почему нижайше и прошу дозволить мне свободный вход в ваши книгохранилища для рассмотрения и чтения греческих и латинских сочинений».
– Почему вы уверены, что речь идет о библиотеке московских государей?
– В юности, как я уже говорил, Паисий Лигарид был учеником Петра Аркудия, от которого он мог узнать о существовании царской книгохранительницы.
– А почему не допустить, что Лигарид пытался проникнуть в Патриаршую библиотеку?
– Тогда он обратился бы непосредственно к патриарху.
– Вы же сами сообщили, что Никон возненавидел Лигарида. А после 1658 года, когда Никона низвергли с патриаршества, Патриаршую библиотеку и вовсе опечатали, потому Лигарид и сравнил ее с «источником, запечатанным от жаждущих». Это предположение выглядит более правдоподобно, чем ваше.
– Никон был ознакомлен с письмом Лигарида царю и так отозвался о нем: «О книгах пишет до царского величества, яко от многих стран собраны суть и запечатлены без пользы, несть была на ее царская воля, но мы трудились в тех и есть ныне в дальних наших монастырях отвезены…»
Окладин перебил Пташникова, уже готового по-своему истолковать эту цитату:
– Все правильно! Ни о какой библиотеке московских государей Никон и знать не знал, а имелась в виду все та же Патриаршая библиотека, основанная в конце шестнадцатого века митрополитом Филаретом. Для пополнения этой библиотеки Никон отправил на Восток энергичного и образованного Арсения Суханова, который привез в Москву пятьсот книг и древних рукописей. Помещены они были в подвале церкви Грех Святителей – это засвидетельствовано в Переписной книге казны патриарха Никона. Кроме того, часть книг, видимо, была отвезена Никоном в его резиденцию в Новом Иерусалиме – вот вам и дальние монастыри, о которых он пишет. Как видите, все сходится, именно в Патриаршую библиотеку стремился попасть Лигарид. Если бы в Москве имелась библиотека из греческих и латинских книг, не потребовалось бы посылать за ними Арсения Суханова, как вы не понимаете!
– Царская книгохранительница затерялась после смерти Грозного. Никто не знал, где она находится, потому всем, кто приезжал в Москву ее увидеть, и отказывали. По этой же причине был послан на Восток Арсений Суханов. В 1664 году Никлас Витсен, входивший в состав голландского посольства, записал в своем дневнике: «Говорят, что здесь находятся книги Александра Великого, а также летописи и карты». От миссии иеродиакона Исайи до обращения к царю Лигарида прошло сто лет, а в Европе слухи о богатейшей царской книгохранительнице все еще были живы. Это говорит о многом.
– Даже из сотни косвенных доказательств не построишь одно прямое и четкое доказательство. Есть у вас другие, более веские свидетельства существования библиотеки московских государей?
Пташников вспыхнул от возмущения, хотел резко возразить Окладину, но я его опередил, напомнив:
– Вы обещали привести еще одно свидетельство, непосредственно связанное с именем Ивана Грозного.
– В следующий раз я это и сделаю, – взглянув на часы, многообещающе произнес Пташников. – Но и те свидетельства, которые я привел сегодня, достаточно веские и убедительные, их нельзя отбросить в сторону, если мы решили всерьез расследовать судьбу этой библиотеки…
Мысленно я согласился с краеведом: каждое новое свидетельство по-новому освещало эту тайну русской истории. Другое дело – насколько эти свидетельства приближали нас к ее разгадке? Иногда у меня создавалось впечатление, что мы, как с завязанными глазами, плутаем и натыкаемся на них словно на деревья в лесу, не находя выхода.
Глава пятая. Фотография в столе
Вечером в моей квартире раздался телефонный звонок. Я снял трубку – и к немалому своему удивлению услышал голос Марины:
– Решила позвонить, а то неудобно получилось: сама предложила вам встретиться во вторник в электричке – и не появилась.
– Вероятно, произошло что-нибудь непредвиденное?
– Вы угадали. Подруга оказалась не в настроении, и я в тот же вечер вернулась в Ярославль, лишний раз убедившись в народной мудрости, что в гостях хорошо, а дома лучше. А вы как съездили? Удалось что-то узнать о сундуке с книгами?
– Сейчас ясно только одно – в Ростовский музей они не попали. Видимо, нашлись расторопные люди, которые их присвоили.
– Вы говорили, у вас какая-то фотография осталась. С ее помощью можно что-нибудь выяснить?
– Фотография исчезла, – не стал я вдаваться в подробности, при которых произошло это исчезновение.
– Какая жалость! Ну, и что вы намерены теперь делать?
– Есть вероятность, что еще одна фотография хранится в Москве у моего приятеля, но никак не могу до него дозвониться.
– О владельце сундука сведения нашлись?
Я коротко изложил Марине результаты проведенного мною в Петровском следствия, умолчав только о «Коломине», опознанном Мазуевым на фотографии среди гостей краеведа Пташникова. Рассказал и о разговоре с Анной Николаевной, разыскавшей на карте Ростова дом одного из «кладоискателей» Коновалова из «Воспоминаний» Артынова, о поисках в Ростове затерянных подземелий.
– Кстати, Анна Николаевна в корне не согласна с той оценкой личности Артынова, которую дали вы. У нее совершенно другое представление об этом человеке.
– Я давно заметила, что отличительная черта большинства краеведов – сентиментальность, желание приукрасить своих земляков и возвеличить прошлое своего края. Так что вы меня не удивили, – язвительно сказала Марина. – К их оценкам всегда надо относиться критически. Успехов вам в ваших поисках.
Я поблагодарил Марину за это пожелание, хотя оно показалось мне не очень искренним.
– У меня не выходит из головы ваш рассказ о Сулакадзеве. Вы называли работы Пыпина и Сперанского, в которых он упоминается. Эти книги есть у вас в отделе? Нельзя ли мне завтра зайти к вам и посмотреть их? Когда я писал повесть о «Слове о полку Игореве», Лидия Сергеевна очень помогла мне литературой.
– Заходите, кто-нибудь в отделе обязательно будет, – сказала Марина и, торопливо попрощавшись, положила трубку.
Я остался в недоумении. Странная девушка: первой позвонила мне, была сама любезность – и так поспешно закончила разговор. Не понравилось мне и ее отношение к краеведам – я всегда испытывал к ним симпатию, еще более усилившуюся после знакомства с Пташниковым.
Эти мысли недолго занимали меня – весь вечер я восстанавливал те сведения о библиотеке московских государей, которые были в пропавшей записной книжке.
Работа оказалась не такой легкой, какой представлялась сначала, но я не пожалел о потраченном времени – многое в судьбе загадочной книгохранительницы стало понятней, разрозненные факты и события выстроились в две цепочки доказательств «за» и «против». Однако сейчас было рано даже предполагать, которая из них прочнее и приведет нас к истине…
Когда утром я пришел в знакомый кабинет сотрудников музейного отдела, посвященного «Слову о полку Игореве», Марина отсутствовала, была одна лишь Лидия
