почему ты пришёл именно к этой пухленькой брюнетке.
И прежде чем Джонни успел что-либо сказать, Алексей сжал его руку.
Мир утонул в кровавом сиянии дьявольских глаз.
* * *
Дверь в её комнату предательски скрипнула, и Джонни тут же остановился. Около двух минут он вслушивался в тишину, но дыхание матери так и не нарушилось.
Отлично.
Он аккуратно зашёл в комнату, на одних носочках сделал три небольших шага и оказался прямо перед огромной двуспальной кроватью. Правда, на кровати лежал один человек – женщина с распущенными чёрными волосами. Лунный свет, проникающий через окно (почему мама никогда не задёргивает шторы?), падал на нижнюю половину лица, выделяя пухленькие розовые губы.
Между ног вновь начало что-то накаливаться. Джонни старался дышать ровно, но воздух то и дело застревал в горле, а иногда с неимоверным трудом втягивался в лёгкие. Нужно всё проделать аккуратно. Раз он решился на это, то пусть не облажается. Последствия…будут ужасными, если всё пойдёт не так. На этот раз мама не остановится на паре ударов, она изобьёт его так, что он не сможет ходить в школу несколько месяцев. Так стоит ли рисковать?
В ответ пах разгорелся ещё сильнее, как бы отвечая: стоит. Джонни уже достиг того состояния, когда ноги невольно подгибаются, а каждое движение тазом, каждое соприкосновение головки члена с тканью трусов становится невыносимым. Поздно поворачивать назад, слишком, слишком поздно. К свои тринадцати годам Джонни (для большинства он всё ещё был Виталей) уяснил одну простую истину: если начал делать, доводи до конца или потеряешь всё. Ставки высоки, ему вообще сейчас следует быть в кровати и видеть седьмой сон, но он не мог просто лежать этой ночью! У всего есть предел! И вот он, наконец, наступил. Ка долго, Господи, как долго Джонни ждал этого момента!
Яркие подсолнухи. Почему-то мама купила пододеяльник с нарисованным подсолнухами и точно такую же простынь. Безвкусица. Но почему-то когда Джонни представил, как он трахает маму на этих подсолнухах, нижняя часть живота резко наполнилась тяжестью. Рука заскользила по плоскому животу, пробралась за резинку трусом, прошлась по ещё ни разу не бритым лобковым волосам и обхватила то, что так яростно пульсировало жаром. Ещё чуть-чуть, ещё немножко, слегка помедленней. Если начать быстро, всё кончится через несколько секунд.
В левой руке Джонни сжимал фиолетовые трусики матери, которые вытащил из корзины с грязным бельём. Он прижал их к лицу и втянул в лёгкие исходящий от них аромат. Слабый стон протиснулся сквозь зубы, так что пришлось зажать ими трусики. Джонни попытался вытянуть из них всю влагу, хоть капельку того, что оставила на них мама, и с трепетным удовольствием проглотил слюни. Теперь член не просто горел – он полыхал как лесной пожар, с каждой секундой разрастающийся всё больше. Кровь кипела в сосудах, кровь кипела везде и грозила вырваться наружу, если ладони сейчас же не сделают своё дело! Уже точно было поздно отступать – в таком состоянии не заснёшь. Слишком вкусно, слишком горячо, слишком приятно…
Как же я хочу прижать тебя к стенке и избить в кровь, и трахать, и смеяться! Дьявол, как я хочу смеяться!
Маленький мальчик, только-только пошедший в седьмой класс, стоял посередине спальни с зажатыми меж зубов трусиками матери и мастурбировал на неё, спустив трусы до самых лодыжек.
Он смотрел на её мерно поднимающуюся большую грудь, прикрытую ночнушкой, и вспоминал, как она тряслась, когда мама в очередной раз лупила его после очередной пьянки. Джонни знал, что её трахают другие мужчины, и от этого бесился ещё больше – ему-то она никогда не позволит такого. Грязная сука. Как было бы хорошо хоть раз ответить на её удары! Ничего, скоро Джонни подрастёт, мышцы окрепнут, и тогда он без труда сможет заломить ей руки и присунуть аккурат меж ягодиц. О да, он будет делать с ней всё что захочет! За все унижения. За все оскорбления. За все грёбанные синяки и пинки в живот! Она ответит за всё, но позже.
Такая полненькая… Я посмотрю, как будет колыхаться твой зад, когда вздумаешь убежать от меня.
Он продолжал мастурбировать и остановился только тогда, когда крупные капли спермы громко упали на пол.
* * *
Джонни с ужасом посмотрел на Алексея.
– Да, дружище, я знаю даже про это. Думаю, ты уже понял, что очень глупо пытаться делать свои грязные делишки за моей спиной. А вообще, как считаешь, будут ли все в восторге, когда узнают, чем ты занимался в комнате своей мамочки? Как вылизывал её бюстгальтер? Как тайком фотографировал, а потом перерисовывал без одежды? Тогда, наверное, ни одна женщина с тобой не познакомится. Они узнают, почему ты так любишь делать им больно. Знаешь почему? – Алексей приблизился вплотную, его дыхание обжигало кожу. – Потому что ты так и не сделал больно своей матери. Ночная мастурбация была самым смелым твоим поступком.
Джонни пытался что-то вымолвить, но на деле лишь жалко кряхтел. Его глаза не отрывались от двух алых огней; казалось, с каждой секундой связь между телом и мозгом растворяется, и её место тут же занимает страх. Страх… Страх бесстыжего грешника, которого наконец привели к Великим вратам ада. Один шаг вперёд – боль вернётся вдвойне. Один шаг назад – пятки омоют воды рек.
Глаза Алексея немного поблекли, но вот улыбка под ними засияла как полная луна на чистом небосводе.
– Линда – прекрасная девочка, Джонни, она была со мной очень вежливой, когда мы с ней болтали. Я сказал ей, что папа пообещал не отдавать её в ад, что он спасёт её, ведь не спас при жизни. Сначала она не хотела, чтобы ты её спасал, но после небольшого визита в ад мнение поменялось. У твоей дочери особенный запах, горные волки любят такой. Понимаешь, к чему я клоню? – Джонни понимал, вот только сказать он ничего не мог, будто стал заложником собственного тела. – Линда надеется на тебя, а ты собираешься нарушить обещание, чтобы трахнуть какой-то призрак прошлого. Разве эта сука, – он указал пальцем на спящую брюнетку, – стоит твоей дочки?
Джонни мотнул головой из стороны в сторону – влево, вправо.
– Тогда сейчас же разворачивайся и убирайся отсюда. Хорошенько выспись, чтобы завтра всё прошло как надо.
– А е… если я не смогу усн…
– Сможешь, venn, не волнуйся. О твоём сне позабочусь лично я. Так что открывай дверь и иди в свою комнату, думая о том, какой завтра важный день и как плохо что-то скрывать от глаз дьявола. На первый раз я тебя прощаю, но в следующий раз… в следующий раз я позову твою маму, и тогда уже она будет разговаривать