«И это возможно наяву? — Джантара словно обдало тупой (и вместе с тем пронзительно острой) холодной жутью. — Мы… чьё-то орудие? Затем и собраны вместе?..»
— Нет, правда… — начал Минакри. — У нас всех свои устремления, цели, поиски, своя жизнь… Но есть и общее: хотим разобраться в проблемах и путях развития человечества. А тут — в конкретной тайне, как-то связанной с этим. И вот будто кто-то выводит нас на неё… Или… мы уже сами под гипнозом придали ей такое значение? А так ничего и не было — кроме давней, схлынувшей шумихи? И взрыв — просто взрыв, не более?..
— А может быть, — после очередной паузы начал Лартаяу. — Так ли много говорят об этом взрыве… или просто мы сами много думали о нём? И если всё время были под каким-то внушением — правильно ли вообще всё делаем и оцениваем? И там ли, где надо, ищем ответов?..
Будто прокатилась волна — с которой, однако, ничего не схлынуло, не открылось: пришло лишь осознание неопределённости, смутной пустоты впереди…
— Но тогда… и все разговоры за эти дни… — потрясённо начал Минакри.
— Нет, а тут в чём неправы? — вырвалось у Джантара в испуге. — Почему не удалось создать совершенное общество, и что происходит вместо этого?
— И с идеей равенства… — добавил Лартаяу. — Не так всякий раз было: сперва кто-то провозглашал общую цель человечества, в достижение которой все должны включиться как равные; а потом оказывалось — многим эта цель не нужна? А кто в ней заинтересованы — как бы обманули, подвели всех? Виноваты… что кто-то ничего не хочет дать на общее благо, кому-то всё безразлично, кто-то предаётся порокам и творит зло? И теория потребностей: тоже, что не так? На примере случая с Донотом видно — чем рискуем, позволяя «взрослой» пропаганде эксплуатировать нашу наивность! Вот и тащи их силой на свой духовный уровень, помогай вырваться из банды, где они, бедные и несчастные, состоят не по своей воле!
— И так же: в банды идут не от беды! — поддержал его Талир. — Мировоззрение у них — не самоценной личности, а члена банды, только и могут жить мелкими враждующими группами! Хотя страшно подумать: с кем тогда создавать единое человечество — но что неправильно как факт? И в чём неправ тот, кто это понимает?
— А как законы некоторых распространили на всех? — продолжал Лартаяу. — И на чём законы основаны? Разве не правы мы и тут?
— А остатки инстинктов в жизни людей? Как они делят, дробят единое человечество на эти мелкие группы? — поддержал общий порыв Итагаро. — Вдруг оказывается: кто-то защищает тебя от какого-то врага — и хотя ты ни с кем не ссорился, уже что-то должен в этой борьбе? Не можешь сказать: это вообще не твоя борьба! Тот чей-то покровитель и чей-то враг, оказывается, ещё и осуществляет власть на определённой территории, а ты, мирный житель — почему-то его подданный! На уровне как дворов, так и армий, принципиальной разницы нет!
— А скажешь так — уже, выходит, кого-то предал, — добавил Талир. — Хотя кто его выбирал в покровители или судьи своим поступкам, кто ставил над множеством других людей? Которые, правда, сами почему-то неспособны организовать жизнь, поставить цель — могут только батрачить и подчиняться? Но он, взявший власть, уже хочет, чтобы так, как они, жили все; ему уже мешают те, кто не хотят такого руководства; они — враги и стада, и покровителя… Вот вам и законы, и армии, и государственные границы, и тайны! Мешают создать совершенное общество — где им нет места, ведь оно будет состоять из личностей, а не из банд?
— И опять же теория потребностей, — продолжала Фиар. — Что, не бывает и так: человек, казалось бы, образованный, с какой-то профессией; но по жизненным целям, мировоззрению — дикарь, хищник, паразит на цивилизации? И это нельзя признавать открыто?
— Из-за кого и тянется вековая гонка охраны и взлома! — подтвердил Итагаро. — Кому ума хватает только половчее взять чужое, напакостить! А честные люди виноваты, что не сумели поднять их на свой уровень? А как поднимешь, если тебя же за это готовы убить? И сами твои цели им чужды и непонятны?
— Мелочно «обставить», «переплюнуть» другого — для них, собственно, вершина? — согласился Талир. — Им не нужно, чтобы всем было хорошо, наоборот — чтобы кто-то, завидуя, тянулся за ними? И уже в котором поколении! Правнуки тех, первых, кого ещё, казалось, можно оправдать бедностью и неграмотностью! Четыре поколения этих бедных и малограмотных, ничего не взяв от цивилизации, только вредят ей?
— А… как же четыре поколения людей городской цивилизации? За чей счёт пытались ввести в неё массы тех, кому она не подходит? — продолжал Итагаро. — И ещё плодятся в геометрической прогрессии — и им всё дай, и дай, и дай… то, что не способны взять! Вооружай бандитов, снабжай технологиями подпольную торговлю… Им дай всё сполна — а сам хоть надорвись, да ещё будь виноват в их бедах, получай их ненависть за это?
— Хотя не строить же каждой расе своё отдельное человечество, отгородившись границами, — ответил Лартаяу. — Планета одна, люди — один вид, расы изрядно смешались… Но и то верно: индивидуальных и расовых отличий — не желают понимать, возводя себя в образец. А что до обделённых групп, слоёв, бедных семей — где ненавидят других за своё менее обеспеченное детство, худших родителей, возможно, и худшие гены… Что те могут для них сделать? Каждый — из конкретной семьи, что одному дала в детстве его семья, то другому — не дала. Остаётся чувство ущерба в судьбе от того, что вовремя не сложилось… Но и не вина же это таких детей, как мы! За что им нас так ненавидеть? Не свои семьи — а нас?
— А цель и была: чтобы никто не «происходил из низших слоёв», — ответил Джантар. — Никому не приходилось бы «рваться из нужды», «выбиваться наверх», ненавидя других за бедность своих родителей…
— А родители и не столько бедные, сколько тупые: не желают понимать, что нужно детям сейчас! В нашем детстве, мол, не было чего-то — и они обойдутся! А цивилизация развивается быстро… То есть, до сих пор развивалась, — горестно уточнил Лартаяу. — Но говорю к тому, что для некоторых видеокамера или компьютер — экзотика, без которой можно обойтись! А от них зависят дети…
— Получается и не личная неполноценность, — согласилась Фиар, — Искусственно устроенная неполноценность судьбы. Потому что за человека до стольких лет всё решают другие… А потом и остаётся вымещать уже на детях несостоявшееся собственное прошлое? И им — заполнять собой пустоты жизни родителей: хотеть того, что не досталось им, учиться или работать, где им не пришлось? А своя судьба не складывается, переходит по такой эстафете дальше, и конца не видно…
— Потому что ценится не личность, а реальный или мнимый долг перед другими! — добавил Лартаяу. — Человек не может сказать: я — не вы, не в ответе за то, что не сложилось у вас! Будто нет понятия личной судьбы, лишь долг перед старшими и их особые права! И это не членистые Иорары — люди одного с нами вида!.. Что, тоже неправомерная постановка вопроса? И каким быть единому человечеству — вправе решать лишь они? Чтобы и было — не из личностей, а из банд и долгов перед старшими, где каждый кем-то подавлен?
— Мальчики, но что получается? — вдруг спохватилась Фиар. — Как… проверка убеждений — в порядке ли после возможного гипноза? Но всё так и есть: кто отравляет жизнь других — числится жертвой, ведь ему не дали то, что не умеет взять…
— Действительно… — удивлённо, словно очнувшись, согласился Герм. — Вышло будто проверка, во всём ли мы правы… Нет, но — что теперь? Если нас кто-то специально подбирал, имея свои планы…
Герм умолк, не решаясь закончить — и будто холодная липкая рука сдавила всё внутри у Джантара. Будто лишь тут смысл внезапного предположения вполне дошёл до него как возможная реальность… И… вовсе не фиктивное племя преследовало его семью; и не таинственные монархисты — семью Лартаяу; и не по мифической «воле отца» угодил в монастырь Минакри? Всё это… проявила себя некая единая воля, о которой они понятия не имеют? Тайная сила, что ищет таких, как они — и решает судьбы в своих целях?
И что за сила? Какого характера: политического или мистического? Как иметь с ней дело, понять её логику, как и о чём можно договориться?
Или опять — ошибка, самообман, заблуждение? А реально и есть — роковая цепь случайностей? Видимость чьего-то плана, миссии — не более? Все планы, мысли, чувства тут — лишь их самих?
И хоть бы ещё видение, предчувствие… Но — пустота. И нечего вспомнить из более-менее подходящих прежних видений, чтобы найти ответ. А и было бы — что тогда? Вновь следовать «предначертанию» — или уже наоборот? И вообще, эта сила — добрая или злая, и в чём может быть её цель? И сколь близка или далека от их собственных?..
— … Кажется, останавливаемся, — вдруг донёсся голос Ратоны. — Замедляем ход…
