и руки на крылья распластанных кругом тела мёртвых фазанов.
Ситрик покачал головой, не соглашаясь с ней, но дева настояла. Он осторожно расстегнул фибулы на провалившихся плечах и снял с игл живо звенящие в тишине низки бус.
– А теперь укрой меня, – прошептала Ингрид, и Ситрик развернул Зелёный покров.
Он опустил его на её тело, укрыв его словно одеялом. Воздуха уж не хватало ему, но он опустился на колено перед Ингрид и поцеловал укрытый шёлковым платком лоб. А после посмотрел на призрак мёртвой жены конунга. Ингрид улыбнулась ему, и, словно растаявший лёд, на глазах её дрожали слезинки.
– Спасибо тебе, – прошептала она. – Я теперь свободна и могу найти свой путь. Пожалуйста, закрой глаза. Теперь уж это точно моя последняя просьба.
Ситрик закрыл глаза. Ингрид вскинула руки и вытолкнула его из камеры да сквозь насыпанный курган. Сознание завертелось потревоженным туманом, утягивая память за собой и погружая её в какой-то немыслимый мрак и слабость. Ситрик боялся вдохнуть, не понимая, внутри он могилы или уже выбрался из неё. Ему казалось, что земля осталась в его носу и что она упадёт ему в лёгкие, как только он начнёт дышать.
Но вот его лица коснулась травинка, и голова опустилась в мягкий юный вереск. Как только он открыл глаза, он понял, что Ингрид исчезла, и исчезла навсегда. Запах праха и мертвечины вылетел из лёгких с первым же вздохом. Ситрик закашлялся, жадно глотая воздух, пахнущий свежей порослью, цветами и речной водой. Так пахнет молодое лето…
Он лежал на траве, и над ним мерно плыли тонкие облака. Пролетел с клёкотом ворон, резвясь в потоках морского ветра. Он летел на восход.
В руках Ситрик сжимал бусы, да так крепко, что побелели пальцы. Он приподнялся, сел, ссутулив плечи, и бросил взгляд на дары. Улыбнулся с тихим смешком этой плате и, с трудом расправив онемевшие пальцы, бросил украшения в траву.
А потом заплакал, вспомнив Ильку…
Зря он оставил второй отрез Зелёного покрова.
Он не успевал.
Здесь можно было увидеть что-то, лишь когда от холодной и сырой земли поднимался пар. Туман светился, выуживая из тьмы голые ветви прогнивших насквозь деревьев. Он стелился у самых ног, не поднимаясь выше, и походил на дым, что идёт от костра нойты, когда колдун решается отыскать тропу.
Илька подняла глаза, надеясь увидеть небо, но вместо него был чёрный земляной свод пещеры. Ей показалось, что кто-то позвал её, и она пришла сюда, только теперь осознав, что ступила в Туонелу. Тонкий мир остался за её спиной.
Впереди была река, у её воды лежал плот. Голос звучал на том берегу.
Ей хотелось плакать, но слёз не было в ней. В ней больше не было жизни. Она попыталась окликнуть Вамматар, надеясь, что дочь Туони придёт и выведет её обратно в тонкий мир, но та не приходила. Она ушла с первым рассветом, и больше Илька не видела её. Она принялась кричать, зовя на помощь других дочерей Туони, каких у него было много. Обычно она гнала их прочь, заклиная их именами раны на живых телах, а теперь звала. Но и они не приходили, будто голос Ильки звучал лишь в её собственной голове.
Никто её не слышал.
Илька села на землю, прижав к груди колени и опустив на них голову. К ней подходили мёртвые животные, от которых пахло трупными соками. Они обнюхивали её, а после убегали прочь, растворяясь в темноте и тумане. Илька даже не поднимала головы, чтобы взглянуть на них.
Кто позвал её сюда? Она не успела различить голос.
Нойта сидела на земле, боясь идти дальше и глубже в мир мёртвых. Здесь, на самом его краю, у неё, быть может, ещё была возможность вырваться из него. Она не видела троп, какими пришла сюда, но чувствовала, что они ещё есть, что они висят над землёй в промозглом воздухе. Их просто укрыл молочный туман…
– Илка, – вдруг услышала она снова. Так звали её лишь отец и люди из племени кирьяла.
Девушка подняла голову, прислушиваясь. Голос настойчиво повторил её имя, и замершее в груди сердце заныло. Так хотелось пойти навстречу этому неведомому голосу. Столкнуть в воду плот и переправиться на тот берег. Её тянуло к нему, будто она была привязана нитями к взывавшему.
– Кто ты? – крикнула в ответ Илька.
Голос потонул в холодном дыму тумана.
– Илка… – её снова позвали.
– Назовись! Ответь мне! – принялась кричать Илька, надеясь, что хоть одно словечко прорвётся сквозь жестокий пар.
Она не сдвинулась с места, замерла, вжав стопы в землю. Из последних сил заставляла себя не идти к тому, кто звал её.
– Илка, – звучало в темноте. – Илка…
– Я не пойду к тебе, – прошептала нойта. – Не пойду. Я ещё жива.
– Илка…
– Я ещё жива!..
Она не знала, сколько дней прошло, ведь в этом мире не было солнца. В этом мире не было дней. Но не было и ночей тоже. Здесь была лишь тьма…
Но однажды голос замолк, и звенящая тишина объяла нойту. Илька наконец подняла лицо, принялась всматриваться во мрак. Туман растаял, и она увидела Эйно, стоящего на том берегу. На поясе его висел, сияя проклятой луной, серп.
Илька испугалась и сорвалась с места. Она побежала вдоль реки, надеясь, что тот, кто стоял на том берегу, не увидит её в высоком тростнике.
Илька мчалась долго, но так ей казалось самой, ведь время здесь шло иначе, покоряясь течению мёртвой реки, в какую уходили не умершие, но позабытые. Она не заметила, как ноги и подол её промокли от росы, что выпала на берегу. Тростник резал ей кожу на голенях.
Наконец она упала, споткнувшись о корни свесившейся над водой ивы. Илька поднялась, но не побежала дальше. Она прильнула к дереву и затаилась.
Зачем она бежала? От чего?
Эйно больше не звал её. Разве то было нужно?
У воды под ветвями ивы Илька снова увидела плот, будто в беге своём она не сдвинулась с места. На песке лежал шест. Девушка снова окликнула Вамматар. В последний раз. И снова та не явилась на её зов.
Неужели никто не проводит её в Туонелу?
Небо было чистым и ярким – дождей давно уж не было в этих землях. На крыше щебетал выводок желторотых воробьёв. Слышался голос соловья. Птица не смолкала ни днём ни ночью, обезумев от летнего
