не смогла. – И он собрал вещи и поехал к тебе сюда. Они с Томом долго пытались все здесь решить. Знаешь, у вас так все сложно, никто не знает язык, и никто не хочет ничего делать.
Но Лиз не останавливалась, будто зная, что я могу запротестовать и не дать ей закончить рассказ.
– Они всего за несколько дней смогли перевезти тебя в областную больницу, потому что более длительного перелета ты бы не перенесла, а на автомобиле тебя везти было нельзя. Потом вызвали врачей из Москвы и Германии, не знаю, где они про них узнали. Том сам ездил в Мюнхен. Но привез того врача слишком поздно. Здесь не могли уже ждать из-за твоего состояния, и самый известный врач в этой области, какой-то московский профессор, все сделал сам. Ассистировали ему местные врачи. Все прошло удачно. Джонатан постоянно держал нас на связи, и мы…
Она переглянулась с мамой.
– Мы очень переживали за тебя.
– Я, Лиз… Я не знаю, что сказать.
– Ничего не надо говорить нам. Мы все время были в Лондоне. Натан говорил, что мы ничем не можем здесь помочь. А как только ты пришла в себя, мы сразу решили приехать. Разобрались со всеми делами, и вот. А он все время был здесь с тобой, пока ты лежала без сознания.
– Джонатан?.. – Я никак не могла осмыслить то, что говорила мне Лиз.
Клер положила руку мне на колено, и я посмотрела на слезы, готовящиеся пролиться из ее глаз.
– Милая, он так переживает, что ты не хочешь его видеть. И я, если честно, тоже переживаю за вас двоих.
Комната стремительно уменьшалась, хотелось глотнуть свежего воздуха или забраться в постель и спрятаться под одеялом.
– Где он? – Меня раздирали противоречивые чувства.
– За дверью, – сказала Лиз.
Я схватила ее за руку и стала объяснять сбившимся голосом:
– Я… Лиззи… Клер… Я не знала, я думала, это Том… Я думала, это Том…
– Боже, Настя. – Лиз вздохнула. – А он уже напридумывал себе, что ты его ненавидишь и не можешь его простить за то, что он усомнился в тебе. За то, что поверил Тому, за то, что дал тебе уехать.
– Поверил Тому? Но ведь и я ему поверила. И это я во всем виновата. Мне не за что его ненавидеть, – оправдывала его я.
– Том сказал, что между вами ничего не было, – нерешительно бросила Лиз и опять взглянула на мать.
Я повернулась к Клер.
– Дорогая, Том поступил нехорошо. И он раскаивается во всем. Он просил у Джонатана прощения, но не остался дожидаться твоего выздоровления. Ему сложно и стыдно посмотреть в твои глаза. Думаю, он не ожидал, что все так повернется.
– Я хочу увидеть его… – заволновалась я. – Джонатана. Я хочу его увидеть.
– Я позову, – привстав, сказала Лиз. Но я тут же схватила ее за руку.
– Подожди. У тебя есть зеркальце?
– Есть у меня, – улыбнулась Клер и, расстегнув молнию сумки, тут же подала мне пудреницу.
Я взглянула в зеркало и ужаснулась: глаза впали, рыжинок в них как не бывало, лицо серое, еще эта повязка-шапка на голове. Я провела по ней рукой.
– Ты миленькая, – сказала Лиз и улыбнулась.
– Я мумия, – простонала я, но тоже улыбнулась.
– Миленькая мумия, – подытожила мама Джонатана, и я наконец почувствовала, что потеряла вместе с Коулом. Тепло и дружбу его семьи, которая всегда меня поддерживала. Мне стало стыдно, но я поняла то, о чем всегда говорил Натан. Семья – это его главное богатство.
Лиззи подошла к двери и исчезла в шуме коридора.
– Клер, как он? – попыталась расспросить ее я.
– Все хорошо. Он немного устал. Но с ним все нормально. Он сильный мальчик.
– Я так виновата, Клер.
– Стася, тебе пора научиться не брать вину за всех на себя. Ты здесь абсолютно ни в чем не виновата. Если только в том, что не разрешаешь тебе помогать и подсказывать.
Она придвинулась ближе и взяла меня за руку, похлопав по ней своей.
– Но как же съемки?
– Он сделал свой выбор.
– Что вы хотите сказать? – не понимала я.
– Я хочу сказать, родная, что он очень любит тебя. И он был готов на любые жертвы, лишь бы не потерять тебя. Ему ничего не нужно, кроме…
В этот самый момент дверь опять открылась, и Лиз втолкнула в палату Джонатана. У меня защемило сердце при виде него. Щетина покрывала его впалые щеки, которые теперь и не стоило втягивать, чтобы изображать одного из своих героев фильма, волосы скрывала его любимая кепка, иначе рука сама собой потянулась бы к ним. Он часто дышал, пытаясь справиться с чувствами, и нервно подергивал край толстовки. Джонатан напоминал мне молодого старичка, словно Бенджамин Баттон.
И этот призрак в моей палате сглотнул и, пытаясь найти мои глаза, проговорил:
– Привет.
Никогда не видела его таким скованным и растерянным. Натан пропустил Лиззи, а сам остался стоять у двери, затолкав руки в карманы джинсов. Он пытался изобразить улыбку, но, чувствуя свою неуверенность или вину, все время поворачивался к сестре.
Я ощутила, как что-то горячее скользнуло по щеке. Натан шагнул ко мне, а Клер привстала с кровати. Я протянула руку к нему, и он шагнул еще раз, вцепившись в нее, чтобы больше никогда не отпускать.
– Настя…
– Молчи…
Лиззи и Клер потихонечку вышли, оставив нас одних.
– Я так… – У него сорвался голос, и он пытался сглотнуть слезы, которые уже наполняли его глаза и против его воли потекли по щекам.
– Джонатан… – Я привстала с кровати, чтобы обнять его, и он наклонился и заключил меня в объятия.
Чувство полного спокойствия, хотя оно просто было невозможно в данной ситуации, удивило меня. Я знала, что в его руках я сама. Знала, что там мне уютно и тепло, знала, что не смогу без него жить. И чуть не лишилась жизни.
Я стащила с него кепку и запустила руки в его волосы, вдохнула его запах, его сладковато-горький, желанный…
– Я так боялся. – Он целовал меня в щеку, в нос, в ухо, в лоб. – Пожалуйста, больше никогда не оставляй меня. Пожалуйста, Настя.
Я взяла в руки его лицо, которое не могла хорошенько разглядеть из-за застилающих мои глаза слез, и прикоснулась носом к его носу.
– Люблю тебя. Все время думала о тебе. Даже там, в темноте. Я не могу без тебя, гребаный британец.
Уже через несколько дней я чувствовала себя намного лучше, наверное, это Джонатан так на меня повлиял. Его присутствие делает палату ярче и светлее. Он самый лучший, самый любимый, самый-самый. И он мой, только мой. Я
