Да, но здесь, в Воклюзе, это совершенно невероятно.
Юниоры-велосипедисты обшарили все окрестности, осмотрели полузаросшие рвы старого замка. Нигде никого. С них градом катился пот, и Лоранс принесла им лимонаду.
— Мне все кажется, что они вот-вот появятся, — сказала пришедшая с кухни Эстер.
— А по-моему, это затея Эммелины, — сказала Надя. — Все для того, чтобы о ней поговорили, это вполне в ее духе. А Режинальда она захватила с собой, чтобы он не проболтался, где она прячется. Вот увидите, вернется страшно довольная.
— Но почему ей вообще вздумалось бежать? — спросил дядя Антуан, который теперь растерянно ходил из комнаты в комнату. — Убегают, когда бывает плохо. А разве ей было с нами плохо?
— Ну, может, ей трудно угодить, — сказал кто-то из ребят.
— Да, уж ей не угодишь! — подтвердила Надя.
— Что же, ей здесь не нравилось? Мы ведь как-то и не спрашивали об этом… — вслух подумала Эстер.
Она сняла очки, которые надевала, чтобы проверить, хорошо ли вычищена кастрюля, и ее взгляд остановился на Жан-Марке. Ему стало не по себе. Этот вопросительный взгляд проникал ему в самую душу.
Краем глаза он видел Лоранс, она ковыряла пол носком туфли. Она немного покраснела. И Жан-Марку захотелось очутиться в Париже, с мамой, подальше от Воклюза и от всех этих передряг. И подальше от внутреннего голоса, который вдруг начал в чем-то его упрекать.
Один за другим вставали из-за столиков и уходили вечерние посетители. Хлопали дверцы машин. Скоро дорога снова опустела, и аромат шиповника больше ничем не перебивался. В «Бори-Верт» стали мыть посуду, подметать пол. Завтра кафе должно снова приветливо принимать посетителей.
— Не надо было тебе запирать мальчика на чердаке, Жан-Марк, — сказала Эстер, пытаясь вместе с Лоранс закрыть крышкой последнюю переполненную урну.
Жан-Марк не ответил.
— Как запирать? — вмешался дядя Антуан. — А я ничего не знал. Вот что значит болеть — ни за чем не уследишь.
Наконец хрустнул придавленный мусор, и крышка захлопнулась.
— Но Режинальд все перерыл у него на чердаке! — сказала Лоранс. — Тем более глупо было его там оставлять, — возразила Эстер. — Но это еще не причина… Я позвоню Лидии. Может быть, они уже у нее. Они могли воспользоваться автостопом… Да, послушай-ка, Антуан, в полиции никто не отвечает по телефону. Если Лидия ничего не знает, надо, чтобы Жан-Марк съездил туда на велосипеде. Где мои очки?
Очки нашлись, но пришлось искать еще и записную книжку, где был номер телефона соседей Лидии. Пока Эстер ждала разговора, Сидони шептала себе под нос:
— Я же помню, еще вчера спирта было полбутылки. А сардин не семь, а одиннадцать коробок… Да еще эта бумага…
Жан-Марк слышал ее бормотание, но больше прислушивался к тому, что говорила в трубку Эстер.
— …Значит, у тебя их нет… Нет-нет, не заболели… Ушли, да… Сегодня утром… Конечно, конечно, всех предупредили, их ищут… Несчастный случай? Нет, нам бы тут же сообщили… Да не волнуйся, детка! Скоро вернутся или появятся у тебя с минуты на минуту… У бабушки? Ах, Эрманс не умерла. Ну, слава богу… Вот что, Лидия, отправляйся к мадам Трюшассье. И позвони, как только что-нибудь узнаешь. Мы, конечно, тоже… Нет, я не лягу. Жан-Марк сейчас едет в полицию… Ну, конечно, завтра, если ничего не выяснится, приезжай. Но они найдутся, вот увидишь… Ну вот, — сказала Эстер, положив трубку. — Сами слышали. Там ничего не знают. Лидия, понятно, с ума сходит от беспокойства. Жан-Марк, поезжай-ка, дружок, поскорее!
Ох, это велосипедное седло сделано не по-людски. Жан-Марк еле сидел. Он еще в первую поездку набил себе синяки, и теперь на каждой кочке, на каждой рытвине его встряхивало, и боль отдавалась в спине. Плохо укрепленный на раме фонарь болтался из стороны в сторону, и его слабый луч падал то налево, то направо, освещая поочередно дорогу и обочину, траву, стволы деревьев, бледные пятна цветов шиповника среди листвы.
Вдруг в глаза Жан-Марку ударил яркий сноп света и ослепил его. Он инстинктивно свернул к обочине и спрыгнул в канаву, прямо в колючий куст, а педаль, все еще крутившаяся вхолостую, ободрала ему щиколотку. Мимо него, по левой стороне дороги, с бешеной скоростью промчался автомобиль, поднимая за собой вихрь, от которого пригибалась трава. «Еще немного, — подумал Жан-Марк, — и он бы раздавил меня в лепешку, как тех несчастных ежиков, что попадаются распластанные на дороге. Чертовы лихачи!»
Дежурный полицейский принял его довольно сухо.
«О чем это люди думают: обнаружили побег еще утром, так сообщили бы пораньше! При чем тут телефон? Телефон в полном порядке! Сами набирают не тот номер и сами жалуются!»
Жан-Марк не стал спорить.
Приметы пропавших? Режинальд — маленький и худенький, на нем голубые… или нет, коричневые брюки. А на Эммелине? Жан-Марк понятия не имел, как она одета. Его разбирала злость на оставшихся дома женщин: это они должны были сказать ему, что из ее одежды исчезло! А теперь отвечай тут один за всех!
Наконец он отправился в обратный путь. На самых крутых подъемах приходилось слезать с велосипеда. И хотя ароматы и шорохи летней ночи не изменились, она потеряла все свое обаяние.
Эстер сидела одна на кухне и вязала. Черная Кошачья Королева, устроившаяся на остывшей плите, обратила к Жан-Марку свои прозрачные глаза. Она глядела строго, как судья.
— Звонила Лидия, — сказала Эстер. — У мадам Трюшассье их нет. Они обе, и мать и бабушка, приедут завтра. Легче от этого не станет… Иди-ка спать. Я тоже сейчас лягу. На всякий случай оставлю свет… Сидони городит что-то невразумительное. Эта ее манера останавливаться на полуслове! Говорит, что исчезло покрывало Эммелины… Но если бы они расположились где-нибудь тут поблизости, друзья Дидье непременно нашли бы их.
Жан-Марк подивился ее хладнокровию. Наверное, если человек перенес столько горя и страха, его не так-то просто вывести из себя.
* * *
Следующий день выдался еще более душным. «Ночью будет гроза», — говорили местные жители. Все в Мазербе продолжали обсуждать таинственное исчезновение. Дело нисколько не прояснилось. Никаких известий не было.
Ближе к вечеру у террасы остановился автомобиль «пежо» довольно старой марки. Эстер вскочила. Кошачья Королева, развалившаяся у нее на коленях, полетела кувырком, перевернулась в воздухе и, приземлившись на все четыре лапы, сердито замяукала. Первой из машины вышла полная женщина с растрепанными светлыми волосами. Она бросилась к Эстер с криком: «Ну что?» — и разрыдалась. Из другой дверцы вышла мадам Трюшассье и сразу заговорила громче всех: «А Совиньона Рено не захотел взять!»
Рено… Рено? Жан-Марк и Лоранс, застыв на месте, разглядывали человека, который нагнулся проверить шину; вот он выпрямился, захлопнул дверцу и повернулся лицом к дому. И хотя прошло столько времени, они тотчас узнали его улыбку и манеру держать голову. Это был их отец.
Он широко раскрыл объятия, заключил в них Эстер и поцеловал ее в обе щеки.
— Бедняжка, тебе тут достается!
Перебивая друг друга, все трое приехавших стали рассказывать. Оказалось, что тетя Лидия позвала брата на помощь. Рено Абеллон как раз вернулся из очередной поездки. Бросив все дела, он усадил в машину сначала Лидию, а потом и мадам Трюшассье, бодрствовавшую у изголовья своей сестры Эрманс.
— Ну, а нашего Совиньона, — сказал он, — я, конечно, не взял. Где ты откопал этого пустомелю, Антуан? Твое доброе сердце опять сыграло с тобой дурную шутку! Ну, как твои дела? Мадам Трюшассье говорила, будто ты совсем плох. Но ты выглядишь молодцом, я очень рад.
Наконец его глаза, казавшиеся на загорелом лице еще более светлыми, чем были, остановились на Жан-Марке и Лоранс. Он потрепал сына по волосам, посмотрел на дочь, сказал:
— Как ты выросла. Похожа на цыганочку. Скоро будешь совсем взрослой, — и поцеловал ее.
* * *
Все собрались на кухне. Только Сидони обслуживала посетителей на террасе. Рено задавал вопросы, и из ответов на них выяснялось, как обстоит дело.
Да, в полицию сообщили.
Да, по радио объявили.
Да, на автостанциях в вокзалах спрашивали. И вообще спрашивали всех в округе!
Да, полицейские и ребята-велосипедисты обыскали все окрестности.
Да, Сорг и его притоки почти пересохли, там не утонешь…
Словом, нигде никаких следов…
* * *
Рено достал сигарету, закурил, потом, спохватившись, извинился и протянул пачку остальным. Но все отказались.
— Итак, продолжим, — сказал он. — Получается какая-то ерунда. Эстер, в твоем большом кофейнике, в том, голубом, в цветочек, не осталось кофе?
— Теперь у нас есть Принцесса, — сказал дядя Антуан, оживившись.
— Ого! Принцесса? Откуда ты ее взял? Неплохо устроился.
Жан-Марк и Лоранс переглянулись. Где то беззаботное время, когда они с мамой читали загадочное письмо из «Бори-Ве»?
