— Да поговори же ты со мной! — потребовал Джонни, не желая закрыть тему.
— А что еще сказать? — прохрипела я, уступая его натиску и снова поворачиваясь к нему. — Я тебе не нужна. Я все слышала. Я все поняла.
— Ничего-то ты не поняла, если так говоришь, — сердито возразил он.
Когда я не ответила, Джонни буквально взревел:
— Отлично. Если не хочешь обсуждать это, я больше не скажу ни слова, — заявил он, резко подняв руки. — Шаннон, ты этого хочешь?
— Да, Джонни, я этого хочу, — прошептала я.
— Как тебе будет угодно, — бросил он, снова запуская мотор. — Я сдаюсь.
В ушах у меня стоял его отказ, эмоции клокотали, я зажмурилась и взмолилась, чтобы время ускорилось.
Я чувствовала сильнейшую боль в желудке, которая сочеталась с пульсирующей болью в груди, которая, казалось, расцветала и разгоралась с каждой милей.
Когда Джонни вывернул на мою улицу, я привычно соврала, назвав ему не тот дом, зная, что, если отец увидит, как я выхожу из дорогой машины, этот вечер станет последним в моей жизни.
Однако я не предполагала, что он может заглушить мотор еще раньше, но так оно и случилось.
— Ты в порядке? — спросил Джонни, поворачиваясь ко мне.
— Да, — прохрипела я.
Он кивнул, словно взвешивая мои слова.
— Шаннон, послушай…
— Не надо больше ничего говорить, — быстро перебила я его. — Такого больше не повторится.
Он нахмурился:
— Нет, я не это хотел…
— Прости, — выпалила я и открыла дверцу. — Мне правда очень, очень жаль.
Расстегнув ремень, я вылезла из джипа и захлопнула дверцу раньше, чем он успел что-то сказать.
Больше мне не выдержать.
Не сегодня.
Раздавленная, я стояла у стены соседского садика, пока не сообразила, что Джонни дожидается, когда я войду в дом, прежде чем уехать. Тогда я сделала единственно возможное в моем положении: нагнув голову, помчалась по тротуару к своему настоящему дому, не осмеливаясь оглянуться назад.
Вбежав внутрь, я закрыла дверь, судорожно выдохнула и быстро огляделась по сторонам.
В доме было пусто.
По будним дням Олли, Тайг и Шон ходили к бабуле Мёрфи, кроме пятницы, когда она сразу после школы приводила их домой, а сама на выходные отправлялась в Беару к другой своей внучке. Оттуда она возвращалась около восьми вечера в воскресенье.
Джоуи и мама по понедельникам работали, а отец почти все вечера просиживал штаны в букмекерских конторах.
Ничего не изменилось.
Выкидыш или нет, моя отстойная семья жила как обычно.
Радуясь, что удалось избежать очередного бессмысленного допроса, я сняла туфли и побежала наверх, чтобы поскорее скинуть влажную форму.
В кладовке стояла купленная в секонд-хенде сушильная машина, пользовались ею крайне редко, потому что она адски жрала электричество, но я собиралась ее включить.
У меня просто не было выбора.
Вернувшись в дом боли, я нырнула в свою комнату, переоделась в пижаму, а форму я скатала в тугой комок и понесла вниз.
Я одолела половину лестницы, когда во входную дверь постучали.
Я замерла на ступеньке, пытаясь сообразить, чей это высокий силуэт виднеется по другую сторону матового стекла.
Постучали еще раз, громче, и я сбежала с лестницы, пробежала по коридорчику и распахнула дверь. Снаружи, под дождем, стоял Джонни, чем-то похожий на полуутопшего ангела.
У меня закололо и тяжело забилось сердце.
Господи, серьезно?
Зачем?
— Привет, — прошептала я, вцепившись в дверную ручку.
У нашего крыльца была ступенька, минимум в фут высотой, и все равно мне пришлось задрать голову.
— Привет, — ответил Джонни, пристально глядя на меня. — Ты живешь в девяносто пятом доме.
Я смущенно кивнула.
— А я думал, в восемьдесят первом. — Он нахмурился. — В те разы я тебя там высаживал.
Я беспомощно пожала плечами, растерявшись вконец.
— Ты забыла рюкзак в машине, — сказал он, снимая с плеча и протягивая мне мой рюкзак.
— Извини, — пробормотала я, чувствуя, как снова краснею. — Твоя куртка у меня в комнате. Сейчас принесу.
Я собралась бежать за курткой, но Джонни меня удержал, взяв за руку.
— Не надо, — сказал он, быстро убирая руку. — В школе передашь или как-нибудь еще.
— Ладно.
Он сунул руки в карманы, качнулся на пятках, снова посмотрел на меня и шумно выдохнул:
— Ты в порядке?
— Да, — шепотом ответила я, хотя даже близко не была в порядке.
— Шаннон, не хочу, чтобы ты думала, будто ты мне не нужна…
— Пожалуйста, ничего не говори, — взмолилась я, снова жутко смутившись. — Пожалуйста.
— Сейчас все ужасно сложно…
— Джонни, пожалуйста, просто забудь о том, что было.
Он посмотрел на меня — бесконечно долго и мучительно, — потом нехотя кивнул:
— Если ты так хочешь.
— Да, — ответила я, опуская плечи.
Взгляд Джонни вновь скользнул по моей шее, и его лицо мгновенно помрачнело.
— Я должна вернуться в дом, — сказала я, боясь, что он возобновит разговор с того места, на котором оборвал.
— Да, — ответил он, качнув головой. — Конечно. И мне пора.
— Ладно.
— Надеюсь увидеть тебя завтра, — сказал Джонни, повернулся и зашагал прочь.
Чувствуя себя покинутой, я кусала губу и смотрела ему вслед.
— Пока, Джонни.
— Пока, Шаннон, — ответил он, улыбнувшись мне через плечо.
Боже мой!
С колотящимся сердцем я закрыла дверь и потащилась наверх.
Мне нужно было прилечь, чтобы разобраться с мыслями.
Войдя в свою комнатенку, я направилась к кровати с намерением рухнуть лицом в подушку, но увидела куртку Джонни поверх одеяла.
Как полное ничтожество, я плюхнулась в изножье кровати, потянулась к его куртке и прижала ее к груди.
Его запах был повсюду.
На куртке.
На мне.
Прижимая к себе мокрую ткань, я глубоко вдохнула знакомый запах дезодоранта и тут же обругала себя за такую дичь.
Что я делаю?
Зачем позволяю себе все эти чувства?
Они опасны.
Я должна перестать.
Я ему не нужна.
И вообще никому.
От волнений и жалости к себе у меня закрутило живот. Я откинула одеяло, забралась в кровать и свернулась в клубочек.
У меня все болело.
Тело.
Мозг.
Сердце.
Медленно дыша, я старалась освободить голову от всех дрянных мыслей, отравлявших меня.
От каждого постыдного и выматывающего душу воспоминания о своем идиотском поведении.
Долго это не продлилось.
Через пятнадцать минут оглушительно хлопнула входная дверь.
Еще через три дверь моей комнаты настежь распахнулась.
— Где ужин?
Я не шевельнулась и только вцепилась в край одеяла, ощущая, как тревожно напряглось тело.
— Забыла приготовить, — пробормотала я.
— Так вылезай из своей сраной постели и спускайся вниз, — рявкнул отец, остановившись в проеме. — Напоминаю, девка: у тебя есть обязанности по дому. Приготовление еды — одна из них. Пришло время отрабатывать свой хлеб!
— Я, кажется, заболела, — прохрипела я.
Я не врала.
Живот свело судорогой.
— Ты заболеешь по-настоящему, если не оторвешь свою бесполезную жопу от кровати, — пригрозил отец. — Заболела она! Твоя мать вдрызг больная, а работает, чтобы платить за твою говенную школу, сучка неблагодарная!
Я знала, что сегодня он не пил, но трезвым он все равно наводил на меня ужас.
— Девка, у тебя пять минут, чтобы спуститься, — добавил он. — И не вынуждай меня возвращаться за тобой.
Он захлопнул дверь. Я слушала, как он топает по лестнице, и думала, как быть.
Остаться здесь — и тогда он изобьет меня, или сделать, как он велел, что все равно не исключало побоев?
Выбора не было.
Вообще никакого.
Для меня, во всяком случае.
Откинув одеяло, я вылезла из кровати и спустилась в ад.
— Ты все еще со мной разговариваешь? — первое, что спросила Клэр, когда поздно вечером я ответила на ее звонок.
