Нет никаких сомнений: кольцо «Мертвой головы» – то самое Тотенкопфринг дер СС, личный подарок рейхсфюрера Гиммлера. Но как?! Откуда?! Почему?!
– Чье это? – прохрипел Бурцев. Винные пары туманили мозг, мешали сосредоточиться, понять, осознать до конца…
– Мое, – Ядвига поспешно забрала кусок серебра.
Он позволил. Чтобы ничего не мешало. Чтобы руки были свободными. Бурцев схватил девушку за плечи, привлек к себе, прошипел, глядя прямо в глаза:
– На кого ты работаешь, Ядвига?
Лицо девушки побледнело, исказилось от страха и боли.
– Я же сказала, что выполняю поручения фон Балке и попутно развлекаюсь сама.
– А кольцо?! Откуда кольцо?
– От тайного рыцаря. Ну, того, что выбил из седла князя Земовита. Я вчера ходила к нему. Мы были вместе всю ночь. Благородному господину понравилось, и он пожелал отблагодарить меня. Оставил вот это. Ты не подумай, я не куртизанка какая, продающая любовь за деньги, но этот перстень… я раньше никогда таких не видела, потому и… Ой, отпусти меня, пожалуйста, Вацлав. Больно!
Он отпустил. Вытер лоб. Дурацкая вспышка! Дурацкая‑предурацкая! Очередной приступ паранойи! Снова вообразил, блин, будто фашисты вернулись. Да как бы они сюда вернулись‑то?! Вот ведь фантазия разыгралась… Или все‑таки не в фантазии дело? Сначала эсэсовский кинжал, потом кольцо… И то и другое – у одного человека – у загадочного тайного рыцаря. Но что это доказывает? Только то, что оба предмета проделали один и тот же путь. Какой путь – вот в чем вопрос!
– Извини, Ядвига, кажется, я совсем пьян.
Она смотрела на него долго, внимательно, изучающе, непривычно серьезно смотрела.
– Какой‑то ты странный, Вацлав. Я еще в Легнице это почувствовала. Будто не от мира сего. И еще кольцо это… Тебе что‑то известно о печати на перстне? Жутковатая печать. Мага‑чернокнижника, наверное, какого‑то, да?
Он покачал головой. Тотенкопфринг, как и кинжал‑динстдольх, наверняка принадлежал фашику, которого Бурцев зарубил в Взгужевеже. И случайно – совершенно случайно кольцо попало к тайному рыцарю. Это самое простое объяснение. Так должно быть. Только так. И потом… настоящий эсэсовец не стал бы вот так запросто разбрасываться кольцами рейхсфюрера. Ясен пень: тот, кто вручил Ядвиге этот подарок, не знал истинной ценности мертвоголового перстня и уж, по крайней мере, не испытывал перед ним священного арийского трепета. Кольцо ведь отдано легко – как плата за ночь любви. Пусть даже очень страстной любви. В конце‑то концов, Аделаида тоже ведь таскала на шее «сувенирчик» из будущего – стреляную гильзу в качестве украшения. Так почему бы и тайному рыцарю не поносить кольцо СС?
Бурцев понемногу успокаивался. Успокоился. Почти. Но все же…
– Ядвига, кто он такой, этот тайный рыцарь?
Девушка пожала плечиком:
– О себе он ничего не рассказывал. Не представлялся. Но вел себя как благородный дворянин. У меня нюх на истинных рыцарей.
– Он немец?
– Ну, наверное… Говорит по‑немецки. Хотя и по‑польски тоже понимает.
– Где его сейчас найти, знаешь?
– Нет, конечно. Он же сегодня прямо с ристалища ускакал.
– Ты хоть разглядела его вчера? Или он в постели тоже свое ведро с головы не снимает?
Ядвига заливисто засмеялась:
– Ну, ты скажешь тоже, Вацлав. А как бы я с ним целовалась? Конечно, разглядела. Усатый и худой. Тут таких полкомтурии. Но, честно скажу, этот рыцарь мне понравился больше других. Симпатичный, милый, обходительный… И я, похоже, ему тоже приглянулась. Он обещал позже обязательно найти меня. Впрочем, обещать‑то ваш брат всегда горазд.
Она снова рассмеялась:
– Да что ты к нему привязался, Вацлав? Неужто ревнуешь?
Зазывная полуулыбка. Кокетливый взгляд. Ага, как же, такую ревновать по каждому поводу – невротиком станешь. Ядвига даже повлюбчивее Аделаиды будет.
Он мотнул головой. Нет, не в ревности дело. Но, надо признать, загадочный тайный рыцарь, усердно сохраняющий инкогнито и раздаривающий подружкам эсэсовские кольца, Бурцева заинтересовал.
– Кстати, мы уже пришли. А ты такой задумчивый…
Она шагнула поближе, положила руки ему на плечи:
– Улыбнись, Вацлав. Выпей вина и улыбнись. Забудь пока об этом тайном рыцаре. И об… об остальном тоже забудь. Обо всем. Ведь именно за этим ты пошел со мной?
Он хлебнул из фляги фон Барнхельма. И еще. Да, за этим. В первую очередь – за этим.
Глава 49
Глаза Ядвиги звали, глаза приглашали, глаза обещали. Бурцев огляделся. Обрывистый берег с редкими деревцами. Метрах в трехстах начинается густой лес. Огромные валуны в беспорядке разбросаны повсюду. Внизу, под обрывом, – глубокие сугробы и не пробудившаяся еще от зимней спячки Висла. Над ровной гладью замерзшей реки торчат жалкие остатки старой плотины – разрушенной и обледеневшей. А прямо перед ними – в снегу и цепком прибрежном кустарнике упрятано приземистое строение. Сложенные из камня стены. Расшатанная дощатая дверь. Плоская крыша. Ни намека на окошки, только дыра дымохода зияет вверху.
– Прежде здесь стоял прусский замок, – пояснила Ядвига. – А еще раньше, говорят, было языческое капище. Когда же в этих землях обосновались крестоносцы, кастелян Кульмской комтурии распорядился поставить тут мельницу. Тевтоны под страхом смерти запретили прусским крестьянам самостоятельно молоть зерно, наказав возить его сюда. А орденский кастелян брал непомерно высокую плату за помол.
«Монополия, однако», – подумал Бурцев.
– Но однажды по весне воды Вислы вышли из берегов, разрушили плотину, повалили мельничные колеса и смыли саму мельницу, – продолжала Ядвига. – От мукомольни остался только вот этот домик мельника да жернова под обрывом. Люди толкуют, будто таким образом языческие духи отомстили германскому братству Святой Марии. С тех пор об этом месте ходит дурная слава. Очень дурная, Вацлав! А фон Балке, перебравшись в Кульм, и вовсе объявил его проклятым и заказал ходить сюда кому бы то ни было. Особенно по ночам.
Она выразительно глянула на ущербный лик мертвенно‑бледной луны, нависшей над застывшей рекой.
– А ты, значит, ходишь?
– Я не верю в могущество прусских божков. Да и господин ландмейстер не станет меня карать в случае чего. А тут хорошо и удобно – никто не помешает, никто не потревожит. В общем, я часто бываю здесь. А ты, Вацлав? Ты не побоишься войти вслед за беззащитной девушкой в проклятый дом мельника, Вацлав?
Он пожал плечами.
– Тогда входи.
Ядвига толкнула низенькую дверь. Дверь скрипнула. Он вошел, пригнувшись. Лунного света хватало, чтобы различить убогую обстановку. Очаг. Куча дров. Грубый стол, пара табуретов. Нехитрая посуда. Охапка сухой соломы в углу, покрытая старыми, истертыми, но теплыми шкурами. Ложе явно рассчитано не на одного человека: двуспальная кровать – не иначе. Все это могло быть брошено спешно покидавшими дом хозяевами и год назад. А могло быть оставлено только вчера.
– Хм, а кульмский мельник случайно не заходит сюда?
Ядвига улыбнулась:
– Нет. Это наше с фон Балке место тайных встреч.
– Фон Балке? Так он тоже…
– Бывает здесь. Он не придает значения глупым суевериям и не страшится козней языческих идолов. Зато дурная слава разрушенной мукомольни позволяет нам уединяться хоть на всю ночь. Собственно, ради этого Герман и наложил строгий запрет на посещение старой мельницы. Видишь ли, часто встречаться в открытую с господином ландмейстером в городе или его окрестностях мне крайне нежелательно. Общаться на деликатные темы, касающиеся дел ордена, в кульмском замке тоже слишком опасно. Там у стен могут быть уши, а у витражей – глаза. Здесь же нет ни того, ни другого. Здесь я спокойно делюсь с Германом фон Балке информацией о ливонцах.
Бурцев еще раз глянул на широкое примятое ложе.
– Информацией, значит? Ну‑ну…
Она не ответила. Встала на цыпочки. Прильнула к нему. Чмокнула. Очаровательно‑похотливый блеск в глазах с поволокой. Томный голос. Распущенные волосы милой блудницы… Это мы уже проходили – в Легнице. Тогда игра не была доведена до конца. Но сейчас… Сейчас Ядвига обрела сноровку, против которой так трудно устоять.
– И как ты только докатилась до такой жизни? – тяжело выдохнул он.
Вопрос был риторический, но девушка перестала улыбаться. Ответила. Подробно, обстоятельно, с расстановкой. Чтоб впредь не возникало недомолвок.
– Когда ты в Легнице сбежал из дома Ирвина и чуть не выкрал госпожу Агделайду, ее жених – куявский князь Казимир осерчал – страсть! Хотел меня на месте изрубить в капусту за то, что привела тебя в дом. Но госпожа заступилась перед князем. Сказала, будто это я силой удержала ее от побега. Казимир успокоился, кинул мне несколько гривен, а Агделайду увез из города вместе со своим обозом.
Потом… Да что было дальше, ты и сам, верно, знаешь. Татары разбили войско Генриха Благочестивого. Сам силезский князь пал в битве. Казимир тоже погиб. А один из его слуг, Францишек – может, помнишь его, он на страже стоял перед домом Ирвина – уцелел. Вернулся в Легницу, забрал меня с собой в Куявию. Там я приглянулась брату Казимира Куявского и сыну Конрада Мазовецкого Земовиту. Ну, тому, которого зашиб сегодня на ристалище тайный рыцарь.
