На первом заседании, проходившем под председательством Евтихия Константинопольского, было зачитано письмо императора, написанное в несколько извинительном тоне. Юстиниан писал, что все его предыдущие действия – эдикты, имперское исповедание веры и т.д. – были не более чем консультацией с епископатом, что он провел переговоры со всеми патриархами, включая папу, и что все они согласились осудить "три главы", и теперь лишь остается официально утвердить это всеобщее решение на Соборе.
Отцы Собора решили предпринять новую попытку, чтобы обеспечить присутствие Вигилия. Ему было послано три очень почтительных приглашения, доставленных лично тремя патриархами и высокопоставленными имперскими чиновниками. Тем не менее он отказался прийти и через несколько дней прислал императору изложение собственного мнения по поводу "трех глав" – Constitutum, подписанное шестнадцатью епископами и тремя римскими клириками, в том числе ученым-диаконом Пелагием. В этом документе осуждалось шестьдесят положений из трудов Феодора Мопсуэстийского, но папа наотрез отказывался осудить Феодора лично, так как он умер в общении с Церковью и так как мертвых нельзя отлучать от этого общения. Более того, писал Вигилий, ни Феодорит, ни Ива не подлежат осуждению, так как они были полностью оправданы Халкидонским Собором. Папа Вигилий завершил Constitutum анафемой против тех, кто выступает за осуждение "трех глав".
Юстиниан отказался признать Constitutum легитимным документом, заявив, что располагает письменным свидетельством, что Вигилий уже сам осуждал "три главы", и, таким образом, написав Constitutum, папа лишь осудил самого себя. На седьмой сессии император действительно предъявил Собору несколько писем Вигилия, в которых тот отстаивал мнение, выраженное в 548 г. в "Юдикатуме", и секретные обещания Вигилия (данные в 550 году), где он "на Четырех Евангелиях" клялся Юстиниану сделать все для осуждения "трех глав". На основании этого Вигилий, как осуждавший "три главы" в течение семи лет, а теперь противящийся соборному волеизъявлению Церкви, был низложен и отлучен от причастия. Приняв такое решение, отцы Собора заявили, что оно служит сохранению единства с апостольской кафедрой Ветхого Рима, так убирает с нее лицо, недостойно ее занимающее.
На последнем, 8-м заседании Собора (2 июня) был принят итоговый документ, завершающийся 14 анафемами. В документе одобрялось направление политики Юстиниана в последние годы. Четыре Собора были вновь провозглашены Вселенскими; было утверждено кирилловское понимание Халкидона; использовались теопасхитские формулы; были приняты 12 анафем против Нестория и даже, наряду с халкидонским оросом о "двух природах", знаменитая кирилловская формула "одна природа Бога-Слова воплощенная" была признана допустимой и законной, если принимать ее в свете халкидонского определения: специально оговаривалось, что тут свт. Кирилл употреблял слово "природа" в смысле "ипостась". Тем самым халкидонская формула была истолкована в приемлемых для всех смыслах, открывая дорогу для примирения с монофизитами. Осуждение "трех глав" приняло форму, которую дал ей Юстиниан: Феодор Мопсуэстийский был осужден лично; у Феодорита и Ивы была осуждена лишь часть их писаний – письма Феодорита, направленные против Эфесского Собора и св. Кирилла, а также письмо Ивы к Марию Персу.
Благодаря наработкам Леонтия Иерусалимского был сохранен весь вес кирилловской сотериологии: Бог Нового Завета – не просто Небесный Творец и Судия, Он любит Свое творение и лично делает плоть человеческую Своей Собственной, даже в ее падшем состоянии и даже в самой смерти, чтобы вернуть творение в общение с Собой. А благодаря неосуждению личности блаженного Феодорита Киррского, чья героическая борьба против Евтиха осталась неотъемлемой частью Церковного Предания, так же как и учение об "обожении" свв. Афанасия и Кирилла, были сохранены и все лучшие достижения антиохийской экзегезы.
Конечно, такая позиция подразумевала некий методологический и терминологический плюрализм. Согласно V Собору, можно говорить и о "единой природе Бога Слова воплощенного", и употреблять халкидонскую терминологию. Можно даже согласиться с Севиром, что две природы различаются лишь "умственно" (ен иещсЯб), если принять и то, что обе они сохраняют все свои характеристики, конкретно явленные в жизни Христа.
Этот подход был подлинно "кафолическим" и Собор – подлинно вселенским, ибо он ради отпавших согласился на плюралистическое использование терминов, признав, что ни один из них не в состоянии выразить единую Истину. В этом смысле решения 553 г. можно назвать "экуменическими" в лучшем смысле этого слова, ибо они были приняты во многом ради заблудших, дополняя умолчания и терпеливо разъясняя то, что кого-то ранее могло скандализировать.
Папа Вигилий через 6 месяцев сдался: он написал покаянное письмо патриарху Евтихию и присоединился к решениям Собора. Сославшись на пример блж. Августина, также написавшего "Retractationes" ("Отречение") он заявил, что дальнейшее изучение отцов убедило его в еретичестве "трех глав" и теперь он также их анафематствует. 23 февраля 554 г. он опубликовал "Второй Constitutum", где повторил вышесказанное, заявив о своей верности Халкидону и выразив сомнение в подлинности письма Ивы к Марию. Это последнее мнение, направленное на сохранение авторитета Халкидонского Собора, поддерживалось и самим Юстинианом и допускалось в определении 553 г.
После всех этих событий имя Вигилия было восстановлено в диптихах, и он направился назад в Рим, благо тот в 552 г. был вновь занят византийскими войсками под командованием второго великого имперского полководца – Нерсеса. Однако по пути домой папа умер в Сиракузах в 555 г.
На Востоке собор был легко принят всеми, кроме монофизитов, – они так и не смогли поверить, что принятие Халкидона не станет отступлением от св. Кирилла: раскол уже был укоренен, а необходимое взаимное доверие между "имперской" Церковью и монофизитскими общинами, после всех правительственных вмешательств в епископские назначения и смещения, после кровавых столкновений на улицах Александрии и других городов было безвозвратно утеряно.
На Западе противление Собору исходило из лагеря халкидонцев. Но западный халкидонизм сильно отличался от восточного. Латинские богословы лучше понимали язык "Томоса Льва", чем св. Кирилла. Они не только не видели необходимости в осуждении никому не известных давно почивших восточных епископов, о которых они знали лишь то, что те боролись против монофизитства и поддерживали Халкидон, но и считали такое осуждение чрезвычайно опасным. И, наконец, относясь к Римской Церкви с законным почтением, западные епископы вовсе не считали, что одобрение Собора 553 г. Вигилием служило в той или иной степени гарантией его истинности.
На Западе, в особенности в тех провинциях, которые были освобождены его армиями, Юстиниан использовал самые жесткие меры для признания Собора. Целый ряд африканских и иллирийских епископов был отправлен в ссылку. Однако север Италии, объединенный вокруг Павлина, митрополита Аквилейского, оказал резкое сопротивление. К Аквилее присоединились епископы Лигурии, Эмилии, Венеции, Истрии и Далмации, а также те из иллирийских епископов, которым удалось бежать от имперского гнева.
Начался раскол, и так как север Италии в 568 г. был завоеван арианами-ломбардами, Аквилейский раскол не мог быть подавлен силой и существовал до VII в.
В самом Риме на престол взошел новый папа – диакон Пелагий, который вместе с Вигилием был в Константинополе и постоянно советовал ему противиться осуждению "трех глав". В 553 г. он был арестован. К 555 г. Пелагий признал необходимость осуждения "трех глав". Естественно, его популярность на Западе сразу же резко упала, и 16 апреля 556 г. римский полководец Нерсес смог отыскать лишь двух епископов, которые и хиротонисали его как папу. Он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить отход Северной Италии во главе с Павлином Аквилейским от общения с Римом.
12. Было бы анахронизмом объяснять непосредственное вмешательство императора Юстиниана в богословские дебаты его времени как действия циничного политического деятеля, заинтересованного прежде всего в административном порядке и эффективном правлении. И он, и его жена Феодора считали, что решение этих христологических вопросов необходимо как для подлинного духовного благосостояния общества, так и для их собственного вечного спасения. Насильственные меры, которые Юстиниан считал необходимым предпринимать против тех, кто ему противился, были выражением обязанностей христианского императора, как он сам их понимал: награждать добродетель и исправлять ошибки своих подданных. Он не считал непогрешимым лично себя – и, следовательно, довольно часто менял тактику, – но и не считал, что кто-либо иной может быть свободен от ошибок. Император, безусловно, принимал традиционную христианскую концепцию, что епископский собор был самым высоким и наиболее надежным свидетельством об Истине, хотя иногда считал, что заранее знает это свидетельство, и пробовал посредством своих эдиктов о вере провести его в жизнь "дешевле" и быстрей. Характерно, что ни один из этих эдиктов не был принят Церковью сам по себе, в конце концов все они обсуждались (и иной раз достаточно жестко) на собраниях епископов.
