и мужчина, Кане и Ки’и, родились братьями, но потом схватились друг с другом за право произвести потомство с первой женщиной Ла’ила’и. Та в своем выборе определилась в пользу Ки’и, тем самым ознаменовав первейшую победу человечества, которую ежегодно требовалось закреплять с помощью ритуалов, известных как Макахики
(5). В данном обряде бог Лоно, отвечающий за плодородие и воспроизведение потомства, возвращается из дальних краев, где до этого пребывал в изгнании, чтобы отобрать на некоторое время у земного правителя власть.
По мнению антрополога Маршалла Салинса, прибытие Кука помимо прочего ознаменовалось невероятным совпадением: ровно в тот самый момент на Гаваях имел место Макахики, а «Резолюшн», обойдя остров по кругу, да еще и по часовой стрелке, сам того не желая повторил маршрут, по которому на берегу несли символическое изображение бога Лоно. Идол представлял собой вертикальный шест с прибитой к нему горизонтальной перекладиной, на которую повесили кусок белой ткани, и в таком виде очень напоминал собой парус. При этом Кук, будто строго следуя сценарию неведомого ему мифа, высадился в той самой бухте, которую местные жители считали домом бога и благодаря этому построили там посвященный ему храм. В вахтенных журналах и личных дневниках моряки рассказывали, что капитана чествовали самыми разными именами, в том числе Ороно, Роно, Эронер, Аррона, Лоно, «видя в нем персонажа, в той или иной степени наделенного божественным началом» (6), – писал судовой хирург, причем нетрудно заметить, что эти его слова явно перекликаются с библейским описанием Христа. Встречая Кука, гавайские туземцы также пользовались термином акуа, который переводится как «бог». В начале 1990-х годов Гананат Обейесекере, один из научных оппонентов Салинса, выступил против подобного отождествления, опираясь на всеобщий здравый смысл. Как вообще гавайцы в своих заблуждениях могли принять англичанина за полинезийское божество? Разве вера в собственное сходство с богами не является общей чертой всех без исключения людей?
«В честь Кука гавайцы сотворили отдельного идола, – писал Хейнрик Циммерман, немецкий моряк, находившийся на борту «Резолюшн». – Этого бога они создали по образу и подобию всех остальных, но украсили не красными, а белыми перьями (7), скорее всего, потому что у Кука, как у европейца, была светлая кожа». Предполагается, что с прибытием новых богов на Гавайях, по всей вероятности, стало зарождаться осознание расовых различий. Матрос Джон Ледьярд писал, что аборигены, «замечая, что наша кожа позаимствовала у солнца красный оттенок, а у луны и звезд белый» (8), пришли к выводу, что эти румяные пришельцы имеют определенное отношение к небесным творениям. По утверждению Ледьярда, жители острова восторгались, как эти божественные создания подчинили себе силу огня, приобретя способность убивать других, не причиняя себе никакого вреда.
На острове белые гости пробыли три недели. За это время разобрали на дрова часть храма, а в оставшемся помещении устроили что-то вроде обсерватории, разместив там свое астрономическое оборудование и время от времени наблюдая с его помощью за небом. Каждый день жрецы церемонно подносили британцам жареную свинью. Аборигены собирали все плоды, произраставшие на их земле, – батат, кокосовые орехи, бананы и клубни таро, чтобы преподнести богам с небес, у которых закончилась провизия.
* * *
В середине XIX века была записана такая молитва:
Твое тело, о Лоно (9), обитающий на небесах,
Это облако, то длинное, то короткое,
Облако-хранитель, приглядывающее за нами,
Кучевое облако на небе…
Если богу молятся, это идет ему на пользу, ведь он может заболеть и слечь. А может сгореть в сотворенном им же самим солнце. 3 февраля капитан Кук вместе с командой отплыл с Гаити и отправился исследовать земли на севере. А через неделю столкнулся с новым проявлением своего божественного начала (10) в образе Лоно: на море разразился особенно свирепый шторм, по мнению многих совпавший с возвращением изгнанного бога. Под порывами ветра у «Резолюшн» сломалась мачта, заставив капитана вернуться обратно. Бросив вновь через восемь дней после отплытия якорь в бухте Кеалакекуа, британцы отнюдь не встретили там былого теплого приема. Их больше не приветствовали восторженные толпы, «что в известной степени задевало наше самолюбие» (11), – отмечал в своем дневнике лейтенант Джеймс Кинг. Пока туземцы пытались докопаться до причин возвращения чужеземцев, остров окутался туманом враждебности и подозрений. Было очевидно, что «нашей былой дружбе пришел конец, – сообщал Ледьярд, – и что нам остается лишь ускорить отъезд и перебраться на другой остров, где о наших пороках еще никто не прознал и где мы благодаря добродетелям, которыми нас наделяли другие, на короткое время вновь могли бы стать для кого-то чудом».
Вскоре возникшее напряжение вылилось во вспышку насилия. Одного из гавайских вождей обвинили в воровстве и вышвырнули за борт «Резолюшн», другого застрелили. Когда на корабле пропала шлюпка, Кук решил взять в заложники местного правителя Калани’опу’у. По слухам, поначалу тот хотел было сдаться, но жена Канекаполей уговорила его все же оказать сопротивление. Между тем островитяне, дабы защитить своего суверена, выставили три тысячи воителей.
Во время праздника Макахики, пронеся по острову идола Лоно, совершался ритуал под названием кали’и, что в переводе – «сразить правителя». Оставив символ Лоно на берегу, правитель садился в каноэ и греб на встречу с богом. А когда подходил к нему ближе, его символически пронзало копье. Воины бросались на берег и сражались с приверженцами Лоно, устроив драматичный потешный бой. А правитель, в ипостаси чужака, пытающегося захватить их землю, умирал символической смертью, но тут же возрождался уже как законный гавайский суверен. Затем, желая совершить акт примирения, правитель посещал храм, преподносил Лоно в дар свинью и приглашал «править землей на пару». После чего идола Лоно разбирали на части, что знаменовало окончание сезона празднеств. По убеждению Салинса, Кук, сам того не сознавая, и далее следовал сценарию Макахики. Потому что далее случилась «финальная ритуальная битва (12) кали’и, только роли в ней поменялись местами», после того как бог Лоно, он же Кук, высадился со своими моряками на берег, дабы сразиться с правителем. «На короткий, решающий момент, – писал Салинс, – противоборство вернулось к первородной триаде бога [Кука], правителя [Калани’опу’у] и женщины [Канекаполей], а его исход, как и в случае с мифом Кумулипо, повествующим о сотворении мира, определил выбор женщины». По мнению антрополога, роковой конец Кука стал «исторической метафорой реальности мифа». Заранее гавайцы ничего такого не планировали, но и «слепым случаем с точки зрения структуры произошедшее тоже назвать было нельзя».
Можно ли неосознанно попасть в ловушку чужого мифа? Какой же сценарий разыгрался 14 февраля 1779 года: гавайцев, британцев или антрополога, родившегося гораздо позже в Чикаго? Капитан Кук открыл по толпе стрельбу. На него набросились сотни гавайцев, вооруженных дубинками и
