– Да, мы попали в засаду. Савасард дал мне свою Слезу, чтобы мы с Нэтэном смогли спастись. Вот Она.
– Покажешь Её Озуарду. Озуард – наш Правитель.
– А Палерард?
– Это город, что перед твоим взором… Вижу, ты хочешь ещё о чём-то спросить.
– Похоже, лесовики живут в Палерарде, а не в Садорне, так?
– Ты уже и сам догадался, Дэнэд. Лесовиками нас давным-давно прозвали дорлифяне. Мы приходим в Дорлиф из леса и возвращаемся в лес. Вот они… вы и считаете, что мы живём в лесу. Посмотри вокруг.
Дэниел огляделся.
– Ни деревьев, ни кустов, ни даже травы! – удивился он.
Ониард улыбнулся.
– Только камни и горы, горные озёра и подземные реки.
– И всё же такую красивую каменную долину я вижу впервые в жизни.
– Ты бы удивился ещё больше, если бы увидел горы, покрытые льдом, и ледяное море, – сказал Ониард.
Дэниел промолчал.
– Но чтобы увидеть это, – продолжал Ониард, – надо идти от города в любом направлении не меньше ста сорока дней. Это на той стороне Фаэтра.
– Фаэтра?
– Фаэтр – это огромный шар, на котором мы живём. Но на той его стороне жизни нет. Там вечная тьма и вечный холод.
– А на этой стороне всегда день? – смекнул Дэниел.
– Да, у нас здесь немного не так, как у вас в Дорлифе, – усмехнулся Ониард. – Но с давних пор мы живём по вашему времени, а уже тридцать лет и по вашим часам. Наши мастера лишь немного изменили часовой круг: на нём соседствуют день, пересуды и ночь. Видишь горящую верхушку столба, что стоит перед дворцом?
– Да.
– На столбе устроены часы. Они смотрят на город. А над часами зеркальный многогранник. Он и горит, отражая свет солнца.
– Я вижу светящиеся многогранники и перед другими домами.
– Их тридцать по всему городу, как и часов. Вашего Фэрирэфа уважают и в Палерарде. Смотри: Татруан и Довгар остановились и положили Нэтэна. Думаю, он очнулся и хочет увидеть тебя.
Дэниел и Ониард побежали к Нэтэну… Остановились подле него. Дэниел склонился над ним.
– Нэтэн, – тихо сказал он, – я здесь.
– За пять шагов до этого места он открыл глаза. Потом дважды позвал тебя. Мы остановились. Он прошептал: «Солнце», улыбнулся и умер, – сказал Довгар.
– Нэ-тэн! – взрезал воздух отчаянный крик Дэниела. Голос его будто подхватила и понесла куда-то далеко-далеко невидимая волна. А вслед за голосом она подхватила и закружила Дэниела…
* * *
…Дэниел открыл глаза: тусклый свет, и в нём – лицо Лэоэли.
– Доброе утро, Дэн, – сказала она, наклонилась к нему и поцеловала в щёку. – Наконец, ты вернулся.
– Я-то вернулся… А кто поцелует Нэтэна? Фэлэфи… провожая сына в Мир Духов?
– Да. Фэлэфи поцеловала его и проводила в Мир Духов… и Лутул поцеловал его… и его брат, Рэтитэр, поцеловал его. Новон ещё не знает: он воин и ушёл в Нэтлиф.
– Когда похоронили?
– Три дня назад, в тот же день, когда он умер. Так у нас заведено.
– Три дня назад? – Дэниел удивился, что мимо него прошло столько времени.
– Да, ты был в забытьи три дня. Схожу за Фелтрауром, он знахарь. Он ожидал, что ты пробудишься сегодня, и уже час, как он здесь.
Лэоэли раздвинула тёмно-синие с серебристыми блёстками шторы, и через большое окно комнату залил нежный свет.
– Где здесь?
– Ты во дворце Правителя палерардцев Озуарда, – ответила Лэоэли и вышла.
Только теперь Дэниел припомнил, что Лэоэли нашла Слезу. Она отдала Её Суфусу и Сэфэси. Он видел Её… в день смерти брата и сестры… Фэрирэф показывал Её толпе… Белая с фиолетовым отливом, такая же, как та, что передал ему Савасард. «Вот где ты видела солнце, – подумал он. – Ты заглянула в Слезу и вошла в дверь, которую Она открыла перед тобой, и оказалась в Палерарде. Это и есть тайна колдуньи-зеленоглазки».
В комнату вошёл высокий сухощавый старик. Седые пряди с редкими огненными нитями ниспадали ему на плечи. На груди его покоился камень в виде клубка червонно-золотой пряжи. Он словно вобрал в себя весь огонь его локонов. На старике была длинная светло-серая накидка. Взгляд его серых глаз был такой, что, казалось, он проницает тебя насквозь. Этот взгляд напугал Дэниела. «А что если он сейчас скажет, что у меня… падучая?» – промелькнуло у него в голове (наверно, ощущение слабости в теле подпитало это его сомнение).
– Доброе утро, Дэнэд, – сказал старик сильным нестариковским голосом и сел на плетёный стул, на котором до него сидела Лэоэли.
– Доброе, – ответил Дэниел (тон, которым он произнёс это слово, будто не соглашался с самим словом).
– Позволь-ка твои руки. Глаза уже кое-что сказали мне.
«Уже кое-что сказали», – повторил про себя Дэниел и отдал руки во власть Фелтраура. Тот закрыл глаза и прислушался…
– Вернулся, – тихо сказал он через несколько мгновений.
– Где я был? Я не помню этих трёх дней.
– Знаю, Дэнэд. Ты покинул Мир Яви, но не вступил в Мир Грёз. Ты остановился меж ними. Но тебе повезло: тебя минула участь запечатлеть в памяти всё то, что происходило с твоими мыслями и чувствами за эти три дня. Если бы ты взял их с собой в Мир Яви, ты бы лишился рассудка и чувства реальности.
– Я бы сошёл с ума?
– Но этого не случилось, и теперь всё хорошо. Только надо немного поесть и можно немного погулять.
– Спасибо за доброе утро, Фелтраур.
Старик улыбнулся, встал и ушёл, ничего больше не сказав. Не успела дверь закрыться за ним, как в комнату вошли трое: Лэоэли, со стеклянным кувшином, доверху наполненным молоком, юноша, с плетёнкой, на которой горкой поднимались жёлтые подрумяненные хлебцы, и девушка, с подносом в руках, на котором стоял чайник, две чашки и стеклянная вазочка с вареньем густого синего цвета. И юноша, и девушка были огненноволосы и голубоглазы, и оба мягко улыбались глазами, и черты их лиц выдавали, что они брат и сестра.
– Это – мои друзья, Эстеан и Эфриард.
– Доброе утро, – сказал Дэниел, немного смутившись. – Я ещё не успел встать, и мне неловко.
– Правитель Озуард велел тебя покормить, Дэнэд, – сказала Эстеан и чуть было не рассмеялась. – А когда почувствуешь в себе силы, явись к нему для беседы.
– А вот хлебцы из эфсурэля, – сказал Эфриард.
– Как будто есть другие, – сказала Эстеан, глянув на брата. На этот раз смех всё-таки вырвался из её уст.
Лэоэли, Эстеан и Эфриард поставили завтрак Дэниела на круглый столик из белого отшлифованного до блеска камня.
– Умывальная за той дверью, – сказала Эстеан, взяла Эфриарда за руку, и они вышли.
– Пусть весёлость Эстеан не ранит тебя. Они с братом были сильно опечалены смертью Нэтэна. Из-за тебя она плакала вместе… вместе со мной у твоей постели: Фелтраур сказал, что ты на грани. А теперь ты вернулся, и все мы рады, и Эстеан вновь смешлива, какой я знала её всегда.
– Всегда? Ты, похоже, в Палерарде давно своя.
– С тех пор, как Слеза привела меня сюда. Но о Палерарде в Дорлифе никто не знает и не должен знать. Это их условие. Для дорлифян они лесовики.
– Но ты отдала свою Слезу Суфусу и Сэфэси. Я знаю, что теперь Она у Фэрирэфа. А ты здесь.
– Всё это так, Дэн. Но давай не будем больше об этом.
– Как прикажешь.
– Лучше поешь. Хлебцы из эфсурэля очень вкусные. А я пойду.
– Лэоэли, – остановил её Дэниел, – я увижу тебя сегодня?
Вместо ответа, она оставила ему взгляд колдуньи-зеленоглазки.
Едва Дэниел поднялся с постели, как почувствовал, что очень сильно ослаб. Голова кружилась, ватные ноги ступали по, казалось, шаткому полу. Он подошёл к окну. Внизу от дворца вдаль простиралось озеро. По его берегам стояли скамейки и качели. Некоторые качели были прямо возле воды. На одних качался огненноволосый мальчик. Половина пути, который он пролетал, проходила над озёрной гладью. «Здорово!» – подумал Дэниел. И вспомнил свои качели… Мэтью… «Я ещё ничего не знаю о тебе, пёрышко… и о нашем проводнике ничего не знаю. Что с вами?» На воде у причала стояли лодки. Одна вёсельными шагами гуляла посреди озера, над ней колыхались два золотистых огня… Кроме этих двоих и мальчика на качелях, в пространстве, охваченном окном, людей больше не было. Небо было светлосерое, но чистое, безоблачное, и день вовсе не пасмурный, и на озеро от дворца чуть вправо падала несмазанная тень. Влево и вправо от озера тянулись ряды одно- и двухэтажных голубых домов с жёлтыми крышами. Здесь и там прямо перед домами паслись козы. За озером были ещё два ряда домов. А дальше, за городом, в небо утыкались своими вершинами горы… «Палерард»…
Лэоэли ждала Дэниела внизу в просторном фиолетовом холле. Вдоль стен были расставлены скамейки из белого камня с фиолетовыми подушками на сиденьях. Лэоэли встала.
