Дальнейшее наступление полка захлебнулось. Если бы полк продолжил движение на Ах-Бабу, то действия его оказались бы безрезультатными, а потери были бы настолько большими, что могли отразиться на его боеспособности.
Ввиду создавшейся обстановки наступление полка было приостановлено с тем, чтобы укрепленные неприятельские позиции атаковать в ночь на 24 июня. Аналогичная обстановка, насколько я представлял себе, сложилась и в Бакинском полку. Атаковав и взяв первую укрепленную линию, бакинцы в дальнейшем продвижении были остановлены губительным огнем турок.
Лишь только противник был отброшен с кряжа, мы попали под сильный огонь его разнокалиберной артиллерии. Наши новые позиции оказались крайне невыгодными ввиду отсутствия на них каких-либо закрытий. Это были высоты, вернее, небольшие возвышения на восточном скате лощины перед Ах-Бабой. Мы находились значительно ниже противника и были всецело во власти его артиллерии. Держать связь с тылом стоило нам больших трудов и жертв. Только в сумерки, когда жаркий летний день сменился короткой лунной ночью, мы смогли свободно вздохнуть. Потери в полку оказались очень большими. Были роты, где выбывшими из строя насчитывалось до 50 процентов. Помню, перед самыми сумерками, когда огонь противника начинал ослабевать, одним разрывом шрапнели в 16-й роте было выбито из строя около двадцати человек (восемь или девять убитыми). Вечером были подвезены патроны, пища, эвакуированы раненые и похоронены убитые. Уставшие люди погрузились в крепкий сон. Начало атаки предполагалось во втором часу ночи. Около полуночи по телефону было передано, что ночная атака отменяется и что наступление будет произведено днем после усиленной артиллерийской подготовки.
Не скажу, что мы эту весть приняли с чувством удовлетворения. Те надежды, какие возлагало наше командование на артиллерию, были основаны на неправильных соображениях. Наша артиллерия могла нам помочь только частично, а парализовать огневую способность противника ей было бы не по силам.
На Западном фронте условия в этом смысле были иные. Там артиллерии в принципе ставилась задача «сравнять все с землей», – и она этого достигла. Многочисленная, разнокалиберная артиллерия после нескольких дней боевой работы получала желанные результаты. Она уничтожала проволочные заграждения, окопы, всевозможные укрытия и все живущее в них.
У нас же артиллерия сравнять горы с землей, конечно, не могла, и вот в этом и заключалось ее бессилие.
Пусть читатель не усомнится в правдивости моих соображений. Как мы, так и турки под сильным огнем всегда находили на позициях вблизи окопов убежища за крутыми скатами высот, и действие в таких случаях артиллерийского огня оказывалось незначительным.
Предполагаемая артиллерийская подготовка существенного ущерба неприятельским позициям нанести не могла. Она могла нам оказаться полезной постольку, поскольку она стеснила бы действия неприятельской артиллерии. К рассвету мы окопались. За отсутствием лесного материала пришлось ограничиться глубоким вкапыванием в землю.
Артиллерийская дуэль началась еще задолго до восхода солнца. Мы, как и вчера, подверглись сильному обстрелу, но потери, благодаря укрытиям, были значительно меньше. В десятом часу получено было приказание, что предстоявшее днем наступление отменяется, и неприятельские позиции должны быть атакованы в ночь на 25 июня.
Кажется, в двенадцатом часу с участка бакинцев стала доноситься сильная стрельба, а спустя несколько минут по телефону было сообщено, что турки против бакинцев перешли в наступление. Такое же известие было получено с правого боевого участка нашего полка. Там 1-й батальон при наступлении уклонился влево от шоссе. Кроме того, само шоссе впереди наших позиций сворачивало на северо-запад.
Вследствие этих причин между кубинцами и дербентцами образовался прорыв. Очевидно, турки этим обстоятельством хотели воспользоваться. 1-й батальон был атакован превосходными силами противника, причем последний начал обходить наш правый фланг. Энергичной контратакой противник с большим для него уроном был отброшен к своим позициям. Прорыв был заполнен присланным в распоряжение нашего командира полка батальоном донской пехоты.[217] Вечером гром многочисленной артиллерии затих. Как и вчера, мы пополнились патронами, получили пищу и похоронили убитых. Наступила тихая ночь, но мы знали, что через каких-нибудь два-три часа ее тишина будет нарушена новой решительной схваткой за участь Ах-Бабы.
В десятом часу к нашей линии окопов подошла 5-я горная батарея. Она начала устанавливать орудия с тем, чтобы с рассветом помочь нам. Кроме того, на наш участок ожидалось прибытие начальника дивизии с его начальником штаба полковником Драценко.[218] После первого часа ночи мы построились в боевой порядок. Я с четырьмя пулеметами должен был следовать с резервными ротами (5-я и 6-я) среднего боевого участка. Во втором часу телефонист попросил подполковника Квартовкина к телефону.
– Я подполковник Квартовкин, – послышалось из темноты, затем наступила пауза. – Слушаюсь, слушаюсь, господин полковник, – повторял Квартовкин, говоря, по всей вероятности, с командиром полка.
Через минуту, закончив разговор, подполковник Квартовкин приказал начать наступление. Мы начали быстро спускаться вниз. Люди все время спотыкались о высокие камни. Некоторые из них падали и гремели котелками. Влево со стороны бакинцев поднялся сильный огонь. Через минут пятнадцать мы были внизу лощины. Здесь нас встретили, как и следовало ожидать, неприятельские посты и секреты. Постреляв, они скрылись в темноте. Пройдя небольшой ручеек, мы круто стали взбираться в гору. Опять стук о камни сотен сапог, опять кто-то упал и, ругаясь, спешил нагнать своих. Вдруг все перед нами зарокотало. Над нами затрещали тысячи пуль. Они буйным вихрем проносились над нашими головами, с глухим ударом впивались в землю, шлепались о камни.
Впереди раздалось «ура», вскоре подхваченное нами. Через минуту я был на бруствере оставленного противником окопа. Первая линия укрепленной позиции была взята. Подполковник Квартовкин приказал, не медля ни минуты, двигаться вперед на Ах-Бабу, откуда уже был открыт огонь. Надо было прорвать проволоку и взять еще ярус окопов. Судя по доносившейся стрельбе, 1-й батальон также занял окопы противника и преследовал его залповым огнем.
Лишь только мы двинулись вперед, как позади нас из окопов, из всевозможных закрытий и из-за камней был открыт огонь оставшимися там турками.
Слева от меня почти в упор раздался выстрел. Я, первоначально не сообразив, в чем дело, предположил, что выстрел произвел нечаянно шедший рядом со мной пулеметчик Герт, и за эту неосторожность я его выругал. Но мои люди кинулись за какой-то убегающей тенью. Вслед за тем послышалась на турецком языке мольба о пощаде, а после чего глухой удар приклада. Стрелявший в меня оказался турок, за что и был убит моими пулеметчиками. Как резервные роты, так и я выделили по несколько человек для очистки окопов от оставшегося там неприятеля. Расправа с ним оказалась очень жестокая. Между тем с Ах-Бабы, отстоявшей от нас не больше как в полуверсте, огонь усилился. При приближавшемся рассвете мы уже почти отчетливо видели ее очертания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
