раскладе он не смог бы насладиться плодами собственной мести.
Нова надеялась, что Адриану известен способ уничтожить Фобию. Может, так и было. Возможно, его собственная смерть и была единственным выходом.
Стены сотряс раскатистый смех.
– Ах, эта милая бравада того, кто решился на смерть, – пропел Фобия. – Но рано, рано предаваться сладким фантазиям о самопожертвовании. Я не собираюсь убивать тебя, – над его головой полумесяцем серебряного света лениво покачивалась огромная коса. – О нет, я убью их, а ты будешь смотреть, зная, что не можешь остановить меня.
– Нет! – Адриан рванулся вперед, но рухнул на одно колено. Тьма сгустилась так, что стала осязаемой, заперев его в ловушке. Сквозь мрак он едва мог различить потрясенные лица своих друзей. – Не смей… ты не можешь…
Но Фобия слишком хорошо изучил его страхи. Ему было известно, как мучительно для Адриана чувствовать бессилие, терять близких и быть не в силах ничего изменить. Так же, как когда он потерял мать. Грудь сдавило так, что он едва не задохнулся. Он не мог этого допустить. Не мог позволить Фобии победить. Должен же быть способ с ним справиться. Он был готов сделать что угодно. Что угодно.
И вдруг он понял, что надо сделать.
По крайней мере, очень на это надеялся.
Потому что, если план не сработает, это станет самой фатальной ошибкой в его жизни.
Кашляя и отмахиваясь от подступавших теней, Адриан потянулся к нагруднику и отключил броню. Пластины с лязгом втянулись в тело, и он остался в обрывках формы Отступника.
По-прежнему без рубашки, с кожей в пятнах запекшейся крови, с повязками, которыми он в спешке бинтовал свои раны на колокольне.
– Адриан! – крикнула Нова. Он почти не различал ее в сгустившейся тьме. – Что ты делаешь?
– У меня есть идея, – крикнул он в ответ, вытаскивая ручку Новы, ту самую, со скрытым отсеком для дротика. Открыл его и вытащил последний дротик, заполненный знакомой густой зеленой жидкостью.
– Это не сработает! – закричала Нова. – Не трать его впустую!
Не обращая на нее внимания, Адриан подобрал валявшийся на полу толстый том в кожаном переплете и, раскрыв, начал рисовать на одной из страниц.
– Я впечатлен, – прогремел голос Фобии.
Адриан скользнул взглядом по тени, остановившись на пустоте под капюшоном, который теперь был так высоко, что касался потолочных балок.
– Твоя храбрость поразительна для столь ничтожных существ, как вы, люди. Но ты же знаешь, что говорится о храбрости. Не станет…
– …смелым тот, кому неведом страх, фу-ты ну-ты, – перебил Адриан, припомнив, как Уинстон Прэтт высмеял однажды любимую присказку Фобии. – Но знаешь ли ты, что говорится о страхе?
Капюшон развевался вокруг невидимого лица Фобии.
Адриан сунул руку в книгу и поднял с ветхих страниц свой рисунок. Узкий жезл, длиной с его предплечье, с плоской крестовиной на конце. Он светился в темноте как тлеющий уголь.
Его рука дрогнула.
– Адриан, – хрипло спросила Нова. – Это клеймо?
Не ответив, Адриан встал лицом к лицу с Фобией.
– Не запугать того, кому нечего терять.
Внутри у него все сжалось, но он решительно направил клеймо себе в грудь.
– Адриан! – воскликнула Нова сорвавшимся от ужаса голосом. – Адриан!
Он собрался с духом и резким движением, чтобы не успеть передумать, прижал раскаленное железо к татуировке Амулета Жизни на своей груди.
И вскрикнул от боли. Почти сразу же все вокруг заполнил тошнотворный запах горелой плоти.
Он отнял клеймо и увидел на месте уничтоженной татуировки багровый крестообразный ожог.
Адриан отшвырнул головню. От боли у него кружилась голова, перед глазами плыли белые круги и пятна, но адреналин и сила воли не позволили упасть.
Сжав в кулаке дротик, полный Агента N, он еще раз всмотрелся в провал под капюшоном Фобии. Призрака, который преследовал его в детских снах. Фантома, укравшего у него мать.
Монстра, которого он сам создал.
Фобия зашипел, почти взволнованно, зал собора вновь заполнил его низкий трескучий голос.
– Не делай глупостей. Ты боишься лишиться силы больше, чем любой Одаренный, с которым я когда-либо сталкивался. Ты никогда…
Адриан стиснул зубы и воткнул иглу себе в бедро.
Глава сорок седьмая
Пошатнувшись, Адриан упал на одно колено, понимая, что больше от него ничего не зависит. Либо это сработает, либо окажется, что он только что, повинуясь минутному порыву, лишился всего, поставил все на карту, даже не представляя, каковы шансы.
К тому же еще и грудь немилосердно жгло, так что он думал, что потеряет сознание от боли и потери крови, а тень Фобии по-прежнему нависала над ним, по-прежнему окутывала его друзей, по-прежнему поглощала все вокруг.
Когда Агент N начал действовать, Адриан уже слишком ослабел, чтобы это заметить. Впрочем, у него возникло ощущение, похожее на давний случай, когда он оказался в карантине Макса, еще до того, как нашел Амулет Жизни и сделал себе татуировку с его изображением.
Внутри него словно погасла искра.
Его охватил озноб. Сила медленно уходила из его тела, в первую очередь из рук. Из пальцев, которыми он за свои неполные семнадцать лет нарисовал множество удивительных вещей.
Пальцев, которые нарисовали и самого Фобию.
Их покалывало, а потом руки стали такими холодными, что Адриан их почти не чувствовал.
Он услышал хриплый кашель.
– Не может быть, – прошептал Фобия. – Это не… ты не можешь…
Шепот перешел в вопль отчаяния – Фобия растворялся в воздухе. Его плащ превратился в клочья тумана, на пол осело облачко пепла. Плащ, костлявые пальцы, непроницаемый капюшон и, наконец, коса.… Все превратилось в струйку дыма, как от погасшей свечи. А потом исчезла и она.
Адриан ждал, затаив дыхание. Сосчитал до десяти.
Фобия не вернулся.
Адриан без сил осел на пол. В пальцы возвращалось тепло, но не было ощущения силы, знакомого ему с самого детства. Он понимал, что может нарисовать сотню цветов, тысячу ружей, миллион динозавров, но рисунки не станут реальностью.
А все, что он создал раньше… все это тоже исчезнет? Вся работа по ремонту их дома… джунгли в подвале…
Едва он успел подумать об этом, как Нова ахнула, и что-то звякнуло об пол. Она наклонилась и подняла браслет. Застежка опять была сломана.
Звезда, впрочем, осталась на месте и сияла, равнодушная к их победе. Ее он тоже нарисовал, и все-таки…
Он задумался.
Нет. Он не рисовал звезду. На его фреске статуя была изображена со спины, так что рук не было видно. Звезда была видением Новы, а не его творением. Нова сунула браслет в карман и присела рядом.
– Поверить не могу,
