фронта действительно не было, но это, как объясняет свидетель т. Бушков, зависело не от того, что вообще связи не было с Козловым, но от того, что погода была дождливая. Что же касается связи с дивизиями, то таковая была во все время пребывания штаба в Сенновском. Может быть, и прерывалась, но не настолько часто, чтобы можно было сказать, что связи с дивизиями совершенно не было. Наоборот, свидетели показывают, что связь с дивизиями существовала все время, так как она была двойная: телеграфная и телефонная, и из показаний Бушкова усматривается, что когда в ночь с 17-е на 18-е телеграф с Михайловкой не работал, то все распоряжения могли быть переданы по телефону.
В течение 18 июня связь продолжалась с Михайловкой, следовательно, и со штабом 23-й дивизии; так, сам же Ходоровский в своей докладной записке заявляет, что в 2 часа ночи 18 июня с.г. он говорил с начальником штаба 1-й бригады 23-й дивизии, в 12 часов говорил с Петровым, а комендант штаба Шатков в самый момент выезда штаба из Сенновского по телефону же получил сведения из Михайловки, что Петров с отрядом вышел, направляясь в Сенновской, в 18 часов 25 мин. Таким образом, связь с дивизиями была, связь же со штабом фронта временно не работа[ла] в течение 17 и 18 июня, но была даже еще 21 июня, как это усматривается из схемы связи, через станции Серебряково и Филиново, и командарм 19 июня послал в штаб Южного фронта целый ряд донесений, в копиях полученных из штаюжа[1168] и имеющихся в деле. Итак, несмотря на то, что связь с дивизиями была, со штабом же фронта лишь временно не работала вследствие дождливой погоды и что непосредственной опасности для штаба не было со стороны зеленых[1169], штаб армии все-таки выехал в Елань [в] 18 час. 18 июня лишь ввиду безвестного отсутствия командарма, которое создало паническое настроение в штабе армии и в особенности у Ходоровского, у которого, по словам свидетеля тов. Шаткова, во время пребывания в Сенновском настроение было весьма нервное, как у человека штатского и притом неврастеника, попавшего в такое положение с семьею. То же подтверждают и другие свидетели, указывая на нервность и на возбужденность Ходоровского в Сенновском.
После отъезда полевого оперативного штаба армии из Сенновского во главе с Ходоровским туда через несколько часов прибыл с семьею из хут[ора] Чернышевского командарм Всеволодов. По словам комиссара штаба Петрова, который прибыл с отрядом в Сенновский в 21–22 часу 19 июня, командарм Всеволодов, по-видимому обрадованный приходом Петрова, стал ему жаловаться, что полевой оперативный штаб оставил его одного и уехал вместе с Ходоровским, который помимо этого забросал его, Всеволодова, грязью, пустив слух, что командарм перешел к зеленым. Кроме того, Всеволодов сообщил Петрову, что оперативный штаб, уезжая, забрал все средства связи, и только случайно он встретил начальника штаба 14-й дивизии Киселева[1170] с телефонным аппаратом, которым воспользовался для соединения со штабом Южного фронта через Михайловку (ст[анция] Серебряково) и Филоново, отправив туда донесение о самовольном уходе оперативного штаба и отсутствии в Сенновском члена Реввоенсовета Ходоровского, уехавшего в Елань.
Командарм, узнав об обстановке под Сенновским, назначил 19 июня начальником охраны этапного коменданта в хут[оре] Сенновском, который и расставил вокруг Сенновского сторожевые посты. На другой день, т. е. 20 июня, со стороны леса, который окружал восставшие станицы к югу и юго-востоку от Сенновского, показались какие-то цепи, по которым сторожевые посты вокруг Сенновского открыли огонь. По словам Петрова, появившаяся цепь, однако, огня не открыла; такое поведение показалось тов. Петрову странным, и он по цепи приказал прекратить огонь, а сам пошел к командарму, который вместе с семьею и начальником штаба 14-й дивизии Киселевым наблюдал бой с колокольни. И когда командарм выразил свое удивление относительно прекращения стрельбы, то тов. Петров доложил командарму, что прекратить стрельбу приказал он, Петров, ввиду странного поведения противника, и тут же высказал предположение, что не части ли это 14-й дивизии, которые должны были появиться с этой стороны; если же это действительно части 14-й дивизии, то начальник 14-й дивизии Степин[1171], имея в своем распоряжении артиллерию, сейчас откроет артиллерийский огонь.
Части 14-й дивизии, сойдя с занимаемой ими позиции и с боями проходя полосу восставших станиц и выйдя на опушку леса, заметили на бугре перед хут[ором] Сенновским цепь, которая то появлялась, то скрывалась. Начдив 14[-й] дивизии Степин приказал частям дивизии остановиться и послал вперед двух конных, которые были, по-видимому, приняты за восставших казаков по красным лампасам, и цепь со стороны Сенновского открыла пулеметный огонь. Тогда, полагая, что Сенновской, где должен был остановиться штаб 14-й дивизии, занят также зелеными, тов. Степин приказал открыть артиллерийский огонь по Сенновскому. Случайно в это время из Сенновского прибежал местный житель и сообщил, что там находятся советские войска. Тогда артиллерийский огонь был прекращен. Но, по словам Петрова, один снаряд чуть не снес колокольню, на которой был командарм с семьею, а два снаряда чуть не попали в автомобиль, в котором сидела семья командарма, сошедшая с колокольни. Когда недоразумение разъяснилось, то штаб 14-й дивизии во главе с т. Степиным и тов. Михайловым приехали в Сенновской, и к тому же времени прибыл туда и начальник 23-й дивизии Голиков. Командарм, по словам Михайлова, сообщил ему об отъезде Ходоровского, объяснив свой поздний приезд в Сенновской тем, что автомобиль застрял в грязи.
20-го же июня в Сенновском было устроено оперативное совещание, на котором командарм познакомился с боевыми расписаниями дивизий и было решено несколько оперативных вопросов и издан приказ, скрепленный т. Михайловым. Тов. Михайлов в своем показании заявляет, что в разговоре с командармом Всеволодовым он выяснил, что вся оперативная работа закончена командармом до прихода частей на новую позицию. Ввиду этого Михайлов считал и считает, что «обязанностью членов Реввоенсовета [является] участвовать в служебной работе командарма, находясь при нем во время исполнения этой работы; обязательное же нахождение или следование за командармом, когда последний не выполняет и не может выполнять какой-либо работы по командованию армией», он, Михайлов, считал совершенно излишним. «В особенности принимая во внимание личную» к нему, Михайлову, «неприязнь командарма Всеволодова, с трудом поддерживавшего необходимые деловые сношения; подобное следование или безотлучное нахождение при нем привело бы лишь к личным столкновениям и являлось вмешательством в личную жизнь командарма».
Поэтому он не остался с командармом, а выехал около 18 час. 21 июня с одной из бригад 14-й дивизии. Однако такой взгляд с теоретической стороны выявляет легкомысленное
