По гостевой растекся божественный аромат приправ и мяса.
Родж помимо воли проглотил слюну.
Хозяин приветливо и доверчиво подмигнул ему.
— Я выполню свои обещания, юноша. Если мы говорим, что не трогаем кого-то пальцем, значит, сполна выполняем свои обязательства. Ты можешь поверить мне на слово, я не бросаюсь ими за зря. Мой дом может быть гостеприимен и благодуш, — черноволосый улыбался, — конечно, тогда, когда этого хочет его хозяин.
Родж с трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на еду. Приличия… Приличия… Аллон побери, ихние приличия!
— Правильно, юноша, здоровье в первую очередь! Ешь, я подожду! — по-отцовски усмехаясь, поощрил неизвестный, когда храмовник не вытерпев, набросился на кушанья, разрывая жареное мясо руками и заглатывая куски целиком, наполняя желудок пищей. — На-а, попей!
Мужчина налил в бокал красного вина и подставил на край столика, поближе к Роджу, храмовник уплетал домашнюю колбасу, заедая еще теплой лепешкой. Столько еды и такой вкусной! Он сотню лет не ел такой вкуснятины! Черноволосый и себе налил красного в бокал и небольшими глоточками, стал смаковать виноградный букет. Родж придирчиво на него глянул, — хорош, мне оставь!
Подмастер вытер жирные руки о края штанины и потянулся к своему бокалу. Хозяин поместья краешком губ изобразил слабую улыбочку, отмечая выходку гостя.
— Ты сыт?
— Сыт, — буркнул довольно Родж, особо неохоч к разговорам.
— Меня зовут Метьез. Синьор Метьез. Я председатель Гильдии Воров. А тебя как зовут?
Ого! Вот как значит, живут мейдринские карманники? Недурно-недурно!
— Родж.
— Ты храмовник из храма Хизельмаш?
— Так. Других храмов на континенте вроде бы нет? Выходит: из Хизельмаша.
Синьор Метьез сжал губы в тонкую линию, а он дерзит. Ничего, пускай подерзит!
— Я не доволен тем фактом и бесчинством, с которым ты вмешался в порядок существования наших законов и норм. С недозволенностью и бесшабашностью, с которой ты имел случай обходиться с нашими людьми. За столь короткое время ты умудрился так много… сделать. Затронуть незатронутое за столько лет никем, а именно — нарушить наш покой. Покой, который мы так долго хранили и взращивали!..
Родж повторно глотнул из бокала и отставил его на место. Значит, синьор Метьез хочет поговорить? Поговорим.
— Мне очень жаль, за свои поступки — это, правда, но не обессудьте, синьор Метьез, ваши люди… как бы это сказать? — чересчур грубы и нахальны, что… — Родж почему-то внезапно задумался, а о каких собственно "людях" сейчас идет речь? Неужели о Валете и его банде или об ищейках с духом-ящером? Бродяги или шпики? Сумасшедший спектакль!
— Молодой человек, мы не привыкли, когда в наших районах бесчинствует анархия и самопроизвол!
— Лучше б вы меня оставили в покое, синьор Метьез!
— Что ты! Что ты! Никто тебя ни в чем не обвиняет, что сделано, то сделано, дорогой! — резко переменил тон разговора председатель Гильдии, махая перед Роджем руками. Этим переходом он скопировал слащавого парламентера-толстячка из подворотни. Одна команда! Инстинктивно Родж насторожился еще больше.
— Я лишь подчеркиваю: твое поведение, и вмешательство в наш быт несколько подпортили отношения с другими Гильдиями и городской стражей. Нас подняли на ноги. Нам выдвинули претензия и лживые, гнусные обвинения. Если что-то случается в Мейдрине — это к нам! Сразу мы виноваты! Сразу что — воры! Будто других грешников мало? Топщик, собака бешеная, и тот взъелся!
— Кто такой Топщик? — спросил, чтобы хоть что-то спросить Родж.
— Градоначальник Мейдрина, — Метьез с внимательностью вновь следил за его реакцией. — Твоя подружка в его руках.
Щека Роджа дернулась, кулачки на секунду сжались и сразу же расслабились.
Синьор Метьез уже работал — более доверчиво придвинулся к гостю.
— Пойми, дорогой, в нашем деле главное — бизнес. Никакого презрения или, упаси Аллон, ненависти! Услуга за услугой. Мы могли бы договориться на взаимной выгоде: помощь нам — помощь тебе!..
Родж насуплено молчал, понимал, раскусили.
Это не похоже на шантаж. Предложение к партнерству? Да какое тут к Аллону, партнерство? Скорее: наглый побор!
— Мы можем предложить выгодные условия. Хочешь, выведем тебя из Мейдрина и поможем добраться до Южного тракта? В Откосые горы? А уже потом, сам выйдешь на мастеровых.
Роджу болезненно представился сон о падении Хизельмаша. Страшная мука и боль!
— А хочешь, поможем освободить твою подружку? Эвелин?
Родж окаменел. Ироды! Манипулируют им!
— Чего вы хотите?
Синьор Метьез улыбнулся, облизывая пересохшие губы.
— Устрани Вижана Топщика и проси чего хочешь!.. Из тех двух перечисленных мною вариантов…
Его впутывали в очень-очень-очень грязную паутину интриг и борьбы за власть. Кукловоды! А предлагали взамен гроши. Безвыборные варианты. Правда Родж с покойным Сармом впутались в столичную грязь еще по приезду в город, не все ли равно, что будет завтра? Негодяем больше, негодяем меньше — он захватил Эвелин! На такой марьяж можно и пойти.
— Хорошо.
В глазенках Метьеза заблестели искорки.
— Пожелаешь оружие?
— Мне хватит своего меча.
— Как тебе будет угодно.
Родж закрыл глаза, почему-то он успел за пару часов очень сильно устать?
— Хм. Тогда?..
Подмастер внимательно посмотрел на синьора Гильдии Воров…
— Уточнить вашу цену, молодой человек?
Пару секунд храмовник молчал, затем уточнил:
— Эвелин.
* * *
Они прощались с храмом.
Они прощались с Откосыми горами.
Их бегство из отчужденного края было поспешным и стремительным. Войчек, храмовники-подмастерья, королева Мальра и ее крылатый народ остановились лишь единожды, когда оказалось, что через многочисленные каньончики и расщелины им не пробиться, и потому Рихтор с вождями приняли единогласное решение: пробиваться на юг через невысокий хребет на южной стороне гор. Именно там, на закате дня мастер клинка и ножа Войчек запечатлел всю величественную картину катаклизма, поглотившего родимый уголок. Храм Хизельмаш за долгие годы обучения и мастерства стал для него родным и надежным укрытием. Эталоном непоколебимости и храбрости. Примером подражания и неисчерпаемым источником учений, оттачивания мастерства. Его железные устои и взгляды рухнули под навалами наемников Лестора и чудовищных тварей. Остальное разрушение он довершил сам, собственными руками, когда самолично активировал магические бомбы и уничтожающие артефакты. В душе Войчек понимал, он никогда не простит себе этого поступка, даже если конечные мотивы его действий носили геройский характер: ликвидировать колдуна Грэтема и его банду. Из-за двух десятков убийц с мерзкими тварями, Войчек поверг стены цитадели и омертвевшие тела погибших товарищей во всепожирающий магический огонь, под руины страшнейшего взрыва. Погрузил не погребенные тела павших ребят в поле магического мрака. Есть ли ему прощение? Смогли бы его оправдать старейшины, будь бы они живы? Перечеркнул ли Войчек своим поступком посмертную волю воеводы Хесама? Что толку от фамильного меча и реликвий? Утраты не вернешь!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
