Её учили, что монарх любой ценой обязан скрывать свои истинные чувства и, наоборот, должен уметь заставить других людей раскрывать перед собой их внутреннюю жизнь. В случае с Кристиной такое воспитание привело к изощрённому лицемерию, фальши и двойной игре. Составной частью стоического воспитания являлось культивирование чувства долга. У Кристины это чувство, основанное на высоких моральных помыслах и добродетелях, было доведено до совершенства и изумляло каждого, кто с ней встречался. Пафос её мышления состоял в том, чтобы не делать того, чего можно было бы стыдиться, и любой ценой подчинить своё личное счастье долгу. Другой вопрос, конечно, где у королевы проходила граница между долгом и личными интересами.
С самого детства Кристина привыкла к тому, что её считали уникальным ребёнком и что ею все восторгались. Как она сама выразилась на страницах автобиографии, «она в высшей степени была довольна своей персоной». Она признавалась позже, что рано была отравлена ядом высокомерия к людям и всю жизнь пыталась бороться с этим недостатком. Но это было не таким простым делом: ведь Кристина была королевой (в смысле, королём) Швеции, а, стало быть, объектом направленной идеологии, центральным звеном которой была её абсолютная позиция как Божьего помазанника. Разумеется, Кристина воспринимала эту идею серьёзно, основательно и без всякого сомнения. Чувство высокомерия подогревалось и культивировалось этой идеологией ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Кристина всегда говорила, что она никому, кроме Бога, и ни в чём не должна отдавать отчёта, а став католичкой, невзлюбила исповеди.
Среди биографов королевы Кристины установилось трафаретное мнение о том, что она, с точки зрения своих способностей и полученных знаний, была феноменально культурной и образованной личностью. Это мнение легко опровергают современные изыскания. В частности, Л. Ослунд, не отвергая утверждений о хорошем образовании и воспитании, полученных Кристиной, о её способностях и разносторонних увлечениях (искусство, архитектура, алхимия, музыка, опера, живопись, скульптура, театр, философия, теология и литература), делает вывод, что даже в своём веке она не могла считаться ни гениальной, ни феноменально талантливой в какой-либо области. Она во всём оставалась любительницей, хотя и любительницей страстной.
По мнению С. Стольпе, королеву Кристину нельзя назвать великой личностью, но у неё были такие черты характера, как, к примеру, мужество и сильная воля, которые, несомненно, выделяют её из числа заурядных личностей — как монархов, так и простых смертных — и заставляют нас с уважением и должным вниманием отнестись к ней.
Мы уже писали выше, как шестилетняя принцесса сделала своё первое публичное выступление. Это произошло в феврале 1633 года, когда она приняла представителей сословий или, как тогда говорилось, была официально представлена риксдагу.
В том же году — вероятно, в мае или июне — она участвовала в церемонии приёма русского посольства, прибывшего выразить соболезнование по поводу гибели её отца, засвидетельствовать факт её восхождения на престол и подтвердить Столбовский мирный договор от 1617 года[17]. Кристина вспоминала, как риксдротс Брахе и риксадмирал Юлленъельм тщательно инструктировали её о деталях церемонии и уговаривали её не бояться «московитов». «А почему я должна испугаться?» — спросил их ребёнок. А потому, ответили взрослые дяди, что русские носили длинные бороды и одевались совсем не так, как «цивилизованные» шведы. «Да какое мне дело до их бороды? — возразила принцесса. — У вас тоже бороды, но я ведь не боюсь вас».
Русское посольство прибыло в Нючёпинг, где находилось ещё незахороненное тело короля Густава и куда съехались вдовствующая королева, принцесса Кристина и весь двор. Кристина вспоминала потом, что она сидела со строгим видом и взирала на русских. Посол боярин Б. И. Пушкин приложился к ручке принцессы и передал ей приветы от «брата» царя Михаила. Рядом стояли члены Госсовета и от имени Кристины вели с послом беседу. Французский дипломат Шарль Ожье (Ogier), работавший в это время в Швеции и присутствовавший на церемонии приёма русского посла, оставил об этом событии воспоминания. Согласно Ожье, боярин Пушкин, представляясь королеве и постоянно кланяясь, долго перечислял все титулы царя, после чего передал ей свои грамоты и отскочил назад, словно передавал кусок хлеба слону. Первая в жизни будущей королевы встреча иностранного посла прошла вполне достойно.
Двадцать девятого июля (9 августа) 1634 года произошла церемония официального признания кронпринцессы и она принимала тогда поздравления от риксдага и присягу от правительства, то есть Государственного совета.
На протяжении пяти лет опекуны к вопросу о воспитании Кристины больше не возвращались, но Оксеншерна исподволь и прямо всегда контролировал этот процесс. Кажется, он мог быть довольным, расчёты покойного Густава Адольфа, его самого и членов правительства оправдывались: принцесса Кристина превращалась, по словам канцлера, в «мужественную и разумную женщину».
На заседании Госсовета 5 (16) января 1642 года канцлер А. Оксеншерна напомнил присутствующим о том, что принцессе недавно исполнилось 15 лет и она достигла того возраста, когда многое уже может понимать и в состоянии хранить государственную тайну. С его стороны последовало предложение о приглашении принцессы на заседания Государственного совета.
Предложение канцлера, как всегда, было хорошо обоснованно. В его пользу говорили следующие моменты: королева успешно готовится к управлению страной; ей необходимо начать привыкать к государственным делам; для правильного понимания возможной критики в адрес правительства королеве полезно заранее познакомиться с трудностями правительственной работы; она должна привыкать к общению со своим народом и понимать, что для него полезно и что вредно. Аргументы «против» сводились к тому, что в настоящий момент королева ещё не в состоянии высказывать своё мнение и принимать участие в дискуссиях совета; что присутствие на заседаниях будет мешать учёбе и что церемония принятия королевы в Госсовете связана с потерей драгоценного министерского времени.
После небольшой дискуссии было принято решение всё-таки допускать принцессу на заседания Государственного совета, но не чаще одного раза в неделю. Впрочем, окончательный вердикт так и не был вынесен, но с этого момента Кристину стали регулярно информировать о ходе военных действий в Германии и о других внешнеполитических событиях.
Д. Мэссон указывает на следующую фразу из обращения канцлера к членам Госсовета: «Я с удовлетворением наблюдаю — и Бог да будет свидетелем, что Её Величество не такова, как представительницы её пола. Она добра и разумна до такой степени, что, если не позволит себе испортиться, способна оправдать самые смелые надежды». Что же имел в виду канцлер под словом «испортиться»? Мэссон считает маловероятным, что Оксеншерна имел в виду женскую фривольность. Не почувствовал ли он в таком случае нечто более серьёзное, например склонность Кристины к интриге, обману и притворству, перед которыми даже он окажется бессильным?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
