Я продолжал свое путешествие. В Каире меня встретили несколько старых друзей. Оттуда мы двинулись далее на восток, летя над пустынями Западной Азии. До сих пор различные события и хлопоты, связанные с моей поездкой, занимали мой ум. Но теперь, когда мы, покинув Каир, часами летели над этой безлюдной пустыней, меня охватило чувство ужасного одиночества, опустошенности и бесцельности. Я возвращался один в свой дом, который больше не был для меня домом, а рядом со мной стоял ящик, и в этом ящике была урна. Это было все, что осталось от Камалы, и все наши светлые мечты были так же мертвы и превратились в пепел. Ее больше нет, Камалы больше нет,— снова и снова повторял я себе.
Я думал о своей автобиографии, об этой летописи моей жизни, которую я обсуждал с ней, когда она лежала в санатории Бховали. Когда я писал ее, я время от времени захватывал с собой одну-две главы и читал их ей. Она читала или слышала лишь часть ее, она никогда не прочтет остального, и мы уже не впишем вместе ни одной новой главы в книгу жизни.
По прибытии в Багдад я послал телеграмму моим издателям в Лондон, у которых печаталась моя автобиография. Я просил их сопроводить книгу посвящением: «Камале, которой больше нет».
Вот наконец и Карачи, толпы народа, много знакомых лиц. А далее — Аллахабад. Там мы отнесли драгоценную урну на берег быстрого Ганга и высыпали пепел в лоно этой благородной реки. Сколько наших предков она унесла таким образом в море, и сколько тех, кто придет нам на смену, совершит свое последнее путешествие в ее объятиях.
Глава третья ИСКАНИЯ
ПАНОРАМА ПРОШЛОГО ПНДПП
В эти годы размышлений и практической деятельности все мои мысли были поглощены Индией. Я пытался понять ее, а также проанализировать мое собственное отношение к ней. Я возвращался мысленно к дням моего детства и старался припомнить, каково было мое понимание Индии в то время, в какие расплывчатые формы облекал его мой зреющий разум и как оно формировалось дальше под воздействием нового опыта. Иногда этот образ Индии отступал на задний план, но все же он никогда не покидал меня. Постепенно он менялся, образуя причудливую смесь представлений, почерпнутых из старых сказаний и легенд и современных фактов. Он рождал у меня чувство гордости, но в то же время и чувство стыда, ибо я стыдился многого из того, что видел вокруг себя,— суеверий, отживших идей и прежде всего нашего порабощенного состояния и нищеты.
По мере того как я рос и приобщался к деятельности, которая сулила привести к освобождению Индии, мысли об Индии все более овладевали мною. Что представляла собой эта Индия, владевшая мною, вечно манившая к себе и побуждавшая меня к действию, направленному на осуществление ка-кого-то смутного, но остро ощутимого стремления в нашей душе? Я полагаю, что первоначальным толчком для меня послужила гордость, как личная, так и национальная, и присущее всем людям желание противиться чужому господству и пользоваться свободой устраивать свою жизнь по собственному усмотрению. Мне казалось чудовищным, чтобы такая великая страна, как Индия, с ее богатым и древним прошлым, была прикована к отдаленному острову, который навязывал ей свою волю. Еще более чудовищным было то, что этот насильственный союз привел к безграничной нищете и деградации. Для меня и других это было достаточным поводом к действию.
Но этого было недостаточно, чтобы ответить на вопросы, возникавшие в моем уме. Что представляет собой Индия с иных точек зрения, помимо физической и географической? Что она представляла собой в прошлом? В чем был тогда источник ее силы? Каким образом она утратила эту былую силу? И утратила ли она ее полностью? Представляет ли она собой и ныне нечто жизнеспособное, помимо того, что она является родиной огромного числа человеческих существ? Какое место занимает она в современном мире?
Эти более широкие, международные аспекты проблемы вставали передо мной во весь рост по мере того, как я все яснее сознавал, насколько нежелательной и немыслимой является изоляция. Будущее, рисовавшееся моему мысленному взору, предполагало тесное сотрудничество, политическое, экономическое и культурное, между Индией и другими странами мира. Но прежде чем наступит будущее, надо иметь дело с настоящим, а за настоящим стоит долгое и сложное прошлое, из которого выросло это настоящее. Поэтому за ответами на свои вопросы я обратился к прошлому.
Индия была у меня в крови, и многое в ней меня инстинктивно глубоко волновало. И все же я подходил к ней почти как чужеземный критик, полный отвращения к настоящему и ко многим пережиткам прошлого, которые я наблюдал. Я пришел к ней в известной степени через Запад и смотрел на нее так, как мог бы смотреть дружественно расположенный европеец. Я горел нетерпеливым стремлением изменить ее внешние очертания и облик, придать ей современную внешность. И все же v меня возникали сомнения. Знаю ли я Индию, я, считавший необходимым отдать на слом значительную часть ее прошлого наследия? Много было такого, что следовало, даже необходимо было, отдать на слом, но было совершенно ясно, что Индия не могла бы быть тем, чем она, без сомнения, являлась, и не могла бы продолжать на протяжении тысячелетий свое культурное существование, если бы она не обладала чем-то очень жизненным и стойким, чем-то очень ценным. Что же это было такое?
Я стоял на холме в Мохенджо-Даро в долине Инда, на северо-западе Индии, а вокруг себя видел дома и улицы этого древнего города, существовавшего, как говорят, более пяти тысяч лет назад; причем уже тогда это была древняя и высокоразвитая цивилизация. «Цивилизация долины Инда,— пишет профессор Чайлд,— это весьма совершенное приспособление человеческой жизни к особенностям окружающей среды, которое могло возникнуть лишь в результате долгих лет терпеливых усилий. И эта цивилизация сохранилась. Она носит уже специфически индийский характер и составляет основу современной индийской культуры». Трудно себе представить, чтобы какая-нибудь культура или цивилизация могла просуществовать в течение пятп, шести или даже больше тысячелетий, и не в статичиом, неизменном виде, ибо Индия непрерывно изменялась и прогрессировала. Она вступала в тесное соприкосновение с персами, египтянами, греками, китайцами, арабами, народами Средней Азии и Средиземноморья. Но, несмотря на то, что она оказывала влияние на них и, в свою очередь, испытывала на себе их влияние, ее культурная основа оказалась достаточно прочной, чтобы сохраниться. В чем был секрет этой силы? Где был ее источник?
Я прочел историю Индии, а также часть произведений ее необычайно богатой древней литературы, и на меня произвели огромное впечатление заключенные в них сила мысли, ясность языка и богатство ума. Я странствовал по Индии вместе с великими путешественниками из Китая и Средней Азии, которые побывали здесь в далеком прошлом и оставили описания своих путешествий. Я думал о том, что сделано было Индией в Ангкоре, Боробудуре и многих других местах. Я бродил по Гималаям, которые тесно связаны с древними мифами и легендами и оказали такое большое влияние на наше мышление и литературу. Моя любовь к горам и родство с Кашмиром с особой силой влекли меня к ним, и я видел там не только жизнь, силу и красоту настоящего, но и сохраненное до нас историей очарование прошедших веков. Меня привлекали к себе могучие реки Индии, текущие с высоты этого великого горного массива в наши долины. Они напоминали мне о бесчисленных событиях пашей истории. Инд или Синдху, по имени которого наша страна стала называться Индией или Хиндустаном и через который па протяжении тысячелетий двигались народы и племена, караваны и армии; Брахмапутра, лежащая несколько в стороне от главного исторического потока, но живущая в древних преданиях; она пробивает себе путь в Индию через глубокие ущелья, прорезанные в самом сердце северо-восточных гор, и далее течет спокойно, делая плавный поворот между горой и лесистой равниной; Джамна, с которой связано столько легенд, положенных в основу танцев, забав и игр; и, наконец, Ганг, первая из рек Индии, пленившая сердце Индии и с незапамятных времен притягивавшая на свои берега бессчетные миллионы людей. История Ганга, от его истоков до места впадения его в море, с древних времен до сегодняшнего дня,— это история индийской цивилизации и культуры, возвышения и падения империй, история великих и гордых городов, дерзаний человека и исканий разума, которыми были так поглощены мыслители Индии, история богатства и полноты жизни и история отказа и отречения от нее, история взлетов и падений, развития и упадка, жизни и смерти.
Я познакомился со старыми памятниками, руинами, древней скульптурой и фресками в Аджанте, Эллоре, пещерах Эле-фанты и других местах; я видел также прекрасные сооружения более поздней эпохи в Агре и в Дели, где каждый камень рассказывает историю прошлого Индии.
