несколько часов и никому не говорила, где была.
Прошло около месяца после возвращения из экспедиции и начала наказания. Руди волновался за сестру, так что он очень обрадовался, что все ее странности могли объясняться влюбленностью.
– Ничего подобного, – сказала Люинь, взглянув на Джиэль. – Не сплетничай.
Однако возразила она не слишком возмущенно. Ей словно было не особо интересно кого-то разубеждать.
– А я не считаю, что это сплетни, – заявила Джиэль и вернулась взглядом к Руди. – Было бы лучше тебе расспросить ее. Ты посмотри, как старательно она работает над своим грандиозным проектом. Готова об заклад побиться – это подарок для бойфренда.
Руди посмотрел туда, куда указала Джиэль, и увидел груду самых разных материалов у окна: картон, металлические рамки, разноцветные ленты. Из чего-то уже были вырезаны странные фигуры и соединены между собой. Руди не мог понять, что хочет изготовить сестра, но это явно было что-то большое. Раньше он никогда ничего этого в доме не видел.
– Говорю тебе: это не подарок, – сказала Люинь.
– А что же это такое?
– Просто кое-что, чтобы сделать публикацию о событии.
– Каком событии?
– Это касается группы «Меркурий».
– А я думал, что вы в изоляции.
– Всего на месяц. И он вот-вот закончится.
– Хм-м-м… – протянул Руди. – И кто организатор?
Люинь посмотрела ему прямо в глаза.
– Дело не в бойфренде. Ну правда, не слушай ты Джиэль. Чанья решила устроить салон, собрать нас у себя. И это никакой не подарок.
– Чанья – та девушка, которую я видел в больнице? – спросил Руди.
– Да, это она.
– Она, кажется, гимнастка? И что за салон она устраивает?
– Да, она гимнастка, но ее всегда интересовали классические эссе и статьи.
– Какие именно классические эссе?
– Ну, знаешь…
Джиэль вмешалась:
– Руди!
Люинь и Руди посмотрели на нее, а она покраснела и сразу же раздумала говорить то, что собралась сказать.
– А-а-а… Пожалуй, уже поздно. Пойду домой.
– Приходи к нам в любое время, – сказал Руди, при этом не обращая никакого внимания на Джиэль.
Но Джиэль сразу не ушла, а попросила Руди:
– Можешь мне помочь вот это донести?
Она указала на большой горшок с каким-то растением. Растение показалось Руди знакомым, но он не смог вспомнить название.
– Это из нашего сада, – пояснила Люинь. – Джиэль нравятся эти растения, вот я и решила подарить ей.
Руди постарался скрыть раздражение. Ему очень хотелось воспользоваться такой возможностью и поговорить с сестрой по душам, но мгновение миновало, развеялось, как дым.
Руди был не настолько поглощен собой, чтобы не понимать, что нравится Джиэль, но думать он мог только о Чанье. Мало кому из девушек удалось произвести на него такое яркое впечатление после одной-единственной встречи. Уголки глаз Чаньи были
