— Шикуешь, Кармазов, — прокомментировал Джон, берясь за вилку.
Яичницу они смели, словно оголодавшие — ни одной маломальской крошечки на сковородке не оставили. И сало с бородинским хлебом хорошо пошло, хоть им и не закусывали алкоголь. Принялись за чай. По возвращении из армии Виктор ценил нормальный чай вдвойне. На заставе этот напиток чаем назвать было сложно — так, чуть подкрашенная водичка. Хорошо хоть, время от времени повар вместе с чаем заваривал чагу — что-то типа коры, вернее, нароста на березе, который придавал напитку темно-коричневый цвет и особый привкус — говорили, что эта самая чага очень полезна для организма, чуть ли ни от рака вылечивает.
Работая в инкассации, Виктор пристрастился к чаю «Индийскому» — со слоником на этикетке. Такой чай простым советским труженикам доставался разве что в праздничных наборах, праздников же — по пальцем одной руки пересчитать. Но у инкассаторов была своя лафа, и с чаем со слоником на этикетке они проблем никогда не знали.
Заварочным чайником Виктор не пользовался, всегда сыпал в кружку — в зависимости от ее объема — одну, полторы, либо две чайных ложки заварки. После этого заливал кипятком и только затем добавлял в кружку сахарный песок или сахар кусковой — главное, чтобы было сладко. И не важно — подавался ли к чаю бутерброд с сыром, или, к примеру, сладчайшее пирожное «эклер».
Джон Маленький, которому Виктор насыпал в кружку пять чайных ложек сахарного песка и придвинул торт, слегка удивился такому проявлению сладколюбия приятеля, но ни от чего отказываться не стал — чай выпил и кусочек торта съел с видимым удовольствием. И только после этого, вдруг посерьезнев, сунул руку за пазуху и достал помятый листок. Виктор сразу догадался, что это.
— Я же ведь не просто так к тебе заехал, — понизив голос, сказал Джон Маленький. — Я же ведь сразу понял, что-то в этой истории нечисто!
Он впился Виктору в глаза, но тот, держа в одной руке кружку с недопитым чаем, а в другой — надкусанный кусок торта, смотрел на него с ничего не выражающим лицом, можно сказать, смотрел тупо. Этот «отупелый» взгляд Виктор выработал опять же, служа на заставе, когда приезжающий время от времени из пограничного отряда особист, расспрашивал его о службе и сослуживцах.
— Ну, и что ты скажешь? — Джон Маленький расправил листок на столе и ткнул в него пальцем.
Не торопясь отвечать, Виктор запихнул в рот кусочек торта и скосил глаза на чудесную страничку. Картинка на ней была абсолютно безобидной — обычное крыльцо с четырьмя деревянными ступеньками и козырьком, к балке которого был привязан обрывок веревки.
— Что молчишь? — не вытерпел Джон.
— Жую, — выдавил из себя Виктор, едва не поперхнувшись.
— Ну, да, ну, да! — Джон хлопнул ладонью по столу. — Жует он!
— Чего орешь-то? — спросил Виктор, наконец, запив суховатый торт чайком.
— Витек, а ведь я тебя узнал тогда ночью, в воскресенье! — еще больше повысил голос водитель. — Когда ты шел к магазину, напротив которого сам же этот листочек выбросил!
— Если узнал, чего ж не остановился, не прихватил? — усмехнулся Виктор. — Или какой свой интерес имел?
— Интерес? Да, заинтересовало меня, с какого это перепуга наш товарищ Козлов вдруг не по-козловски себя повел? Но и ты весь маршрут был каким-то странным, все чего-то рисовал в своем блокноте и почему-то странички из этого блокнота вырывал и в окошко выбрасывал.
— И чего? — у Виктора вдруг возникло жгучее желание схватить со стола чайник с еще не остывшей водой, и треснуть этим чайником Джона Маленького по балде.
— Чего — чего? — водитель, подмигнул хозяину квартиры и аккуратно взял из коробки еще один кусочек торта. — Заинтриговал ты меня — вот чего. И не напрасно заинтриговал-то. Подобрал я листок, который ты выбросил, а на нем никакого рисунка-то и нет. Но я же не дурак. Приехал домой, на этот листочек накрошил меленько грифеля от простого карандаша, крошечки аккуратно растер и рисунок восстановился. А на нем, вот на этом самом крыльце и на этой самой веревке, — Джон ткнул пальцев в страничку, — висит человек — очень похожий на товарища Козлова… А? Что скажешь, Витек?
— Не вижу никакого человека, — Виктор протянул руку к страничке, но Джон прижал ее ладонью к столу.
— В том-то и дело, что когда я проснулся и еще раз на рисунок посмотрел, никто в петле уже не болтался, и веревка оказалась перерезанной. Как такое может быть?
— Так ты, наверное, сам взял ластик и этого повешенного стер, — пожал плечами Виктор.
— А вот и ни фига!
— Что — ни фига? Водочку-то, оставленную товарищем Козловым, перед сном выпил? Вот и не запомнил, что по-пьяни делал.
— У меня дома и ластика-то нет! — закричал Джон. — Чем я мог стереть?
— Да чего ты ко мне привязался? — тоже вспылил Виктор. — Ему что-то там мерещится, а я здесь причем?
— Вот это крыльцо и повешенного ты рисовал?
— Я.
— А зачем? Зачем ты повешенного товарища Козлова нарисовал?
— Джон, ну причем здесь товарищ Козлов?! Мне один знакомый писатель дал прочитать свою рукопись — детектив с названием «Криминальная рыбалка» и попросил отобразить, как я все это вижу. А в том детективе насилие сплошь и рядом, кровища рекой льется. Среди прочего — одного чувака повесили. Вот я этот эпизод и отобразил, как вижу.
— И кого же ты еще отобразил? — не унимался Джон Маленький. — Я тогда попросил тебя рисунки показать, а ты — ни в какую!
— Кого по сюжету надо было, того и отобразил, — Виктор нахмурился. — Хочешь, и тебя нарисую?
Он вновь потянулся к листку, но Джон суетливо убрал его во внутренний карман своей потертой замшевой куртки.
— Не надо! А вдруг тогда со мной тоже что-нибудь произойдет.
— Мнительный ты, Джон, — усмехнулся Виктор. — До работы меня подкинешь?
Водитель посмотрел на часы:
— Вообще-то рановато на работу…
— Подхалтурить хочешь? Так я тебе не помешаю.
— Ладно, давай, собирайся быстрей, а я — машину заводить.
Не успела за Джоном захлопнуться дверь, как Виктор бросился к книжной полке и выхватил томик Чернышевского. Чудесная страничка, как он и надеялся, была в книге. Виктор подскочил к окну, под которым увидел инкассаторскую «Волгу». Когда дорисовывал машину, к ней подошел Джон Маленький — открыл дверцу, сел на водительское сидение, завел мотор, кажется, включил дворники, вышел и принялся заботливо протирать зеркала.
Движение на улице было не особенно оживленным, но, увидев вывернувшую из-за поворота машину скорой помощи с включенной мигалкой, Виктор очень быстро нарисовал, как она, выскочив на встречную полосу, приближается к «Волге» Джона Маленького.
В следующую секунду Виктор выбежал из квартиры. Визг тормозов и громкий удар он услышал еще в подъезде. На дороге две служебные машины, как говорится, встретились «лоб в лоб», и теперь водитель «скорой» никак не мог открыть свою заклинившую дверь, а водитель инкассаторской «Волги» валялся на тротуаре навзничь, раскинув руки, так и не выпустив тряпку, которой протирал зеркала.
Моля бога, чтобы Джона Маленького не прибило насмерть, Виктор упал перед ним на колени, в первую очередь сунул руку во внутренний карман его замшевой куртки и завладел чудесной страничкой. Только потом приложил ухо к груди водителя. Джон Маленький застонал.
* * *
Кого Виктор действительно уважал в инкассации, так это своего напарника Михалыча. Поводов спорить, а тем более ссориться, между ними никогда не возникало. Порой, во время маршрута зайдет в машине разговор про молодежь, мол, — в какие времена подростковое поколение было более порядочным и менее бесбашенным, так тот же Михалыч первый становился на сторону современной молодежи, утверждая, что в его времена прогуляться вечерком в незнакомом районе было гораздо опасней, чем сейчас, в середине восьмидесятых.
Михалычу было слегка за сорок, Судаку, который иногда катал тушинский маршрут — под пятьдесят. Вот с кем порой разгорались споры — до ругани, до криков, до брызгания слюной, хорошо хоть, до оскорблений не доходило.
Вторым прозвищем Судака было Патрубок. Прицепилось оно к нему не просто так. Издавна в инкассации существовали негласные правила, одним из которых была взаимовыгодная «дружба» водителей и дежурных. Все было очень просто, — по окончании вечернего маршрута дежурный отмечал водителю путевку — в какое время тот выехал из банка в гараж. При этом дежурный мог поставить время фактическое, но мог и набавить полчасика, а то и часок. В благодарность водители совали дежурному денежку и в это самое набавленное время неплохо подрабатывали извозом.
Между утренним и вечерним маршрутами дежурный отпускал водителей на обед, но одно дело отпустить на законные сорок минут, другое — на два часа. Тут тоже все происходило по договоренности. Случалось, в машине что-то ломалось, тогда дежурный волей-неволей без всяких денежек отпускал водителей в гараж ремонтироваться — только бы на маршрут вовремя вернулись.
