– Не надо Фелтраура, – запротестовал Дэниел, припомнив его «страшные» слова: «Глаза уже кое-что сказали мне», а потом клубок золотой пряжи на его груди. «Клубок пряжи, – промелькнуло у него в голове. – Судьба – это клубок пряжи… Так, кажется, сказал Семимес».
– О чём ты задумался, дорлифянин? – спросила Эстеан.
– Эстеан… лучше покажи мне комнату, в которой хранятся камни.
– Тогда дай нам с Лэоэли свои руки – мы поможем тебе встать.
…Эстеан открыла дверь и пропустила вперёд Лэоэли и Дэниела, потом вошла сама. Заглянувший было внутрь из зеркального холла с высокими окнами многократный солнечный свет смекнул, что эта комната уже занята другими красками, и поспешил вон, пока щель между дверью и стеной не сошла на нет. Гости и хозяйка оказались в пространстве, с мраком которого едва справлялся маленький словно наполненный красным огнём камень. Можно было хорошо различить, что он находится на небольшом овальном покрытом чёрной скатертью столике, который занимал место у стены прямо напротив входа. Ещё можно было различить, хоть и не так отчётливо, два больших овальных стола вдоль левой и правой стен комнаты (на некотором удалении от них). На столах покоились камни… но на потребу мраку, который по своей тёмной сущности любит всё окутывать тайной и никогда по собственной воле не открывает её, они могли пока лишь дразнить воображение. И то, что витало над этими двумя столами, заставило Дэниела почувствовать – в его клубке пряжи, на каком-то его витке, спрятана эта комната.
– Эстеан, зажги, пожалуйста, свет, – сказал он (нетерпение слышалось в его голосе).
– Не торопи меня, дорлифянин. Я дала им несколько мгновений, чтобы они почувствовали тебя, твою душу.
– Они понимают душу?
– Сам увидишь, – ответила Эстеан и стала зажигать одну за другой свечи.
Дэниел замер в ожидании. Лэоэли стояла рядом. И вот стол, что был справа от входа, залило светом. Он исходил от трёх светильников, каждый их которых свисал с потолка над столом на едва заметной нити и был исполнен в виде прижатых друг к другу левой и правой рук; руки были сложены лодочкой и направлены ладонями вниз.
– Лэоэли! Видишь?! Эти руки словно отдают своё тепло камням! Они говорят: «Не бойтесь нас» и ждут, чем ответят камни, – сказал Дэниел (слова его, то, как они звучали, негромко, проникновенно, выявили его внутренний трепет).
Эстеан подошла к нему, поцеловала в щёку и что-то сказала на языке палерардцев. Лэоэли потупила было глаза (какое-то неожиданное новое чувство побудило её к этому), но тут же справилась с собой (или ей показалось, что справилась) и выпалила:
– Дэн, эта комната и есть секрет Эстеан! Она придумала её и создала! Она хранительница этого собрания камней!
– Лэоэли! Зачем ты выдала меня? Не надо было начинать с этого! Мы же договорились! – сказала Эстеан с видимым волнением.
– Ты сама себя выдала, дорогая Эстеан, – ответила ей Лэоэли.
Дэниел подошёл к столу: камни, камни, камни… на белой скатерти. Ему тут же захотелось сказать про чувства, которые охватили его в этот миг. Но он и сам ещё не понял их. Он прошептал:
– Камнепад!
– Что ты сказал? – спросила Лэоэли (не потому, что не слышала, а чтобы ещё раз услышать).
– Камни словно падают в душу, на самое её дно, туда, где её самый тонкий нерв.
Ещё три пары рук загорелись и тронули своим тёплым светом камни на другом столе. Дэниел метнулся к нему и едва устоял на ногах: у него снова закружилась голова.
– Ты не упадёшь? – Лэоэли коснулась его руки.
Но Дэниел не услышал ни её слов, ни её прикосновения. Он уже отдавал свои чувства камням, которые покоились на красной скатерти. И мурашки уже бежали по всему его телу, словно посланцы, разносившие животрепещущую весть.
– Властители Фаэтра! – шёпот его повис над камнями.
Лэоэли и Эстеан притихли и не мешали ему. Дэниел потянулся рукой к камню.
– Ты красив! Ты… безумно красив! И тебе нравятся мои слова…
Лэоэли приблизилась к Эстеан и взяла её за руку. Та поднесла указательный палец к своим губам.
– А ты… ты добр и отзывчив. Ты жалеешь меня, ещё так мало узнав обо мне. Я чувствую это… А ты… ты притягательнее десятка камней. Ты многогранен и загадочен. Какая же из твоих граней главная? К какой я должен прикоснуться, чтобы ты откликнулся?.. А ты… ты хочешь что-то сказать мне… Что?..
Вдруг Дэниел оглянулся, будто камни подсказали ему, что он здесь не один, и, увидев знакомые лица, отдёрнул руку.
– Лэоэли… Эстеан… пойдёмте, – сказал он тихим голосом. – Я немного отдохну перед обедом.
Эстеан загасила свечи, и они вышли через зеркальный холл на воздух.
– Дэнэд, – обратилась к нему Эстеан и, когда он повернул к ней голову, продолжила: – Отгадаешь загадку?
– Загадку?
– Про комнату камней. Лэоэли, и ты попробуй отгадать.
– Комната камней. Мне нравится это наивное название, – сказал Дэниел.
– И мне, – сказала Эстеан.
Лэоэли промолчала.
– Ну, загадывай свою загадку, хранительница комнаты камней.
– Ты заметил: один стол покрыт белой скатертью, другой – красной, а маленький, на котором лежит светящийся камень, – чёрной. Почему?
Дэниел прошёл шагов десять молча, потом остановился и ответил:
– Ты выбрала белый цвет для камней, что лежат на поверхности Фаэтра, что видны глазу. Для тех, что прячутся в тайниках гор или под землёй, – красный. А светящийся камень ты выделила. Он наделён особым свойством: он впитывает свет и потом отдаёт его. И мы видим этот свет. Но камень не открывает себя, и мы не понимаем, как он делает то, что делает. Для нас это остаётся неведомым, окутанным тьмой. Поэтому скатерть чёрная.
– По-твоему, загадка такая же наивная, как и название комнаты? – спросила Эстеан (глаза её излучали счастье).
– Вовсе не наивная, – сказал Дэниел и зачем-то добавил: – И ты не наивная.
– А какая я, дорлифянин?
– Не скажу.
– Говори, Дэн, коли затеял, – не удержала своего любопытства Лэоэли.
– Ты… как светящийся камень.
Эстеан рассмеялась. Потом сказала:
– А про чёрную скатерть ты не отгадал. Теперь твой черёд, Лэоэли.
– Прежде ты не загадывала мне этой загадки, Эстеан.
– Прежде я не думала, что это может быть загадкой. Просто, выбирая цвет, я отвечала на вопрос, почему этот, а не тот.
– Какая же твоя разгадка, Лэоэли? – спросил Дэниел.
Лэоэли заметила, что он смотрит на неё как раньше, как в Дорлифе, как на колдунью-зеленоглазку.
– Я и не знала, что ты разбираешься в камнях, – сказала она.
– Я ничего не понимаю в них.
– Я тоже… Про белую и красную скатерти я подумала, как Дэн. А про чёрную… про чёрную моя разгадка простая. Светящийся камень вбирает в себя свет солнца, чтобы показывать путь во тьме. Он и тьма неразделимы. Чёрная скатерть – это тьма, окружающая нас.
Эстеан приблизилась к ней и поцеловала её в щёку.
– Правильно, Лэоэли, – сказала она.
* * *
После обеда Дэниел сразу поднялся к себе в комнату. Он устал. Но не оттого, что был слаб. И не оттого, что забота хозяев и Лэоэли была ему в тягость. Все мысли его были об одном, и он томился ожиданием этого. Но пока Лэоэли была в Палерарде, он не мог пренебречь её вниманием и предаться тому, чего жаждал в эти мгновения больше всего…
Раздался стук в дверь, и послышался голос Лэоэли:
– Дэн, к тебе можно?
Дэниел открыл дверь.
– Я пришла сказать, что мне пора в Дорлиф.
– Я провожу тебя.
Лэоэли, не отвечая, смотрела на него. В её глазах была грусть.
– Лэоэли, можно я провожу тебя?
– Чего-то не хватает, правда, Дэн? Вокруг наших слов чего-то не хватает… Мрака поздних пересудов и света дорлифских часов.
– Да, я не забыл.
– Пойдём. Я уже попрощалась со всеми.
Они вышли из дворца и через каменную долину направились к скале напротив. Вертикальный выступ её, словно клюв ферлинга, сильно выдавался вперёд. До него было шагов триста, а до головы ферлинга (такой увидел Дэниел скалу) ещё шагов двести.
– Что молчишь, Дэн? Задумался? О чём?
– Задумался? Скорее, окунулся в беспорядок мыслей и чувств… Вот ты о Дорлифе напомнила. А вышли из дворца – под ногами ковёр из камней. Прошло всего несколько дней с того мгновения, когда я и мои друзья, Мэт, Семимес, Нэтэн, повстречали тебя на улице. И это уже далеко. Нэтэна больше нет, навсегда нет. Мэт, Семимес… они пропали. А я даже не ранен. Похоже, твоё пёрышко сберегло меня. Странно, они остались в прошлом, а у меня кружится голова от новой жизни.
– У тебя кружится голова не от новой жизни, – перебила его Лэоэли, – а от того, что ты пережил в эти дни. Ты был на грани.
