– Моё сердце тоскует по прошлому. Это счастье, что… – Дэниел не смог договорить.
– Что с тобой, Дэн?
Дэниел справился с волнением и продолжил:
– Счастье, что я хоть немного побыл рядом с Суфусом и Сэфэси. Но я… я не увижу их никогда.
Слёзы выступили на глазах Лэоэли.
– Хорошо это или плохо… что все эти осколки прошлой жизни у меня в голове? Они больно ранят. Я пришёл в Дорлиф, и мне казалось, Дорлиф принесёт мне счастье… Я не понимал, для чего пришёл в Дорлиф. И сейчас не понимаю. Но я пришёл не для страданий, не ради боли. Мне не нужны страдания. Мне нужна Небесная Поляна. Мне нужен праздник Нового Света.
– Он ещё придёт.
– Нет, Лэоэли. Мне нужен Новый Свет с Суфусом на верхушке стремянки подле Новосветного Дерева, с Сэфэси, выкладывающей из коробки украшения для Новосветного Дерева…
– Дэн!
– Я не свихнулся, Лэоэли.
– Дэн, я понимаю тебя.
– Но если нет и больше не будет того Нового Света, который так по-доброму начинался, который так дорог мне, зачем мне какой-то другой? Если нет Суфуса и Сэфэси, зачем мне Эстеан и Эфриард?
– А я… сейчас, в этом времени, а не в тот вечер у часов, тоже зачем?
Дэниел промолчал.
Они подходили к каменному клюву. Он был приоткрыт, и в глубине его была видна расщелина. По обе стороны от клюва стояли палерардцы. На поясах у них висели мечи, а из-за спин торчали луки и стрелы.
– Лэоэли, домой возвращаешься? – спросил её один из четырёх охранников.
– Да, Гарбиард, я ухожу.
– А ты, дорлифянин?
– Дэнэд пока остаётся, – ответила Лэоэли за Дэниела. – Так решил Фелтраур.
– Гости, Дэнэд, набирайся сил.
Лэоэли остановилась.
– Дэн, завтра я тебе что-то скажу. Пообещай, что простишь меня.
– За что?
– За то, что я не сказала этого сегодня.
– Так скажи.
– Я уже решила, что сделаю это завтра. Мне кажется, так будет лучше.
– Плохие вести?
– Не спрашивай.
– Плохие вести о ком-то из моих друзей? – настаивал Дэниел.
Лэоэли отрицательно покачала головой.
– Лэоэли?
– Что, Дэн?
– Прости меня.
– Прощаю. Но и ты меня завтра простишь.
– Прощаю сегодня за завтра.
– До встречи, Дэн, – сказала Лэоэли, вошла в клюв ферлинга и исчезла.
Только Дэниел обернулся, чтобы идти обратно, как увидел Эстеан. «Ну вот я снова в плену, – подумал он. – Когда же я увижу вас?» Эстеан не шла – бежала навстречу ему…
– Проводил? – спросила она.
– Да.
– Голова не кружится?
– Нет.
Эстеан усмехнулась.
– Понимаю, тебе хочется побыть одному. А я думала, мы с тобой на лодке покатаемся. Скоро на озере много народу соберётся.
Дэниел не знал, как выйти из затруднительного положения. Он вовсе не хотел кататься на лодке и быть среди людей… и быть с Эстеан.
– Эстеан, Палерард на твоём языке означает Голубой город или, может быть, Огненноголовый город? – спросил он, чтобы словами прикрыть свой молчаливый отказ.
– Доведу тебя до дворца и оставлю одного, – скупым голосом ответила она, вместо того чтобы по обыкновению (когда для этого случался повод) рассмеяться.
– Не обижайся.
Теперь уже Эстеан, чтобы справиться с обидой, которая проскользнула по её глазам и губам, стала рассказывать:
– Много сотен лет назад Палерарда не было. Солнечную сторону Фаэтра населяли два народа, паруанцы и олеардцы. Они жили в вечной вражде меж собою и споры решали войной. Но однажды на Фаэтр обрушилась ещё одна беда, порождённая не жаждой и не волей человека: к нам пришёл тот, кого вы называете Шорошом. Он разрушил все селения обоих народов, и мало кто из людей уцелел. Правителей паруанцев и олеардцев забрал Шорош. И в это страшное время давний предок Фелтраура Далтруан, который тоже врачевал недуги, первым отказался делить людей на паруанцев и олеардцев. Он помогал всем, искалеченным Шорошом и войной. Он понимал, что люди на Фаэтре могут исчезнуть. Однажды он собрал оставшихся в живых паруанцев и олеардцев и предложил им объединиться и построить город, который бы вобрал в себя названия тех и других, – Палерард. Не нашлось ни одного человека, который посмел бы перечить ему, потому что все были благодарны ему и верили ему. Далтруан стал первым Правителем Палерарда… Но это не тот Палерард, что перед твоими глазами. Тот начали строить в другом месте. Но судьба распорядилась по-своему.
– Интересно.
– Правда?
– Да, Эстеан.
– Однажды два мальчика осмелились нарушить запрет и ступили в расщелину, через которую, как считали, на Фаэтр пришёл Шорош. Они долго не возвращались, и их друзья, знавшие об этом, вынуждены были рассказать всё взрослым. Отцы тех двух мальчиков вошли в расщелину и оказались в лесу Садорн. Через какое-то время все четверо вернулись в Палерард. Так был открыт Путь. Он принёс нашему народу благо: наших друзей дорлифян, дорлифское время, коз, грибы, ягоды, орехи, травы. В один из тех далёких дней палерардцы решили построить дворец Правителя напротив входа на Путь. И подле дворца поднялся новый город, нынешний Палерард… Что смотришь? Всё, мы пришли.
– Прости меня, Эстеан. Ты догадалась: мне и вправду хочется побыть одному. Но знай: мне с тобой хорошо. Это – правда.
– Я уже не обижаюсь, Дэнэд. И, кажется, знаю, где ты хочешь уединиться. Помнишь дорогу?
– Помню, Эстеан. Благодарю тебя.
…Дэниел закрыл за собой дверь, оставив по ту её сторону всё, что было не нужно ему теперь, оставив по ту её сторону всех, кто мешал его одиночеству, – всех. Комната камней затаила дыхание.
– Я пришёл. Я вновь в своей хижине. Я дома. Ведь может сбившийся с пути странник остановиться наконец, почувствовав, что он пришёл, и войти в хижину среди камней, которая ждала его?.. И она станет его домом. Вы не рассердитесь, если ваш дом я буду считать и своим домом?.. Вы не сердитесь… Властители Фаэтра, я знаю и вы знаете, что я не такой как вы. Прошу вас: избавьте меня от всего того, что отличает меня от вас.
Дэниел, не торопя время, зажёг все шесть светильников и остановился у стола, покрытого красной скатертью. И стал смотреть… Он смотрел то на все камни сразу, чтобы охватить и почувствовать их Мир в целом, то на отдельную вязь, сплетённую (вольно или невольно?) несколькими камнями, то на один единственный камень. Это зависело не от самого Дэниела, но от желания камней, которые звали его в тот или другой миг. Он прикасался к тому или другому камню, и выражение его лица менялось: с одним выходила лёгкая, радостная встреча (как глоток родниковой воды, когда глотнёшь и скажешь: «О, как хорошо!», ещё глотнёшь и побежишь дальше), другой нужно было просто слушать и пытаться понять, третий так и не открывал своей души, и тогда Дэниел говорил, отнимая от него руку: «Прости, давай отложим разговор».
Он любовался камнями долго-долго. Он и не думал о том, что это должно когда-нибудь закончиться. Он будто погрузился в радужный сон… в который не проникла память о Суфусе и Сэфэси, о Мэтью и Семимесе, о Савасарде и Гройорге, о Лэоэли и Эстеан, о Слезе и Слове… в который не проникла страсть что-то совершать… в который не проник вопрос «зачем всё?»… в который не проникли страхи и боль. Дэниел просто жил этой новой жизнью, и в ней не было ничего такого, что заставило бы его подумать о другой. В ней не было ничего такого, что заставило бы его оглянуться назад или обеспокоиться будущим. В ней не было ни прошлого, ни будущего.
В середине пересудов Эстеан вошла в комнату камней, чтобы пригласить Дэниела на ужин. Он лежал около красного стола. Сердце её вдруг нарушило тишину, застывшую над камнями, и заставило тревожное слово выпрыгнуть из груди:
– Дэн!.. Дэн, что с тобой?!
Он не откликнулся. Эстеан склонилась над ним и коснулась его руки. Лицо его было покойно, рука тепла.
– Дэн, – тихо позвала она ещё раз… – Ладно, спи.
Придя в столовую, она попросила Эфриарда сходить к Фелтрауру – что посоветует он? Вскоре брат вернулся, принеся с собой светлое слово:
– Дэнэд выздоравливает. Если его душа, побывав на грани, выбрала камни, пусть они исцелят его, а не слова людей, снадобья врачевателей и пища.
Утром пришла Лэоэли. Узнав о том, что Дэниел не покидает комнаты камней, что он не ужинал и не завтракал, она перепугалась. Страх её не развеяли ни уговоры Эстеан, которая ни на шаг не отходила от неё, ни слова Фелтраура, с которым она повидалась сама. Он сказал ей так:
– Дэнэд покинет камни и вернётся на путь, назначенный ему судьбой, когда один из них выберет его и поможет отделить ложь от правды.
Она не стала перечить хозяевам и не потревожила Дэниела. Она просто ушла… убежала из Палерарда, не простившись ни с кем и унеся с собой нелепую мысль о том, что Дэн… пленник. Эта нелепая мысль заставила её обливаться слезами всю дорогу до Дорлифа.