Кратко упомянем о шведско-датской войне 1643–1645 годов.
С распадом Кальмарской унии (конец XV века) противоречия между Швецией и Данией только обострялись и приводили к частым кровавым столкновениям. Ни один мир не оказывался прочным, а шведско-датские войны в течение трёх столетий стали перманентным явлением. По обе стороны пролива Эресунд смотрели друг на друга с большим подозрением, недоверием и едва скрываемой ненавистью. Последняя — Кальмарская — война 1611–1613 годов закончилась поражением Швеции, и Швеция по Кнэрёдскому миру была вынуждена выплачивать Дании огромную контрибуцию. Ей с трудом удалось сохранить за собой узкую полоску земли вокруг устья реки Гота, выкупить крепость Эльвсборг и удержать быстро развивающийся портовый город Гётеборг.
Война в Германии между тем выдвинула Швецию в первый ряд европейских государств, в то время как Дания, потерпев поражение от Габсбургов в первые же годы Тридцатилетней войны, была отодвинута на задний план. Ей оставалось только потихоньку интриговать против Швеции и вредить ей всеми доступными средствами, в том числе тайными и явными связями с католической Веной. Но вопрос о том, кто являлся главным на Балтике, оставался между тем открытым: у Дании был большой и хорошо оснащённый флот.
Кроме последствий Кнэрёдского мира шведов сильно не устраивали эресундские пошлины[18]. Канцлер Оксеншерна посчитал 1643 год благоприятным для того, чтобы на время отвлечься от войны в Германии и маленьким победоносным блицкригом отомстить Копенгагену за все былые обиды, а заодно поживиться датской территорией и утвердить господство Швеции на Балтике. К этому времени недовольная Данией Голландия заключила со Швецией военный союз, в то время как союзница Дании Англия с головой погрузилась во внутренние проблемы, связанные с революцией 1640–1660 годов. Оксеншерна на всякий случай решил подстраховаться с востока и «для подогрева дружбы» с другим своим врагом отправил пышное посольство в Москву.
Война, начатая без всякого объявления, застала датчан врасплох. Шведская армия под командованием талантливого полководца Торстенссона зимой вторглась в Ютландию, и победа казалась уже не за горами. Но датчане с помощью своего флота внесли перелом в, казалось, уже проигранную кампанию и стали теснить шведов и на море, и на суше. Теперь опасность поражения нависла над шведами. Молниеносная война грозила стать затяжной, а этого в условиях нахождения основных сил шведской армии в Германии никак нельзя было допустить. Только неожиданная морская помощь из Голландии спасла шведов от полного краха. Совместно с голландцами шведы нанесли ощутимый удар по датскому флоту, а затем переломили ситуацию в свою пользу и на суше. Впервые в истории они оказались хозяевами Балтийского моря.
Но рисковать страной шведское правительство больше не желало. Армия фельдмаршала Торстенссона спешно вернулась на немецкий театр военных действий, а по обе стороны Эресунда стали поговаривать о мире. В дело вмешались сначала голландские, а после их неудачи — французские посредники, и после некоторых ритуальных препирательств и демонстраций со стороны датского короля Кристиана IV им удалось усадить датчан и шведов за стол переговоров. Они начались 8 (19) февраля 1645 года в местечке Брёмсебру, шли ни шатко ни валко, но Стокгольм чувствовал себя уже достаточно уверенно и с результатами не торопился.
В вопросе о войне и мире с Данией Кристина, с одной стороны, проявила некоторую самостоятельность, заявив: «Господин канцлер, я вижу большие трудности на пути продолжения войны с Данией. Вести такое великое дело с такими малыми средствами представляется мне азартной игрой… Перед нашей совестью, перед Богом и людьми мы должны доказать, что искренно стремимся к миру». А с другой стороны, вела себя непоследовательно, призвав Государственный совет при обсуждении условий мира с Данией притормозить переговоры в Брёмсебру. По её мнению, нужно было успеть отстроить такой флот, который мог бы впечатлить Копенгаген и заставить датчан пойти на уступки.
За последним заявлением явно стоял канцлер Оксеншерна, вероятно, убедивший Кристину в целесообразности такой меры. Канцлер и его коллеги в правительстве не могли нарадоваться на свою ученицу — она была достойна их мудрых наставлений.
Датчане, со своей стороны, выставили жёсткие условия и ни на какие уговоры не поддавались. Лишь когда на сторону Швеции встала Голландия и послала в Балтийское море свой флот, Копенгаген понял, что блефовать больше не имело смысла и нужно было реально о чём-то договариваться со Стокгольмом. Благодаря посредническим усилиям французов мир был заключён. Авторы мирного договора в Брёмсебру предлагали навсегда забыть прошлое. Но оно даст о себе знать через какие-то десять лет. Решение этой проблемы ляжет на плечи воинственного Карла X Густава.
Реванш за поражение в Кальмарской войне был полный, и ликующие шведы торжественно и всенародно отпраздновали мир. В угоду Франции, которая была союзницей Швеции в Тридцатилетней войне, и в пику канцлеру Кристина внесла в Государственный совет необычное предложение: объявить в стране выходной день и отпраздновать не только мир в Брёмсебру, но и победу французской армии в Германии под Аллерхеймом. Этого никто в совете вынести не мог, потому что именно в этот момент антифранцузские настроения там достигли кульминации[19].
С общим шведско-французским праздником у королевы не получилось. Зато она настояла на своём и отправила в Париж шведским посланником шотландского авантюриста Марка Дункана (де Серизана), о котором речь пойдёт ниже. Это была одна из первых заявок шведской королевы на экзотичность поведения.
В войне с датчанами положительно зарекомендовал себя кузен Карл Густав. В нашей истории он будет играть немаловажную роль, и нам следует познакомиться с ним поближе. Этот 22-летний увалень уже два года, без всяких скидок на своё высокое происхождение, воевал в Германии. Он начал свою карьеру командиром лейб-роты фельдмаршала Торстенссона, потом получил чин полковника и командовал кавалерийским полком.
В Стокгольме же он вёл жизнь лощёного аристократа, наслаждавшегося прелестями придворного времяпрепровождения и лелеявшего мечту стать супругом Кристины. Не отвергая ухаживаний кузена, Кристина не давала ему повода для оптимизма. Пфальцграф был не глуп, он чувствовал враждебное к себе отношение со стороны клана Оксеншернов и решил временно поменять размеренную придворную жизнь на бивуачную.
Армия круто изменила его мировоззрение. Если в Стокгольме он вместе с Кристиной рассуждал о пользе мира и необходимости прекращения войны, то теперь, вкусив все прелести острых ощущений и опасностей, он стал настоящим военным, для которого состояние мира было равносильно застою. Война подходила для него, а он подходил для войны. Ненавидя, как и все шведы, Данию, он пойдёт дальше, выступая за полное уничтожение Датского государства, самого коварного и злостного врага шведской короны. В его голове уже сформировалась своеобразная военно-политическая концепция, которую он неуклонно и последовательно начнёт претворять в жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
