«А этот рейнский “херувимчик” с печальными глазами, оказывается, и в самом деле поэт!» – поразился Бурцев. «Умирающий» рыцарь тем временем сделал добрый глоток из своего жбана с ручкой, крякнул, вытер рот рукавом камзола и добавил:
– Сделаешь как надо – получишь свою порцию. Не приведешь Ядвиги – не подпущу тебя к бочонку на арбалетный выстрел. Все понял?
– Да, господин.
Глава 44
С несчастным видом Ясь поплелся прочь.
– Думаешь, приведет Ядвигу‑то? – усомнился Бурцев.
– А куда он денется, пройдоха! Из‑под земли достанет. Ясь ведь молиться готов на этот бочонок. Да и то сказать – славное винцо Господь нам послал.
Славное? Бурцев недоверчиво уставился на пенистую мутную жидкость. Принюхался. Похоже на обычную бражку… Булькнули подозрительные пузырьки – гораздо больше, чем позволительно для напитка, гордо именуемого вином. Рыцарь Вольфганг еще раз бесстрашно отхлебнул содержимое своей кружки. Причмокнул:
– Гуд! Рейнское – самого позднего урожая.
Эх, была не была! Бурцев тоже рискнул. Первая дегустация прошла успешно. Честно говоря, он ожидал худшего, но – ничего… совсем ничего! Нечто недобродившее, кисло‑сладкое, с небольшим градусом, отдаленно напоминающее белое вино, но скорее какой‑то винный квас. Впрочем, пить можно. И даже получать от этого определенное удовольствие. Если не привередничать.
– Говорят, вино на берегах Рейна делают со времен Христа! – мечтательно закатил глаза Вольфганг. – Первые виноградники там заложили еще римские легионеры. Римляне не желали тратить время и силы на перевозку благородного напитка через Альпы.
– Умно, – одобрил Бурцев.
Хлебнул еще. Нет, пить, в самом деле, можно.
– А откуда у тебя столько, Вольфганг? – Он кивнул на бочонок.
– Такова Божья милость. У болот между Торунью и Кульмским замком мы с Ясем наткнулись на разбитый епископский обоз – да я об этом еще на ристалище Вильгельму Моденскому говорил, только слушать меня его преосвященство почему‑то не захотел. Так вот, видим: сани повалены, кровь кругом, люди с лошадьми перебиты да в болото побросаны. Вместе со всей одеждой и оружием. Засосало болото все. Над трясиной только шапки плавают да попоны конские. Разбойники напали – не иначе. Говорят, хозяйничает где‑то поблизости мятежный пан из Добжиньских земель. Его лиходеи, наверное, постарались.
Бурцев скептически хмыкнул. Насколько ему известно, Освальд Добжиньский сейчас далеко от Взгужевежи не отходит – сил набирается. Впрочем, мало ли шаек бродит по глухим куявским, тевтонским и прусским уголкам. Другое дело – далеко не каждая ватага решится напасть на такую важную птицу, как епископ.
– А ты, Вольфганг, вообще уверен, что на епископский обоз наткнулся?
– Так утварь же церковная там была разбросана всюду. Купцы, воины да крестьяне такой с собой не возят. А еще посох епископский Ясь в снегу откопал. Я уж, грешным делом, подумал, не самого ли посланца Святого Рима Вильгельма Моденского злодеи погубили. К его прибытию ведь как раз готовилось братство Святой Марии. Но нет – его преосвященство на турнире присутствует, жив‑здоров. И от посоха опять‑таки отказался. Не его, выходит, посох. Ну, а раз так, то и вино тоже ему не принадлежит. Мы ведь сани эти с рейнским и кое‑какими монастырскими харчами нашли там же – в обозе. Увязли сани в снегу – не смогли, видно, злыдни ни дотянуть их до болота, ни с собой забрать, вот и бросили у дороги. Но похозяйничать успели. Пробили, вишь, бочонок, что в брюхо влезло – выпили, небось, дай бросили, дурни. Мы когда пришли, целая лужа рейнского уже натекла. Хорошо хоть сверху продырявили, мерзавцы, – не снизу, – нам с Ясем тоже прилично досталось. Но все равно неразумные какие‑то разбойники. Я бы на их месте такое вино нипочем не бросил. На горбу бы, а унес. Или вон Яську заставил. В общем, заткнули мы дырки, впрягли в сани кобылку Яся и подались прямиком в Кульм. До сих пор гадаем, что там за епископ такой смерть свою у болота принял и епископ ли вообще… То нынче одному Господу ведомо.
Бурцев хлебнул из бездонной кружки еще. Рейнское нравилось ему все больше. Да и настроение вроде улучшалось.
– А не стыдно было чужое брать, а, Вольфганг?
– Чего стыдиться‑то? Зачем добру пропадать. Хотя…
Немец помрачнел.
– Сейчас‑то и я думаю – может, в самом деле зря мы на вино божьих людей позарились. Наслал ведь на меня Господь фон Берберга, продавшего душу дьяволу. А ну как за этот грех наслал?
Бурцев не смог сдержать улыбки. Конечно, вестфалец – сволочь преизрядная, но вот насчет сделки с силами ада – это, пожалуй, слишком.
– Ты напрасно насмехаешься над моими словами, тайный рыцарь Вацлав, – обиделся пьяный паренек с берегов Рейна. Даже икнул от волнения. – Когда мы сшиблись с фон Бербергом, посреди ристалища разверзлась геенна огненная, и зловоние самого ада вырвалось из ее недр. Тысячи невидимых демонов закружили над нами, разбили мои доспехи и свалили меня с коня. Не будь этих дьявольских козней, никогда фон Берберг не одолел бы фон Барнхельма в честном бою.
Ну, конечно, конечно, чем еще можно объяснить поражение непобедимого Вольфганга?! И все же непрошеную улыбку Бурцев с лица убрал. Зачем понапрасну раздражать человека?
– Это все чары, – горячился Вольфганг. – Без них вестфалец не имел бы ни малейшего шанса на победу!
Бурцев дипломатично промолчал. Фон Барнхельм глотнул еще вина, убежденно продолжил:
– Ибо… ибо меня вдохновляла Ядвига Кульмская – прекраснейшая из женщин.
– Ну, наверняка дама сердца фон Берберга тоже не уродина, – вставил Бурцев.
– Может быть, – голос рейнского рыцаря снизился до шепота. – Но знаешь, ведьмы и демоницы тоже порой обладают привлекательной внешностью. А мне сдается, краковская Агделайда и есть одна из них.
– Уверяю тебя, это не так, – вздохнул Бурцев. Хотя… Что‑то демоническое в его жене, пожалуй, присутствует – уж очень полячка притягательна. Необъяснимо притягательна. Почему, елки‑палки, потеряв ее, хочется волком выть на луну? Уж не околдовала ли его княжна, в самом деле? Раньше‑то из‑за девчонок Бурцев особо не страдал.
– Так или не так – это уже не важно, – язык Вольфганга начал заплетаться. Мысли, похоже, тоже. – Ты одолел фон Берберга, но завтра мне придется вызвать на поединок тебя.
Бурцев опешил. Этого ему еще не хватало.
– Но ты не бойся, друг Вацлав, – успокоил его рейнский рыцарь. – Я постараюсь тебя не убивать.
– Очень великодушно с твоей стороны, – Бурцев глянул на перевязанное плечо собеседника. Опасный противничек, ничего не скажешь! – Но сдается мне, ты совсем пьян, братишка.
– Нет еще. Я понимаю, что говорю. Посуди сам, благородный Вацлав. Я бился за честь дамы сердца и проиграл бой. Это великий позор, и искупить его возможно только новой победой. Фон Берберг, утверждавший, что какая‑то там краковская Агделайда превосходит красотой и благочестием Ядвигу Кульмскую, повержен. А ведь ты наверняка победил вестфальца во славу своей дамы сердца. Я же никак не могу признать, что Ядвига уступает ей хоть в чем‑то.
– И не нужно. По‑моему, для любого мужчины самой красивой из женщин всегда будет лишь его избранница, а махать мечами, доказывая это другим, – бессмысленно.
– Погоди, я что‑то запутался… – Молодой рыцарь удивленно хлопал глазами. – Так ты не провозглашал на ристалище, что твоя дама сердца – прекраснейшая из женщин?
– Подобными вещами я не занимаюсь.
– Хм… Странные у тебя понятия об отношениях благородного мужчины с благородной женщиной. Впрочем, я рад. Если то, что ты говоришь, правда, драться нам с тобой завтра ни к чему.
– Я тоже так думаю, – пожал плечами Бурцев.
– И все же, позволено ли мне будет узнать, кто является твоей дамой сердца?
– Аделаида. Агделайда Краковская.
– Как?! Та самая?!
– Да, та самая.
Вольфганг недоуменно мотнул головой:
– Тогда я вообще ничего не понимаю, Вацлав! Выходит, ты сражался с рыцарем, который и без того считает Агделайду красивейшей из женщин?
– Ну да.
– А зачем?
– Хм… Вообще‑то, девушка, которую Фридрих фон Берберг выбрал в дамы сердца, – моя жена.
– Вот как? Дама сердца и жена в одном лице! Любопытно… Раньше я не верил, что такое бывает. Ну, а все‑таки что же стало причиной вашего с фон Бербергом поединка?
– Я же тебе немецким языком объясняю: этот негодяй объявил дамой сердца мою законную супругу.
– Ну и что?
Изумление Вольфганга росло как на дрожжах. А Бурцеву все труднее было формулировать свои мысли. В голове уже вовсю гудел хмельной ветер. Коварное, блин, это рейнское. Вроде компот компотом, градуса не чувствуется, а не заметишь, как наклюкаешься. Ладно, перейдем на конкретику.
– Вот если я, к примеру, уведу твою Ядвигу, Вольфганг… Ты что же, будешь просто смотреть нам вслед и радоваться?
– Если ты покусишься на мою даму сердца вопреки ее воле, я без промедления встану на ее защиту, и горе тебе, тайный рыцарь Вацлав. Но коль уж она сама пойдет с тобой…
