меня по ногам, оставляя синяки и царапины на коже. Я не обращала внимания на боль и продолжала плыть. Наконец, кашляя и отплевываясь, я выбралась на берег реки, каждый дюйм моего тела болел. Только когда я снова смогла дышать, я обернулась к Бьорну, который стоял на четвереньках, выкашливая половину реки.
― Ты сошел с ума?
Он перевернулся на спину и уставился в небо, пряди его темных волос прилипли к лицу.
― Это говорит женщина, которая пыталась броситься со скалы.
Мой желудок сжался.
― Я пыталась остановить битву. Я пыталась лишить их причины сражаться.
― Я знаю, что ты пыталась сделать, ― ответил он. ― И мы это сделали.
Бьорн повернул голову, чтобы встретить мой взгляд.
― Все видели, как молния Торы швырнула нас в воду, Фрейя. Все видели, как мы падали в водопад, слишком высокий, чтобы можно было выжить. Они думают, что мы мертвы. ― На его лице появилась вымученная улыбка. ― Но это не так.
Нет, не так.
Бьорн схватил меня за руки и притянул к себе. Тепло его тела было таким приятным после ледяной реки, но я заставила себя сосредоточиться, пока он говорил:
― Все поверят, что мы мертвы, Фрейя, и никто не борется за обладание мертвыми. Мы можем покинуть Горные земли без последствий, потому что Снорри не станет наказывать Гейра или Ингрид за то, что ты пала в бою. Никто не станет охотиться за нами. Мы можем выбирать, куда идти и что делать, и никто, даже боги, не смогут нас остановить, потому что мы сами вершим свою судьбу. Вместе.
Вместе.
Мое сердце замерло, а затем забилось быстрее, потому что это было будущее, которое я никогда не позволяла себе представить.
Жизнь с Бьорном, когда ничто не стоит между нами и никто не контролирует нас. Мы могли бы жить свободно, и другие не будут использовать нас в своих целях. Бьорн улыбнулся и, подняв руку, заправил мокрую прядь мне за ухо.
― У тебя будет все, что я в силах дать, Фрейя. Я клянусь в этом.
По моим щекам потекли слезы, упали ему на грудь.
― Но как же месть за твою мать?
И мою?
В его глазах мелькнула боль, и Бьорн зажмурился. Но когда он снова открыл их, то сказал:
― Ни одна клятва не стоит твоей жизни. Никакая месть не стоит твоего счастья. Я позволю прошлому сгореть в пепле, Фрейя, потому что ты ― мое настоящее. Мое будущее. Моя судьба. ― Он поднял вторую руку, чтобы коснуться моего лица. ― Я люблю тебя.
И я любила его.
Любила его так, что это не поддавалось объяснению, и слов было недостаточно, чтобы передать те эмоции, которые пылали в моем сердце. С моих губ сорвался всхлип, и я зарылась лицом в его шею, вдыхая его запах. Упиваясь им, потому что он был моим. И мы никогда не расстанемся.
― Нам нужно идти. ― Его пальцы запутались в моих волосах. ― Они прервут бой, чтобы обыскать берега реки, и не должно остаться никаких следов, что мы спаслись из водопада.
Вытерев лицо, я поднялась на ноги. Бьорн, не выпуская моей руки, залил водой грязь, чтобы скрыть следы, оставленные нашими телами, а затем повел меня вниз по течению, наши ноги шлепали по мелководью. Лишь однажды я оглянулась назад, и мой желудок сжался при виде огромного водопада, у подножия которого поднимался туман. Он с готовностью бросился в воду, поверил, что моя магия спасет нас, что мы достаточно сильны, чтобы выжить.
Все для того, чтобы спасти меня.
Сами собой мои глаза устремились за водопад, к дыму, поднимающемуся над скалами. Но ни молния не сверкнула, ни гром не прогремел.
― Харальд пришел за тобой, а не за Гриндиллом, ― сказал Бьорн. ― Он не будет сражаться, он отправится искать нас.
― Ты уверен?
― Да. Не забывай, что я хорошо его знаю.
Напряжение спало с моих плеч. Все было кончено. Мы справились.
― Сюда, ― сказал он, указывая на узкий ручей, впадающий в реку. ― Мы побудем здесь до наступления ночи.
― Где? ― спросила я, наслаждаясь ощущением своей руки в его ладони. Я не хотела его отпускать.
Бьорн лишь улыбнулся.
― Увидишь.
***
Мы шли вверх по течению несколько часов, вода становилась все теплее и теплее, пока не достигла температуры горячей ванны. Мы мало разговаривали, Бьорн время от времени бросал взгляд на небо, где солнце клонилось к закату. Мы миновали руины сгоревшей хижины, почерневшее дерево которой медленно поглощало время и мох.
― Это был дом, где я жил с матерью, ― сказал он. ― Я не был здесь с той ночи, когда он сгорел.
Я прикусила губу, а потом спросила:
― Что случилось?
Он остановился и долго молча смотрел на руины, и я подумала, что он не хочет рассказывать. Потом Бьорн сказал:
― Мы жили здесь одни. Она старалась держаться как можно дальше от людей.
― Почему? ― спросила я, и мой пульс участился от предвкушения, потому что Бьорн никогда не говорил о своей матери.
― Знать будущее ― это тяжелое бремя, ― ответил он, ― потому что оно часто полно боли, душевных терзаний и потерь. Общение с людьми ― вот что было причиной, — он поморщился, ― того, что ее дар показывал ей будущее, поэтому она избегала встреч, когда это было возможно. Поэтому большую часть времени мы с ней проводили вдвоем.
― Твой отец не навещал ее?
Челюсть Бьорна сжалась.
― Только когда хотел получить от нее ответы. Мое существование было источником серьезных конфликтов между ним и Илвой, поэтому он никогда не привозил меня в Халсар.
Я заколебалась, но потом спросила:
― Они не подозревали, что в тебе есть кровь бога?
― Моя мать знала. ― Он сглотнул. ― Она запретила мне произносить имя Тира. Одно из моих самых ранних воспоминаний ― как она сказала мне, что, сделав это, я могу потерять тех, кого люблю, в огне и пепле. ― Он покачал головой. ― Она рисовала в моей голове видения, в которых люди кричали, умирали, и все вокруг постоянно горело.
Было тяжело это слышать. Не только потому, что она была права, но и потому, что, пытаясь изменить предначертанную ему судьбу, Сага наполнила голову своего ребенка кошмарами, которые, как я подозревала, не покидают его
