сравнению с жизнями этих несчастных девушек, которые вынуждены плыть по течению, не зная, куда их забросят злые ветра. Ты должна смеяться, а не плакать! Истерики и скандалы – это женские штучки, которые работают только с теми, кто искренне любит нас, ведь только люди, которым мы не безразличны, проявят мягкость, любовь и понимание, только они будут печалиться и переживать за нас. Человек, что не любит тебя, взглянет на твой хладный труп, уронит самое большее пару слезинок, скажет нечто вроде «Очень жаль!» – и продолжит жить дальше. Миньминь, неужели ты позволишь своему упрямству навредить твоему отцу?
Миньминь с некоторой растерянностью покачала головой. Улыбнувшись одними губами, я сказала:
– Если не хочешь выходить замуж за того молодого господина, можешь вынудить отца отказаться от помолвки, притворившись, будто задумала свести счеты с жизнью. На самом-то деле нужно лишь, чтобы ты перестала грезить о тринадцатом принце, и, уверена, тогда о свадьбе скоро забудут.
Миньминь замерла, погруженная в раздумья, а я молча сидела рядом с ней. Все, что я должна была сказать, я сказала. Поймет – тем лучше для нее; не поймет – я уже ничем не смогу ей помочь. В конце концов, она сама хозяйка своей судьбы.
Прошло довольно много времени, прежде чем она наконец нарушила молчание, тихо спросив:
– Тогда я больше не смогу видеться с тринадцатым принцем?
– Да, – тихо ответила я.
– А я смогу когда-нибудь встретить кого-то, похожего на него?
– Миньминь, тяжело сказать, что лучше – луна или звезды, – мягко проговорила я. – Но если ты не будешь плакать, опустив голову, о том, что упустила луну, может быть, увидишь небо, полное звезд? Это зрелище не хуже яркой луны.
– А ты? – Миньминь пристально взглянула на меня. – Ты сможешь забыть восьмого принца, забыть о луне и отправиться на поиски звезды?
– Смогу, – решительно кивнула я. – Я буду глядеть в оба и искать. Если эта звездочка будет предназначена мне, я ни за что ее не упущу.
Миньминь долго смотрела на меня, а потом сказала со слезами на глазах:
– И все-таки мне хочется плакать.
– Тогда плачь, – мягко ответила я. – Только не слишком долго. Помни: когда закончишь плакать, поскорее вытри слезы и подними голову к небу, чтобы не пропустить предназначенную тебе звезду.
Я едва успела договорить – Миньминь бросилась в мои объятия, рыдая во весь голос. Я крепко прижала ее к себе и принялась машинально похлопывать по спине. Чувствуя, что сама вот-вот заплачу, я открыла глаза как можно шире и задрала голову, не позволяя слезам катиться по щекам.
Глава 18
Треплется по ветру шелковый пояс – то фея гуляет по яркой луне
На другой день я, увидев императора Канси, была охвачена беспокойством. Я не знала, что обсуждал с ним господин Суван Гувалгия, но мне казалось, что это было нечто поважнее романтических отношений.
Его Величество был занят просмотром документов и почти не обращал на меня внимания; я же, стараясь быть осторожной и незаметной, прислуживала ему. За весь день император Канси не произнес ни слова, словно вчера ничего не произошло. Я мало того что не успокоилась – наоборот, чем дальше, тем сильнее становился мой страх. Я опасалась, что чем тише обстановка сейчас, тем яростнее будет буря, что разразится в будущем. Впрочем, я все равно не могла ничего поделать, и мне оставалось лишь точно так же притворяться, будто ничего не произошло.
Вечером я сходила проведать Миньминь. Ее глаза покраснели и припухли, став похожими на два грецких ореха.
– Да уж, на людях тебе показываться не стоит, – со вздохом покачала я головой. – Неудивительно, что ты не выходишь из своего шатра.
Наискось лежа на мягкой подушке, Миньминь сообщила:
– Все случилось так, как ты и говорила. Отец обещал упросить Его Величество не выдавать меня замуж, сказал, что позволит мне самой выбрать жениха здесь, в степях. Однако отец сказал, что Цзоин Иргэн Гьоро – весьма неплохая партия.
Кивнув, я тепло взглянула на нее и ничего не ответила. Губы Миньминь вдруг изогнулись в улыбке, и она добавила:
– Отец очень тебя хвалил, сказал, что его вовсе не удивляет то, как высоко Его Величество ценит тебя.
Я изумленно уставилась на Миньминь, и та, сев прямо, пояснила:
– Я сказала отцу, что все поняла и больше не хочу становиться женой тринадцатого принца. Он решил, что я вздумала одурачить его и говорю это, просто чтобы меня не выдавали замуж. Тогда я рассказала ему все, что ты сказала мне тогда.
– А про нас с восьмым принцем? – тут же испуганно спросила я.
– Я грубая и неотесанная, но все-таки не глупая, – перебила Миньминь. – Кроме нас с тобой об этом больше никто не узнает.
Я с облегчением кивнула, и она продолжила:
– Я расплакалась и сказала отцу, что все осознала: тринадцатый принц не подходит мне, и мне нет смысла становиться его женой, не пойду замуж! Слушая меня, отец только ахал и говорил, как мне повезло, что у меня есть такая подруга, как ты. Еще он сказал, что мне не нужно притворяться, будто я собираюсь перерезать себе горло, – он не станет заставлять меня выходить замуж за Цзоина.
Я с улыбкой глядела на эту смелую и решительную девочку, которой, без всяких сомнений, и правда очень повезло.
– Жоси, – вдруг сказала Миньминь, – можно мне звать тебя старшей сестрой?
– Зови, – с улыбкой разрешила я. – Но только наедине. На людях нельзя.
Торопливо пообещав так и делать, она ласково позвала:
– Сестрица.
Мы обе засмеялись, держа друг друга за руки.
На ее лице еще сияла улыбка, но в глазах притаилась печаль. Я вздохнула: тяжело ей будет все забыть. Сказать всегда проще, чем сделать. Многие люди прекрасно осознают, как следует поступить, но, когда доходит до дела, многие ли могут поступить так, как следует? Миньминь и без того сделала немало.
После долгого молчания она вдруг произнесла:
– Сестрица, я боюсь, что, даже если найду ту самую звезду, все равно не смогу забыть его голос и улыбку. И я не хочу, чтобы он забывал меня. Я хочу станцевать для тринадцатого принца, чтобы всякий раз в будущем, когда он будет глядеть на чей-то танец, он вспоминал обо мне, о той, что когда-то танцевала для него.
Я кивнула ей, показывая, что поняла, и ласково сказала:
– Я обязательно помогу тебе сделать так, чтобы тринадцатый принц никогда не забыл то, что увидит.
Печально улыбнувшись, Миньминь бросилась
