Естественно, нам нужно разрешение лита…
В. Н. Юрьев. Работа очень большая, …очень значительная, интересная. Об этом уже говорили на предыдущих обсуждениях — и о режиссерских интересных удачах, об актерах. Очень много интересных работ. В принципе у нас, я думаю, нет никаких принципиальных оснований для того, чтобы откладывать: спектакль надо принимать, и авторы спектакля, в частности, Юрий Петрович еще будет искать звучания отдельных сцен на зрителе. Я смотрел второй раз и ощущал, как актерам сложно приходится играть на пустом зале.
Но я бы хотел поддержать Нину Ивановну — у нас здесь просьба к автору Федору Александровичу по поводу текста о руководителях села, председателя сельсовета и всех «головок», — здесь хотелось бы провести какую-то корректуру.
А в целом хочется поздравить коллектив театра с удачей и пожелать успеха.
И. Л. Хамаза[888]. Мне кажется, что спектакль, безусловно, очень интересный, работа коллективом проделана огромная, и первая часть спектакля мне представляется просто большим, законченным и сделанным произведением, удивительно поэтическим, сохраняющим колорит.
По первой части никаких замечаний нет. Очевидно, театр уже сделал многое.
Что касается второй части, … хотелось бы выполнить то, о чем говорила Нина Ивановна. Сцена застолья. Мне показалось, что она слишком длинна. Вторая часть именно в этой сцене выиграла бы, если бы театр здесь пошел на какие-то сокращения. ‹…›
Мне кажется, что очень любопытно решен финал спектакля, и мне представляется, что при очень небольшой доработке спектакль получился бы интересный.
М. С. Шкодин. ‹…› Что касается второй части, то я разделяю позицию товарищей…
…если проводить работу со второй частью, то спектакль может получиться интересным.
Б. В. Покаржевский. Есть другие соображения? Согласны все? Юрий Петрович, мне или Вам высказать свои соображения?
Ю. П. Любимов. Как Вам угодно, Борис Васильевич.
Б. В. Покаржевский. Нельзя не согласиться и с оценкой и с замечаниями, которые сейчас были высказаны. Я, может быть, несколько повторюсь…
Еще раз хочется сказать, что первая часть и работы, например, Демидовой, Жуковой заслуживают всяческой похвалы, и это, мне кажется, крупное явление в создании ярких образов женщин русской деревни. Крупное явление!..
И все те изменения, которые были проведены после прошедшей репетиции, пошли на пользу, и, я бы сказал даже, на большую пользу, потому что эти изменения перевели эту часть, в частности сцену коллективизации, на мой взгляд, в ключ всего спектакля, первой части; именно она в ключе всего спектакля. Тогда она выбивалась и давала неточное звучание. Сейчас это законченное произведение, которое заслуживает, по-моему, всяческой поддержки. И, наверное, я выражу сердечную признательность театру за внимательное отношение к этому обсуждению, которое было, и к тем нашим добрым пожеланиям, и мы получили, по-моему, очень интересное решение первой части.
Во второй части я вижу несколько больше, чем некоторые заметили, проведенной работы. Это и в сцене у клуба (танцы), …и в сцене, когда Петр Иванович появляется у Пелагеи, — здесь значительное изменение. Нельзя не сказать о том, что и Пелагея у Славиной — замечательное явление, Бортник — интереснейшая работа. Можно перечислить и другие работы — интересные образы, характеры русские.
Но я бы хотел присоединиться все-таки к тем товарищам, которые остановились на замечаниях по поводу застолья.
Знаете ли, эти сцены с перебивками немножко дают не тот оттенок, не ту краску для спектакля, …человеческое переходит в чуть-чуть звериное. Эти крики — ну, застолье, радость, веселые люди… Мне бы очень хотелось попросить Юрия Петровича: посмотрите эту сцену. Хорошо, если вы ее сделаете жизнерадостной: люди веселятся, но не звероподобные люди, лезут руками в рот, — это эстетически немножко неприятно. ‹…› Поверьте, что мы от добра говорим об этом, хочется, чтобы весь спектакль получил новое звучание.
Я даже не за то, Юрий Петрович, чтобы сокращать это застолье, но сделать его человеческим; сейчас оно немножко звероподобное.
Я согласен с Ниной Ивановной, что нужны светлые моменты, нужно возвратиться к той песне, — это было лучше, чем то, что сейчас исполняется.
В отношении купюры я бы тоже поддержал Нину Ивановну. Я думаю, что это пошло бы на пользу в целом спектаклю.
А в целом, если бы Вы, Юрий Петрович, нашли что-то, — нельзя навязывать что-то художнику, но если бы вы нашли еще яркие краски для второй части, чтоб ее высветлить, дать немножко поэзии деревни, — вот тогда бы у нас поднялась бы вторая часть до уровня, я бы сказал, первой части. Сейчас еще очень много мрачного. ‹…›
Вот, пожалуй, только эти соображения я бы высказал — от доброго восприятия, от того, что мы видели, — от великолепных актерских находок, режиссерских находок. Но то, о чем мы говорили, обязательно нужно поискать во имя спектакля, во имя его будущего, во имя театра.
…Юрий Петрович, пожалуйста.
Ю. П. Любимов. Федор Александрович, может быть, Вы скажете…
Ф. А. Абрамов. Что ж говорить… Говорить приходится все одно и то же. Тяжелая задача… Вот уже месяц мы работаем. Мы выполнили буквально все замечания, которые к нам предъявлялись, но сегодня уже новые предъявляются.
Б. В. Покаржевский. Абсолютно нет, Федор Александрович. Абсолютно ни одного нового замечания сегодня не высказывается!
Ф. А. Абрамов. Сегодня высказываются уже новые замечания. До сих пор меня заверяли, что никаких претензий по тексту нет, да их и не может быть, уважаемые товарищи! Какие могут быть претензии по тексту, когда все эти повести были напечатаны по нескольку раз, когда они прошли строжайшую цензуру?..
Сегодня уже предъявляются нам замечания, требования, пожелания по поводу так называемых «головок».
Уважаемые товарищи! Есть же образное слово, и если на сцене этого слова нет, то там нечего делать. По всей России, в каждом колхозе, в каждой деревне председателя колхоза, председателя сельсовета, представителей властей называют «головками». «О нет, постойте, собрание нельзя проводить, еще „головки“ не пришли».
Ничего же в этом нет ни предосудительного, ни плохого, ни хорошего. Это просто очень короткое название. Один из главных законов всякого языка, в том числе и русского, — это стремление к предельно краткому объяснению понятия. «Председатель сельсовета» или «Председатель комитета по управлению объединенной техникой при Совете Министров Союза ССР» — никто не в состоянии так сказать. Это словотворчество существует, но в народе все время идет еще и другое словотворчество — да и не только в народе: скажем, «Совмин», чтобы не говорить «Совет Министров». Так же и в народе — все предельно сокращается. А «головки» — это председатель колхоза, председатель сельсовета. Прелестное название. Когда я в первый раз услышал это название лет двадцать назад, я подпрыгнул от радости.
Пусть они будут все перечислены. Почему не перечислять? Ведь в этом же смысл? Нельзя опять вставать на этот путь: если ткачиха у нас плохо изображена или выведена как отрицательный тип, это не значит, что мы бросаем тень на все сословие ткачих. Нельзя же так к искусству подходить.
Вы говорите о директоре школы. Вас шокирует, что там директор пьяный сидит… в этой компании. Господи, боже мой! Во-первых, к вашему сведению, многие директора выпивают, это нисколько их не компрометирует. Во-вторых, и среди директоров попадаются такие субъекты, что дальше некуда. Я помню, в «Комсомольской правде» был о директоре школы — это же страшный был материал, но газета не побоялась, газета не дрогнула вывести его. Там ученик оказался загубленным, и директор оказался стяжателем. Здесь директор только выпил — тихий, спокойный рыжий симпатичный парень. Никакой компрометации. Ну нельзя же, господа! Тогда вы должны отказаться от изображения жизни. Тогда надо поставить на жизнь крест: это запрещено для искусства.
Можно, конечно, сказать: «работник школы», но всякий умный человек поймет, что тут лукавят.
