железными кинжалами, которые британцы когда-то выковали на борту своего корабля и выменяли на них что-нибудь у туземцев. Как вспоминал впоследствии лейтенант Джеймс Берни, островитяне выхватывали эти кинжалы друг у друга из рук, «страстно желая поучаствовать в его убийстве». «Последние почести
(13) Куку оказали в виде метательных снарядов – камней, дубинок, плодов хлебного дерева и кокосовых орехов», – писал Салинс. Более сотни гавайцев «набросились на павшего бога, дабы приложить руку к его смерти». Первые опубликованные гравюры этой сцены изображали Кука лежавшим на берегу лицом вниз, без команды, решившей спастись бегством, без шляпы и выронившим ружье, в окружении гавайцев, собравшихся забить его дубинками насмерть. В последние несколько дней капитан удостоился всех традиционных ритуалов, положенных поверженному вождю. Его тело разрубили на части, плоть поджарили, а кости отделили и раздали островитянам – нижняя челюсть досталась правителю Калани’опу’у, череп кому-то еще и далее в том же духе. Затем эти кости клали в корзины и покрывали красными перьями.
Среди моряков Кука, бежавших на корабль, «воцарилось гробовое молчание» (14), писал офицер Джордж Гилберт; произошедшее «напоминало сон, с которым мы никак не могли примириться». Через некоторое время к кораблю подплыла пара гавайских жрецов, привезя с собой сверток с приличным куском капитанского бедра. А потом сопроводили это жареное подношение «самым что ни на есть невероятным вопросом» (15). Им хотелось знать, когда капитан Кук вернется на судно и «займет свое прежнее положение». Может, «через три дня», в духе оценки истинного христианина? Кинг писал, что «от утраты Эроно из глаз жрецов ручьями лились слезы». Те, кто собрался на берегу, «высказывали предположение, что он вернется через два месяца, и умоляли нас за них перед ним заступиться», – сообщал корабельный гардемарин Джеймс Тревенан. По словам немецкого моряка Циммермана, островитяне заявили, что «бог Кук не умер, а спит в лесу и завтра придет». По крайней мере, толмач, которого британцы наняли на Таити, перевел их слова именно так. По всей видимости, в последующие несколько лет бытовало убеждение, что Кук воскреснет. Джошуа Ли Димсделл, прибывший поселиться на Гаити в 1792 году, вспоминал свой разговор с человеком по имени Пихоре, который утверждал, что убил Кука. «Со слезами на глазах он вдобавок выразил надежду, что Оронер (так они между собой называют капитана Кука) его простит, ведь он построил в его честь несколько мораи и принес в жертву немало свиней, – рассказывал Димсделл. – …Они твердо верят и надеются, что он вернется и простит их».
По мнению моряка Эдварда Белла, высадившегося в той же бухте в 1793 году, смерть капитана Кука окончательно оформила рамки восприятия жителями Гавайев времени. «Туземцы, похоже, считали это печальное событие одним из самых значимых во всей их истории», – писал Белл, добавляя, что данная дата использовалась ими в качестве отправной точки при календарных расчетах. «Они до сих пор говорят о нем, называют Ороно и в подавляющем большинстве, по крайней мере, по их заверениям, искренне сожалеют о постигшей его судьбе». В своих рассказах британцы, бывавшие на Гавайях впоследствии, равно как и историки, подхватившие этот нарратив, неизменно подчеркивали удивление и чувство вины, которые туземцам внушила смерть Кука, будто когда разворачивались те события, они считали их какой-то игрой, которая не повлечет за собой никаких последствий. «Аборигены даже не догадывались, что Кука можно убить, считая его сверхъестественным существом, и невероятно изумились, увидев, что он упал», – сообщал в 1806 году английский путешественник Уильям Маринер. И хотя они его убили, «им все равно казалось, что боги послали его приобщить их к цивилизации» (16).
Все эти истории, многократно повторяемые и пересказываемые из поколения в поколение, упускают из виду совершенно очевидный факт: капитана изрубили по той простой причине, что он действовал опрометчиво и жестоко, убив вождей, похитив короля и заронив в души аборигенов подозрение, что британцы вернулись захватить их остров. В 1825-м на Гавайи отплыл корабль его величества под командованием кузена лорда Байрона. На его борту находился художник Роберт Дампьер, решивший написать маслом портреты тамошних жителей. Повстречавшись с одним из вождей, который был свидетелем убийства, сей англичанин впоследствии сообщил, что роковой удар нанес простолюдин с далекой окраины острова, «понятия не имевший, что Кука причислили к богам». «Они до сих пор считают это событие позором, пятнающим их национальную репутацию (17)». И какая же за это полагалась расплата?
По данным торговца мехом Джеймса Колнетта, прибывшего на Гавайи в 1791 году на борту судна «Аргонавт», с момента первого появления британцев островитяне вели бесконечные войны, а их ряды с тем же постоянством косила странная, неведомая болезнь. И то и другое, по их убеждению, объяснялось местью Кука. Проснулись сразу два местных вулкана, день и ночь изрыгая огненную лаву, – это тоже отнесли на счет деяний мстительного бога. «Они устроили мне форменный допрос, пытаясь выяснить, вернется он или нет, и допытываясь, когда я его в последний раз видел», – писал Колнетт. И ответил, что капитан Кук, дабы отомстить за свою смерть, наслал испанцев колонизовать местные земли, а их обитателей обратить в рабов. «Ведь Господь – это Бог воздаяния», – предупреждает Книга пророка Иеремии.
И простру на тебя руку мою,
И низрину тебя со скал.
* * *
Первые миссионеры, прибывшие на Гавайи из Новой Англии в 1820 году, в своих проповедях использовали пророческую легенду о капитане Куке в качестве убедительного иносказания. «Как тщетно, как крамольно и вместе с тем презренно было для червя (18) – под которым подразумевался Кук – дерзнуть превратиться в предмет религиозного благоговения со стороны глупых и грязных почитателей демонов», – гремел на всю округу Хайрам Бингем, кальвинистский руководитель первой евангелистской миссии, прибывший из Бостона. Проведя в море полгода и бросив наконец у берегов архипелага якорь, миссионеры обнаружили его в объятиях «самого непрошибаемого язычества» и разглядели за его залитыми солнцем пейзажами отчаянную безысходность. Завезенные британцами вирусы выкашивали целые семьи и деревни, а те, кому удалось выжить, пили чуть ли не до смерти. За год до этого умер великий Камехапеха, основатель и первый правитель вновь объединенного Гавайского королевства, а когда бразды правления перешли к его сыну, тот упразднил систему табу – свода строгих законов, веками определявших повседневную жизнь, но после появления британцев в значительной степени ослабевших. На островах, судя по всему, наступил кризис веры – приходили в запустение храмы, разрушались тотемы древних богов. «Нация без религии застыла в ожидании закона Иеговы» (19), – писал один из первых миссионеров. Плохое здоровье и свирепствующую болезнь кальвинисты объясняли аморальностью гавайцев, их сексуальной распущенностью, идолопоклонничеством и благоговением перед Куком.
В
