Капитан имел трех сыновей. Все они потом состояли на Русской службе. Но мы будем говорить о самом известном из них: о среднем — Эрнсте-Иоанне. Когда он был еще мальчиком, все замечали в нем злой нрав и необыкновенную гордость. Неласковый с домашними, он часто еще угрюмее смотрел на них, когда они с уважением вспоминали о дедушке: ему казалось, что детям капитана и племянникам генерала стыдно говорить о дедушке-конюхе! Итак, без всякого сожаления расстался он со своими родителями, когда они отправили его окончить ученье в Кенигсбергскую академию. Но это ученье не закончилось как должно: молодой Бирен вел себя в академии так дурно, что заставил почти всех ненавидеть себя и, наконец, вынужден был бежать оттуда назад в Курляндию. И здесь неприятности встретили его: небольшой доли из отцовского имения было недостаточно для надменного Эрнста, чтобы жить без службы; а служить там, где все знали его происхождение, ему не хотелось.
П.И. Соколов. Эрнст-Иоанн Бирон. Гравюра XVIII в.Эрнст-Иоанн Бирон (Бирен) (1690–1772) — сын придворного Курляндских герцогов. По некоторым сведениям, он еще в 1714 г. приезжал в Санкт-Петербург искать места при дворе жены царевича Алексея — Софии-Шарлотты. Но он получил отказ из-за своего низкого происхождения. По возвращении в Курляндию он был принят во дворец герцогини Анны благодаря протекции Бестужева. Бирон сблизился с герцогиней и стал ее фаворитом.
Итак, он решил ехать в Петербург. Это было в 1714 году, в то самое время, когда в Петербурге составлялся двор для молодой великой княгини, супруги царевича Алексея Петровича. Нисколько не думая о том, что желание сделаться придворным было дерзко для его звания, Эрнст начал искать себе места камер-юнкера[332]. Но с ним тогда случилось так, как обычно случается с большей частью гордецов: чем больше они думают о себе, тем меньше думают о них другие! И молодой Бирен, воображавший, что он достоин не только камер-юнкерского, но даже камергерского[333] чина, получил строгий выговор за свою дерзость и, кроме того, совет скорее уехать из Петербурга. Вы можете представить себе, с какой досадой, с каким негодованием исполнил он полученный совет! С тех пор он возненавидел Русских и затаил в своем злом сердце пламенное желание отомстить им жестоко за проявленное к нему презрение. С этим желанием, столь пагубным впоследствии для наших предков, он поехал в Москву прямо ко двору Курляндской герцогини, Анны Иоанновны. Там был обер-гофмаршалом[334] добрый и почтенный человек, Бестужев. Бирен употребил все возможные старания, чтобы понравиться ему, и со своим хитрым умом и вкрадчивым нравом совершенно преуспел в этом: через несколько месяцев его сделали камер-юнкером.
Гордец добивался этого чина, как будто в предчувствии счастья, ожидавшего его при дворе. В первую минуту его представления там он был замечен герцогиней из-за красоты и статного роста, а потом, когда она поговорила с новым камер-юнкером, то обратила также внимание на его ум и ловкость: надменный Эрнст, хотя был дурно воспитан, но умел хорошо говорить и привлекать к себе сердца тех, кто его слушал. Правда, его приятные речи по большей части не соответствовали чувствам его холодной души; но как же знать об этом тем, кому он говорил их? И Анна Иоанновна, вовсе не подозревая о коварном нраве Бирена, видела в нем молодого человека привлекательной наружности, отличного ума, имевшего нужду в покровительстве из-за своего незнатного происхождения. Она обратила на него такое внимание и за короткое время настолько возвысила своего любимца, что гордые Курляндские дворяне, сначала с презрением смотревшие на внука конюха, вынуждены были принять его в число своих членов.
Не думаете ли вы, друзья мои, что Бирен, достигнув такого редкого счастья, стал лучше; что его сердце, довольствуясь приобретенной знатностью, перестало быть честолюбивым? Нет, в том-то и дело, что чрезвычайное счастье редко делает людей лучше; что, напротив, оно предоставляет им больше случаев проявлять свои слабости. Так было и с Биреном, который после своего камер-юнкерства уже назывался Бироном и уверял всех, что он происходит от известной во Франции фамилии герцогов Биронов, — так было и с ним: чем больше он возвышался, тем больше желал возвыситься. Средства, которые он избирал для этого, были низки, бессовестны. В доказательство я расскажу вам один только случай, который в полной мере может показать сердце Бирона. Вы помните, что его первым благодетелем при Курляндском дворе был обер-гофмаршал Бестужев? Что же? Как только молодой камер-юнкер овладел доверчивостью Анны Иоанновны, его первым делом было — вероятно, для своего будущего возвышения — погубить своего благодетеля: он оклеветал Бестужева перед герцогиней, которая не только удалила несчастного от двора, но даже и в изгнании преследовала. После этого скажите, друзья мои, каких только злодейств нельзя было ожидать от Эрнста Бирона? Их и ожидали не только в Курляндии, но даже и в Москве, куда очень быстро приходили известия обо всем, что делалось в Митаве, и потому, когда члены Верховного Совета избирали на царство Анну Иоанновну, одним из главных условий, предложенных ей, было распорядиться так, чтобы Бирон не приезжал в Россию.
Это условие ничего не дало: императрица выполняла его только несколько дней и тотчас по принятии самодержавия послала Бирону приказание приехать в ее столицу.
С восхищением получил Бирон это приказание; наконец, его пламенное желание исполнилось: он будет повелевать Русскими, он отомстит за обиду, ему нанесенную!
Вот с какими чувствами и намерениями Бирон поехал в Россию. Счастье, ожидавшее его там, не изменило их, и, пользуясь всеми радостями жизни, он равнодушно отнимал у других не только эти радости, но даже спокойствие, даже пропитание, нередко даже саму жизнь! Как ужасен был этот человек, как ужасно было его мщение! Он проливал его без разбора на всех — и все избранные им жертвы погибали непременно, потому что могущество его было почти неслыханно! Анна Иоанновна питала к нему неограниченное доверие и никогда не противоречила никаким его распоряжениям. При такой силе кто мог противиться ему? С первых дней его приезда в Россию никто не думал об этом, потому что тогда все покорились его власти: в день принятия самодержавия Анна Иоанновна пожаловала его камергером и кавалером ордена Святого Александра Невского; через два месяца потом, при коронации — обер-камергером, графом Российской империи и кавалером ордена Святого Андрея Первозванного.
Русский гвардейский штаб-офицер Голштинский генералДостигнув таким образом самых высоких почестей, он не знал равных себе во всем Русском царстве и отдалял от престола государыни достойнейших и усерднейших ее слуг. В числе таких примечательнее всех был фельдмаршал Миних. Заслуги этого знаменитого генерала, как ученика и сподвижника бессмертного Петра, были одинаково велики во всех государственных делах, какие ему поручались: в военное время он счастливо побеждал неприятелей Отечества во всех сражениях, где главное распоряжение зависело от него; в мирное время он был искусным исполнителем великой мысли Петра I при основании Ладожского канала. Мои читатели, конечно, помнят, что Миниху были поручены работы на канале и что он довел до конца строительство этого важного для наших северных губерний пути сообщения. Кроме того, Миних, проницательный и пламенно любивший Россию, заботился о ее пользе при всяком удобном случае: став в 1732 году президентом Военной Коллегии, он довел Русское войско до такой степени совершенства, которую предназначал ему великий его преобразователь; он, чувствуя, насколько необходимы для войска образованные офицеры, первым подал мысль об основании кадетского корпуса[335] и потом по приказанию императрицы прекрасно претворил эту мысль в жизнь.
Но все заслуги и достоинства, все усердие и преданность к России не спасли графа Миниха от преследований Бирона: боясь, что рано или поздно государыня отличит истинно верного подданного от низкого льстеца, надменный любимец представил в ложном свете поступки графа и успел удалить его от двора. Бирон в таких случаях действовал без всякой совести, и если нужно было выдумать клевету, несправедливость, обман, он делал это, не краснея. Так, например, чтобы заставить Миниха выехать из казенного дома, в котором он жил несколько лет возле самого дворца, Бирон тотчас выдумал, что тут надо поместить племянницу императрицы, принцессу Екатерину, сразу доложил об этом государыне, и Миних, почтенный, заслуженный Миних, должен был в тот же час исполнить приказание, отданное именем Анны Иоанновны, и переехать в другой, отдаленный от дворца дом. Но благодарная душа фельдмаршала ненадолго осуждена была терпеть такое унижение: в следующем рассказе вы увидите, что в скором времени после неблаговоления к Миниху и императрица, и Бирон должны были прибегнуть к его благоразумию, к его испытанной храбрости.
