— Ничего невыполнимого, помнишь? — хмыкает.
— То есть так течёшь, что не удержаться?
Вот тут попадаю точно в цель. Алиска мигом краснеет до самых ушей, и её гнев осязаемой жаркой волной мягко бьёт меня в грудь. Так лучше, да…
Смотрим друг на друга, и аж внутренности горячо крутит. Ну, давай, Цветочек. Отбивай подачу…
Мы же играем, да?!
Но вместо ответа, Алиска демонстративно молча раскапывает черпаком самый большой слипшийся комок макарон и с размаху шлепает мне его на тарелку.
— Приятного аппетита, Артё-ём, — елейным голоском тянет, кивая, чтобы дальше двигался за котлетой к Соне.
Ха! Щаз!
— Что это за клейстер?! Ты наплевала туда что ли? Поменяй! — швыряю ей тарелку обратно.
Режет по моему лицу быстрым враждебным взглядом и в следующую секунду расцветает мягкой улыбкой, так не вяжущейся с выражением её глаз.
— Не наплевала, но могу, — бархатно урчит Алиса, упираясь руками в столешницу раздачи и подаваясь ко мне грудью.
— Плюнуть? — шепчет нежно.
Почти как Глебу. Зазывно, сладко, м…
У меня пах тянет тяжестью от одного Алискиного тона. И по боку, что именно она говорит, если говорит это так.
Тоже наклоняюсь к ней. Почти целуемся носами, смотрим в глаза. Медовое дыхание на моей коже, розовые губы размыкаются…За спиной уже оживляются мои парни, подначивая, но они словно из другого мира что-то говорят. Только неясный общий шум вокруг будоражит и всё.
— Рискни, — предлагаю, почти касаясь её рта.
Чуть отклоняется. Глаз не отводит. В них мелькают синие всполохи огня. Чую нутром, что сейчас начудит, но как в замедленной съёмке всё. Я не за ней слежу, а смотрю эротический блокбастер, сидя в первом ряду.
Ловлю все детали. Как неспешно проводит по губам языком, как втягиваются щеки, набирая слюну, и как, продолжая смотреть мне прямо в глаза, она приоткрывает рот, и белая тонкая ниточка медленно как в порнухе капает на макароны.
— Охренеть, ты, рыжая… — бормочет Мот рядом со мной беспомощно, — У меня привстал.
Толкаю друга в бок локтем, но вообще я с ним согласен…
Машинально забираю у Алиски свою многострадальную тарелку с макаронами, а она вдруг смехом заливается.
— Артём! Что, уже не надо менять? Так съешь?
И вся нервно замершая толпа вокруг просто взрывается. Угорают с меня.
— Тёмыч, вместо кетчупа что ли?… Давай, я плюну!..Тёмка, я больше могу!
А я и не знал, что у нас тут выезд на природу всего состава «Камеди Клаб». Но по-настоящему меня волнует только одна шутница. Та, что довольно сверкает синими глазами напротив.
Отдаю ей обратно тарелку. Указательным пальцем подзываю к себе. Перегибается через раздачу, пока мои губы почти не дотрагиваются до розовой мочки её ушей. Желание при этом прихватить сережку— гвоздик зубами очень высоко, но сдерживаюсь. Потом…
— Если так хочешь, чтобы я твою слюну попробовал, я знаю способы поинтересней, — шепчу ей, не обращая внимание на гвалт вокруг.
— Оставь все способы своим шлюшкам, Базов, мне неинтересно, — с победными нотками в голосе отзывается мой ядовитый Цветочек.
— Нет уж, Алиса, это тогда будет четвертое желание. Но обсудим вечером, да? Когда придешь…
Мигом отшатывается. По глазам вижу, что ей уже не смешно. Ну и отлично, будешь знать, как со мной играть…
Показываю ей четыре пальца, чтобы закрепить результат. Беззвучно артикулирую «желание», подмигиваю и, довольный собой, перемещаюсь к Соне за котлетой.
Так я и остался без макарон.
14. Алиса
Сегодняшний день тянулся нагретой патокой, никак не желая перетекать в вечер, который я так ждала.
Ведь вечером можно будет сорвать с себя этот уродливый передник, перестать носиться по раскаленной, душной и тесной кухне археологической базы, выслушивая занудные поручения Марьи Ивановны, принять прохладный, уже такой желанный душ, надеть какое-нибудь симпатичное лёгкое платье и прийти к общему костру около нашего корпуса, чтобы попеть песни, пообщаться с ребятами и, конечно, увидеть Глеба Яновича, который обещался тоже там быть.
Что будет после костра, я упорно старалась не думать.
На сколько мы там с Базовым договорились?
Десять минут массажа? Пф!
Намну так, что пятым его желанием будет отменить первые три и больше никогда меня не видеть — убеждала я себя, игнорируя щекочущий нервный холодок внизу живота, стоило подумать об Артёме и его хамских замашках.
Он просто неандерталец какой-то, а не нормальный человек.
Даже в столовую единственный из всех явился полуголый…С этими его плечами, как гребца, с позолоченной солнцем кожей, блестящей от влажной испарины, с ужасными прорисованными мышцами торса, треугольником уходящими в пах, будто его только что отредактировал в фотошопе какой-то озабоченный художник, с рельефным прессом и черной выемкой пупка, с дорожкой жёстких волос ниже…
"Боже, я что? Правда буду трогать его?!" — мелькало в голове весь день потом после обеда.
И кончики пальцев тонко назойливо кололо, а в груди зрела злость на саму себя.
Почему я вообще обращаю на всё это внимание?
Плевать мне…
И при слове "плевать" беззвучно хихикала, вспоминая свою выходку, а рассеянная улыбка так и растягивала губы. И хотелось напевать, пока мыла посуду или резала морковь.
Да уж, "плевать" вышло и в прямом, и в переносном смысле.
А какое у Артёма при этом было лицо!!!М-м-м…
Правда, я ожидала немного другой реакции, а не этих впившихся в меня бездонных глаз с затопившими радужку, чёрными как ночь зрачками. Если бы взглядом можно было насиловать, то я бы уже не смогла ходить…
После обеда все кроме нас с девчонками отправились на море охладиться, а мы готовили полдник, изнывая от удушающей жары, усиленной работающими плитами и духовыми шкафами. На раздачу я больше не становилась от греха подальше и лишь наблюдала со стороны. После полдника наша группа снова пошла на раскопки, посвежевшая и веселая, а мы принялись за стряпание ужина.
Я поняла одно. Дежурство на кухне здесь — сущий ад.
Когда Марья Ивановна наконец отпустила нас с миром, было уже больше семи вечера, солнце краснело, клонясь к закату, а я натурально валилась с ног.
Доползли с девчонками до нашего домика и рухнули на кровати. Повалявшись с полчаса, чтобы прийти в себя, отправились в душевые. Здесь они были общие. Длинная кафельная комната на восемь кабинок на каждый этаж.
Я практически сразу выкрутила кран на ледяную воду. Отплевываясь и визжа, балдела под тугими обжигающими лютым холодом струями. После изматывающей жары бодрило так, будто второй раз родилась. Потом вместе с девчонками сушились по очереди у зеркала над умывальником в нашей каморке, красились, наряжались. Они в купальники и шорты, а я в летящий голубой сарафан.
Они собрались кататься на катере с Базовым и компанией, я же твёрдо решила продолжить покорять Наумова, и никакие покатушки на ватрушках не могли меня заинтересовать.
Тем более, с этими придурками! Зара с Соней хотят идти — пусть!
Хихикают, обсуждая, как поделить между собой этих тестостероновых особей?
Даже слушать не буду — они все идиоты.
Упорно делаю вид, что мне их болтовня глубоко безразлична, а внутри так и плещется, нарастая, непонятная обида и неприязнь.
Могли бы меня поддержать и с ними не ходить…!!!
— А тебе Базов точно не нужен? — интересуется Сонька, небрежно взбивая пальцами свои шикарные каштановые локоны. Они у неё такие тяжелые, упругие и переливаются завораживающим здоровым свечением, как в рекламе "Шаумы".
— Нет, конечно, а что? — отворачиваюсь тут же, чтобы скрыть вспыхнувший беспокойный блеск в глазах и, крася ресницы, смотрю на подружку через зеркало.
— Да, так…Тело у него — жара, — мечтательно закатывает глаза, — Я как утром в столовке увидела — аж вспотела.
