Сейчас, когда я увидел собственными глазами рану, сомнений в том, что орудием убийства был топор, больше не оставалось. Череп был практически разрублен напополам сверху вниз до челюсти. Задняя часть головы осталась, можно сказать, невредимой, но передняя, включая лицо, представляла собой огромный зияющий пролом, и, когда мы втаскивали Эндрю на камни, из его головы все еще сочилась какая-то кровавая липкая слизь. В жизни не видал такой ужасной раны, и, если бы надо было определять по одному лицу, Эндрю вряд ли можно было опознать.
Какая, должно быть, мука для Кимберли - видеть отца в таком состоянии. Но в ситуации была и доля зловещей иронии. Вчера Эндрю из кожи лез вон, чтобы защитить дочь от шока, который она могла испытать при виде тела Кита. А теперь перед ней был он сам, с гораздо более страшными увечьями, чем Кит, - и ничего не мог поделать с этим.
И меня стошнило.
Кимберли, впрочем, оказалась выносливее. После того как мы вытащили тело из воды, она примостилась на камне, повернувшись к нам спиной. Она сидела лицом к морю, поджав ноги и обхватив руками колени. Это была та самая поза, в которой она долго сидела вчера на пляже после того, как похоронила Кита.
Наша моторная лодка к тому времени почти скрылась из виду.
Я подумал о том, не присесть ли рядом с Кимберли и, быть может, даже положить ей руку на плечо. Мне очень хотелось это сделать. Успокоить ее. Но я не был уверен, что меня правильно поймут, и отказался от этой мысли.
Нарушив молчание, я спросил:
- И что будем делать дальше? Она лишь покачала головой.
- Нельзя, чтобы другие увидели его таким, - уточнил я, предположив, что именно это сказал бы Эндрю, если бы был в состоянии говорить.
Но она лишь молча смотрела вдаль.
- Может, сходить за одеялом или чем-то в этом роде? - предложил я.
- Да, да, - тихо промолвила она.
- Ты останешься здесь?
Она кивнула.
Но когда я повернулся и уже собрался уходить, Кимберли остановила меня.
- Нет, погоди. - Затем поднялась на ноги. Когда повернулась, я увидел, что она тихо плачет. Смахнув слезы, она шмыгнула носом: - Одну секундочку, ладно?
- Конечно.
- Я сейчас перестану... одну секундочку.
Я старался не смотреть на нее. Потому что чувствовал себя виноватым нехорошо было в подобной ситуации - когда в трех футах в стороне лежал на камнях с раскроенным черепом ее отец - обращать внимание на то, как замечательно она выглядела в своем бикини.
Она снова вытерла глаза. Затем тихо произнесла:
- Спасибо за помощь, Руперт.
Я пожал плечами.
- Ты прав. В том, что не следует показывать его в таком виде. Бог свидетель, мне очень жаль, что... Ему наверняка хотелось бы, чтобы его запомнили таким, каким он был всегда. Понимаешь?
- Поэтому я и подумал, что лучше сходить в лагерь и принести что-нибудь, чем можно было бы его прикрыть.
- Я собираюсь отбуксировать его за риф.
- Что?
- Похоронить его в море. Он всегда этого хотел.
- А может, нам следует положить его рядом с Китом? Ты так не думаешь? Чтобы можно было его взять с собой, когда нас спасут?
Кимберли покачала головой:
- Кит - это совсем другое. Папа предпочел бы именно такие похороны.
- А мнение Билли тебя не интересует?
- Приведи ее сюда. Конни и Тельму тоже. Пусть все сюда придут. А я пока спущу папу в воду.
- Может, тебе помочь?
- Нет, ступай в лагерь.
У меня был выбор: плыть или идти по камням. Поскольку я был без обуви, выбрал первое.
Билли и Конни все еще сидели на пляже - рука матери лежала на плече дочери. Тельма стояла поблизости: она наблюдала за мной, покачивая головой и всхлипывая.
План Кимберли не встретил ни у кого возражений. Очевидно, Эндрю давно уже дал понять Билли и своей дочери, что желает быть похороненным в море.
Я обулся, и мы вчетвером направились по камням к оконечности мыса.
Кимберли не успела далеко отойти. Она брела по мелководью футах в тридцати - сорока от берега. Тело Эндрю покачивалось на волнах рядом с ней. Несмотря на то, что вода была кристально чистой, его ужасной раны не было видно. Сказывалось расстояние. К тому же Кимберли повернула его лицом вниз. Но главным ее союзником было солнце, которое, отражаясь от поверхности воды, почти слепило. Единственным, что можно было достаточно хорошо разглядеть, была обросшая седыми волосами спина Эндрю. И еще - его правая рука.
Она была протянута в сторону, потому что за нее и тащила отца Кимберли.
- Я собираюсь отбуксировать папу в море, - объявила она. - Никто не против?
Конни и Тельма ревели белугами. Билли вытерла рукой глаза и сказала:
- Я тоже поплыву. - Затем сошла с камней в воду и направилась к Кимберли и Эндрю. Она подплыла к другому боку мужа и взяла его за левую руку.
И они поплыли в открытое море, буксируя своего мужа и отца.
Поистине трогательная картина. Я и сам прослезился - а я никогда особенно не любил Эндрю.
Это было пару часов назад. После морских похорон мы возвратились в лагерь.
Обстановка - мрачнее некуда.
Билли, Кимберли и Тельма потеряли своих мужей (так или иначе), и это всего за пару дней, которые мы находимся на острове. Мало того, сегодня Кимберли, Тельма и Конни лишились еще и отца.
Я единственный, кто не потерял одного или сразу двоих близких, и опасаюсь, что следующей жертвой окажусь сам.
Записи я веду сегодня прямо здесь, на берегу. Хотя и не удается совершенно забыть о нашем бедственном положении, все же работа позволяет думать о чем-то другом, а не только о том, в какой опасности я нахожусь.
Ведь то, что я следующий в списке жертв, не вызывает никаких сомнений, не так ли?
Он убьет меня, и тогда на его пути больше не останется ни одного мужчины.
На пути к чему?
К женщинам.
Ему нужны женщины.
Нам лучше придумать что-нибудь, прежде чем будет слишком поздно.
У нас созревает план
Вторая половина утра, а я заканчиваю писать с огромным чувством голода. Впрочем, никто еще не завтракал. Судя по виду женщин, мысли о еде вернутся к ним не скоро.
Завтракать в одиночку показалось мне нарушением этикета жертв кораблекрушения - это могло быть истолковано как попытка урвать больше, чем тебе причитается. С другой стороны, не хотелось беспокоить никого из женщин - они были поглощены трауром.
Будучи единственным, кто не потерял мужа или отца (или обоих сразу), я чувствовал себя еще более чужим. Я вообще еще не терял никого, кого сильно любил. И вот в их жизни произошли столь драматические перемены, а меня это совершенно не задевало.
Даже досадно, до определенной степени, разумеется. Может, потому, что я совершенно не сомневался, что буду следующей жертвой убийцы. И еще потому, что был голоден, а они, похоже, стали ко всему безразличны, включая и меня.
Для них я как бы вовсе не существовал. По крайней мере, мне так представлялось.
Я решил, что все равно никто обо мне не вспомнит, так почему бы не прогуляться? Мне хотелось посмотреть на лагуну - и поплавать в ней - еще с того момента, когда я услышал о ней от Кита и Кимберли. Теперь, похоже, наступило самое подходящее время для экскурсии в те места. Так что, закинув ранец за спину и прихватив одно из копий, я зашагал по направлению к джунглям.
Страха я не испытывал.
Если какие-нибудь обитатели джунглей попытаются на меня напасть, они об этом пожалеют.
Что касается убийцы - я полагал, что он в это время находится слишком далеко и не сможет причинить мне зла. И хотя я не знал, насколько велик наш остров, и несмотря на то, что за истекшие три часа убийца вполне мог вернуться, мне почему-то казалось, что он все еще за много миль отсюда.
К тому же рано или поздно он все равно должен меня убить.
И всем на это глубоко наплевать.
Я все еще шел по песку, с горькой решимостью направляясь к тому месту, где из джунглей вытекал ручей, когда меня окликнула Кимберли:
- Руперт! Ты что надумал?
Я оглянулся.
- Просто хотелось посмотреть на лагуну.
- У тебя все дома? Возвращайся немедленно.
- Это недолго. - Я начал пятиться назад. На меня теперь смотрели все четыре женщины.
- Руперт! - выкрикнула Билли.
- Ты не можешь идти один, - крикнула мне Кимберли. - Если уж тебе приспичило идти к лагуне, мы все пойдем с тобой.
- Нет, это необязательно. - Неожиданно мне стало совестно. Разумеется, было приятно, что ты все-таки кому-то не совсем безразличен - а я оказался таким эгоистом: бесчувственным и докучливым.
- Мне кажется, нам следует перекусить, - вступила в разговор Тельма. А что думают остальные? Потому что лично я умираю с голоду.
- Прекрасная мысль, - обрадовался я. Как только я повернул назад, все сразу прекратили обращать на меня внимание. Кроме Кимберли. Та не сводила с меня глаз. Да и мой взгляд был словно прикован к ней.
Она стояла на песке, широко расставив ноги: гавайская рубашка отдувалась за ее спиной, волосы развевались. Левой рукой она подпирала обнаженное, если не считать тонкой полоски плавок, бедро, в правой сжимала копье. Кончик копья был погружен в песок у ее стопы, но все равно оно было выше ее головы.
