Третьего Рима – новой столицы православия. Это же сообщение подтверждает, что Михаил Гарабурда обратился за книгами лично к царю, который и разрешил выдать ему книги из личной, царской библиотеки.
Я отметил про себя, что уже не впервые в ходе нашего расследования по делу о библиотеке московских государей упоминается имя первопечатника Ивана Федорова.
– Может сложиться неправильное представление, будто книги из царской книгохранительницы расходились направо и налево. 11 августа 1574 года Иван Грозный отправил шведскому королю Иоанну Третьему письмо, в котором объяснял причины задержания переводчика Аврама Миколаевича. – Пташников опять обратился к записной книжке: – «А Аврама толмача задержали есмя потому: как приехал Аврам с нашею грамотою в Орешек, которую грамоту послали есмя к тебе, и у Аврама твоего толмача выняли книги о наших о великих делах и многие наши родословцы и иные наши многие дела повынимали у него, а Аврам, живучи в нашем государстве, те наши великие дела крал лазучетвом… И потому твой толмач Аврам дошел бы смертные казни; и мы, как есть государи христианские, толмача твоего Аврама смертью казнити не велели есмя…»
– Неужели вы и здесь видите следы, ведущие к библиотеке Ивана Грозного? – поразился Окладин той многозначительности, с которой краевед прочитал этот отрывок. – Вероятно, толмачу удалось выкрасть какие-то дипломатические документы из того же Посольского приказа, которые к царской книгохранительнице никакого отношения не имели.
– Я не сообщил еще одно свидетельство, касающееся этого дела. Видимо, не желая портить отношений со шведским королем, Иван Грозный в конце концов отпустил Аврама Миколаевича, но «Аврамова человека», то есть слугу, казнил. Можно предположить, что тот узнал, где находится царская библиотека, проник в нее, взял какие-то книги о родословной Грозного, за что и поплатился. Так охранялась тайна уникальной книжной сокровищницы, благодаря чему она и осталась не раскрытой.
– Надо обладать очень богатой фантазией, чтобы увязать заурядный случай похищения дипломатических документов с судьбой библиотеки московских государей, – с досадой проговорил Окладин.
Это доказательство краеведа мне тоже показалось неубедительным, однако Пташников стоял на своем:
– Иван Грозный придавал этому «заурядному случаю» особое значение. Перед тем, как в 1575 году на реке Сестре встретились русские и шведские дипломаты, Грозный наставлял князя Василия Сицкого говорить шведским послам: «Толмач Аврам и сам до казни бы смертные дошел, не токмо его человек». История с похищением не выходит у Грозного из головы, он опять объясняет причину своего гнева: «Живучи Аврам в государя нашего царстве лазучил и выписывал родство государя нашего и разряды, и человек Аврамов за то казней, а Аврама государь наш и великий князь пощадил, к Ягану королю его отпустил, а во всех землях таким лазукам милости не кажут». Спрашивается – откуда слуга Аврама мог выписать родословную Грозного? Из летописи! А самые ценные и полные летописи хранились в царской библиотеке. Там же находились другие письменные источники, касавшиеся княжеской семьи, например, следственное дело Соломонии Сабуровой – первой жены Василия Третьего, отца Грозного. «Аврамов человек» каким-то образом смог проникнуть в тайник, где хранились самые важные государственные документы, самые ценные книги. И этот тайник – библиотека московских государей!
Скептически хмыкнув, Окладин в очередной раз ушел на кухню за горячим кофе, которым обычно сопровождались наши беседы у историка.
В своих предыдущих повествованиях я уже неоднократно описывал квартиру Окладина в доме на набережной Волги, восхищался царящим в ней порядком, особенно бросающимся в глаза в сравнении с обстановкой холостяцкой, неухоженной квартиры Пташникова. В какой-то мере их жилища отражали характеры своих хозяев: собранного и рассудительного историка и вспыльчивого, суетливого краеведа. Вот и сейчас, дождавшись возвращения Окладина, Пташников не стал утруждать себя последовательностью своих доказательств:
– Пожалуй, я пропущу еще одно свидетельство существования библиотеки, которое непосредственно связано с именем Грозного, и остановлюсь на событии второй половины 1600 года, когда из Варшавы в Москву для поздравления Бориса Годунова с избранием на русский престол выехало посольство литовского канцлера Льва Сапеги. В составе посольства находился некий Петр Аркудий: грек по национальности, обучался в Риме в греческой Коллегии Святого Афанасия, готовившей униатских агентов-священников для Западной России. Там получил степень доктора философии и богословия, в совершенстве знал греческие и латинские сочинения, завещал Коллегии после смерти свою богатейшую библиотеку. В состав литовского посольства его включил кардинал Сан-Джорджо с четким и недвусмысленным заданием – разузнать в Москве о греческих рукописях царской библиотеки. Однако Петр Аркудий не смог выполнить поручение кардинала, о чем и сообщил ему в письме: «При всем нашем старании, а также с помощью авторитета господина канцлера не было никакой возможности узнать, что она находилась когда-нибудь здесь». Интересовался царской книгохранительницей и сам польский посол Лев Сапега, сообщивший о неудачной попытке проникнуть в нее папскому нунцию в Польше Клавдию Рангони, который стал потом одним из организаторов польской интервенции.
– Вас послушать, так и интервенция была предпринята только для того, чтобы отыскать эту легендарную библиотеку, – с убийственным сарказмом произнес Окладин.
Пташников воспринял это замечание спокойно:
– Я не исключаю, что попытки отыскать потаенную книгохранительницу делались и при Лжедмитрии. Настораживает один факт: в 1633 году посол Польши в Ватикане Оссолинский подарил римскому папе Урбану греческую рукопись, похищенную поляками из Московского Кремля. Но вряд ли она была из царской библиотеки – после Смуты слухи о ней в Европе не утихли.
– Вот именно – слухи! – повысил голос Окладин. – Они не могут быть основанием для исторически обоснованных выводов, а вы строите на них все ваши доказательства.
– Нет дыма без огня. Теперь прошу обратить внимание на митрополита города Газы Паисия Лигарида. В Риме учился у Петра Локудия, о котором я уже говорил, в восемнадцать лет защитил диссертацию на звание доктора философии и богословия, есть сведения, что работал в архиве Ватикана, на основании чего было высказано предположение, будто он – папский агент. Возможно, так и было, иерусалимский патриарх Нектарий дважды проклял его и даже отлучил от церкви. Однако это не помешало Лигариду оказаться в Москве, куда в 1656 году он был приглашен патриархом Никоном. Через семь лет Никон жаловался царю: «Лучше бы мне не видеть такого чудовища», публично обзывал Лигарида «вор, нехристь, собака, самоставленник, мужик».
– Но при чем здесь библиотека московских государей? Мало ли авантюристов приезжало в Россию.
– В своем письме царю Алексею Михайловичу Паисий Лигарид прямо просил допустить его в царскую книгохранительницу: «Вертоград, заключенный от алкающих, и источник, запечатанный от жаждущих, по справедливости почитаются несуществующими. Я говорю сие к тому, что давно уже известно о собрании вашим величеством из разных книгохранилищ многих превосходных книг;
