– Дэн, пойдём к озеру. Я видела Озуарда. Он сказал, что придёт туда немного позже и поговорит с тобой. Он любит беседовать во время прогулки.
– Ты мой проводник в Палерарде. Куда скажешь, туда и пойдём.
Они вышли из дворца через заднюю дверь.
– Здесь всюду под ногами разноцветные камни, – сказал Дэниел. – Похоже, мне нравится это. Если у меня когда-нибудь будет стена с полками, как у Малама и Семимеса, то на них будут камни.
– Во дворце, в правом крыле его, есть особая комната с отдельным входом. В ней – камни Фаэтра. Ты ещё побываешь там.
– А можно?
– Всякий, кто пожелает, может прийти в эту комнату, чтобы посмотреть на собрание или чтобы оставить найденный камень, которого в собрании ещё нет. Но сейчас ты должен дождаться Озуарда.
– Ладно.
– Дэн, а под ногами не одни лишь камни. Вот эти жёлтые, как думаешь, что это?
– Я бы сказал, что это камни, если всё остальное камни. Но раз ты так весело смотришь, то я говорю, что эти жёлтые камни не камни.
– А что же тогда, по-твоему?
Дэниел присел и проверил на ощупь несколько камней, начав с жёлтого и закончив им.
– Ты меня дурачишь… чтобы отвлечь от грустных мыслей.
– Так камень или не камень этот жёлтый? – спросила Лэоэли, немного наклонив голову набок и лукаво взглянув на него.
– Больше я не поддамся на уловки колдуньи-зеленоглазки. Ты хочешь, чтобы я сказал, что это не камень. Но мой окончательный ответ – камень.
– Тогда подними его.
Дэниел обхватил пальцами жёлтый, размером с кулак, камень и потянул на себя – тот не поддался, будто прирос к земле. Дэниел попробовал другие: красный, потом серый, потом синий. Как ни плотно они лежали друг к другу, ни один из них не выявил такого упрямства, как жёлтый, и каждый из них попрыгал в его ладони.
– Вот тебе подсказка: их едят козы, – сказала Лэоэли.
– Коз я уже заметил около домов. Но мне и в голову не пришло, что они поедают камни.
– Больше нечего есть.
– Нечего есть? А что же тогда едят палерардцы? О! Я же ел жёлтые хлебцы! Просто объедение! Неужели?..
– Эфсурэль! – воскликнула Лэоэли. – Это вовсе не камень, а такое растение. На поверхности среди камней – жёлтый плод эфсурэля. Глубоко в земле – его корень. А через толстый слой камней поднимается стебель.
– Стебель?!
– Стебель. Высотой в два человеческих роста. Так что вставай – тебе всё равно его не вытащить. Для этого у палерардцев есть приспособление.
Дэниел встал и, сделав шаг, пошатнулся.
– Похоже, я совсем расклеился.
– Пойдём у озера посидим, – предложила Лэоэли.
Дэниел и Лэоэли прошли шагов тридцать (Лэоэли поддерживала его под руку) и сели на плетёную скамейку.
– Эти скамейки вокруг озера палерардцы сработали из стебля эфсурэля.
Дэниел потрогал скамейку, постучал по ней пальцами, нарочно поёрзал на ней и заключил:
– Толково сработана.
– Из него всё делают, – похвасталась Лэоэли, словно сама была палерардкой.
– Плетёнки с хлебцами, да?
Лэоэли покосилась на него.
– Не издевайся. Тебе сказать, что делают?.. Луки со стрелами… и даже нити, из которых ткут полотно для рубах и платьев. И много ещё чего.
– То-то я никого не вижу вокруг. Сидят себе палерардцы по домам и колдуют над эфсурэлем: что б из него ещё этакого сделать? И заодно эфсурэль пожёвывают.
Лэоэли покачала головой.
– Ты злой, Дэн. Не вообще злой, а только сегодня.
– Едят только плоды эфсурэля, – раздался голос за спинами Дэниела и Лэоэли.
Они повернулись и встали. К ним подошёл палерардец, сорока-пятидесяти лет, стройный, широкий в плечах. На нём была фиолетовая рубаха, стянутая поясом, украшенным драгоценными камнями. На груди на серебряной цепочке висел иссиня-чёрный камень. Большие голубые глаза его излучали доброту. Он продолжал:
– Их можно есть сырыми, как козы, если так проголодался, что нет сил терпеть. Тогда, наверно, угрызёшь. Можно тушить с грибами. Мы, палерардцы, любим тушёный эфсурэль с дуплянками, хотя дорлифяне и подсмеиваются над нами на этот счёт: дуплянки, мол, годны только для засола. Но лучше всего выходят хлебцы, испечённые из муки эфсурэля. Приветствую тебя, Дэнэд. Я Озуард.
– Доброе утро, Озуард. Хлебцы очень понравились мне. Спасибо.
– Друзья мои, пройдёмся по набережной.
– Озуард, Дэн ещё слаб, и у него кружится голова! – не сдержала своего беспокойства Лэоэли.
– Мне уже лучше, – вступился за свою честь Дэниел. – Давайте погуляем.
– Как хочешь, Дэн. Но тогда я буду поддерживать тебя под руку.
– Согласен, – сказал Дэниел, усмехнувшись.
Они пошли… Озуард не спешил заговорить, и это заставило Дэниела искать подходящее начало беседы. Но оно нашлось само собой: рука его как нельзя кстати коснулась кошеля на поясе, и он сразу вспомнил о Слезе, которую дал ему Савасард. Он достал Её и повернул голову, чтобы обратиться к Озуарду. Но мимолётная мысль о том, что Озуард Правитель Палерарда, привела его в некоторое замешательство, и он не решился второй раз обратиться к нему просто по имени.
– …Правитель… – начал было он, но Правитель перебил его:
– Называй меня Озуард: ты наш гость и друг Савасарда, а он нам как сын.
– Озуард, это Слеза Савасарда. Возьми Её.
– Знаю, Дэнэд. Но пусть Она останется у тебя. Вернёшь Её Савасарду, когда увидишь его.
Дэниел потупил голову и сказал:
– Когда я уходил из пещеры, Савасард и Гройорг бились с корявырями, защищая меня… Они поджидали нас. Ничего не подозревая, Нэтэн вышел из пещеры первым и был сражён. Я не знаю, смогут ли они выбраться.
– Думаю, вас предали, друг мой.
Дэниел немного помолчал, потом ответил:
– Но кто?
– Подумай над этим, когда останешься наедине с собой. А о Савасарде пусть твоё сердце не болит: он один из лучших воинов Палерарда и обязательно вернётся.
– Гройорг тоже один из лучших. Мы называем его Гройорг-Квадрат.
– Двое лучших, один из которых Квадрат, – это много больше, чем просто двое. Они вернутся…
Лэоэли шла рядом с Дэниелом, поддерживая его под руку, и молчала.
– Дэнэд, я должен взять с тебя слово, – сказал Озуард. – Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Да.
– Не торопись дать его. Если ты не чувствуешь в себе уверенности и тайное знание будет терзать твою душу, ты волен обратиться к Фелтрауру. Он поможет тебе забыть Палерард. Скажу так: ещё не пришло время, когда мы могли бы открыть Палерард дорлифянам. Силы Тьмы велики и коварны, и мы не вправе подвергать наш маленький Мир и народ риску.
– Я готов дать слово, но я изменю себе, если не расскажу о Палерарде своему лучшему другу, Мэту. Озуард, позволь мне сделать это. За Мэта я ручаюсь. Правда, я не знаю, жив ли он.
– Откройся ему, – ответил Озуард.
– Благодарю тебя, Озуард.
– И я тебя, Дэнэд. Говоря о своей уверенности, ты не утаил от меня и своего сомнения. Мне понравилось это. Теперь же, друзья мои, я должен оставить вас, чему, кажется, очень рада Эстеан. Вижу, ей не терпится занять моё место рядом с вами. Мы с Лефеат будем ждать вас к обеду, – сказал Озуард и направился к дворцу.
– Дорлифяне, давайте кататься на лодке! Только чур я на вёслах! – с этими словами, которые весело прыгали по камням, к Дэниелу и Лэоэли подскочила Эстеан. – Бежим к той, с зелёными боками!
Дэниел повернулся, чтобы бежать, но вдруг всё, что было перед его глазами: и зелёная лодка, которую он едва поймал взглядом, и озеро вместе с ней, и скамейки, сплетённые из стебля эфсурэля, и качели, которым только и надо, чтобы всё вокруг потеряло равновесие, поплыло куда-то в сторону. Ноги его не успели подладиться под откуда-то взявшуюся качку, и в следующее мгновение он обнаружил себя распластанным на камнях… Он перевернулся с живота на спину и увидел испуганные лица Лэоэли и Эстеан.
– А где Эфриард? – почему-то спросил он.
Лэоэли и Эстеан в недоумении переглянулись.
– Тебе не плохо? – спросила его Лэоэли.
– Мне хорошо, дорлифянка.
Эстеан рассмеялась, а потом сказала:
– Брат был бы здесь кстати. Он целыми днями пропадает у Фелтраура: познаёт секреты врачевания, они бы нам сейчас очень пригодились.
– А ты какие секреты познаёшь, лесовичка? – спросил Дэниел.
– Это мой секрет, – ответила Эстеан.
– Давай мы тебя в комнату отведём, – предложила Лэоэли. – Полежишь до обеда.
– Хочешь, я за Фелтрауром схожу? – предложила Эстеан.
– Не надо Фелтраура, – запротестовал Дэниел, припомнив его «страшные» слова: «Глаза уже кое-что сказали мне», а потом клубок золотой пряжи на его груди. «Клубок пряжи, – промелькнуло у него в голове. – Судьба – это клубок пряжи… Так, кажется, сказал Семимес».
