«С детства я любил мечтанья…»
С детства я любил мечтанья,Тишину и дрожь предчувствий.Оттого я много верилИ отчаивался много.
Я искал на небе отблескНезаслуженного счастья,И оно меня томилоСлаще летних сновидений.
Иногда в молчаньи полдня,Иногда в мерцаньи ночи,В шуме сосен или моря,В тишине полей звенящих,В белизне снегов альпийскихНеожиданно мелькалоОбещание блаженства.
Иногда в простой беседе,Иногда в хмельном весельи,Иногда в объятьях женщин,Иногда в стихах поэтовЧто-то сердцу открывалосьНа короткое мгновенье.
Но альпийские вершиныЗастилались облаками,Сосны жалобно стонали,От вина хотелось плакать,Рифмы падали на сердцеТяжелей камней могильных.
А тревожное хотенье,Именуемое страстью,Доводило до безумья,До безумных просветлений.Только сердце замиралоНе надеждою, а болью.
Но текли без веры слезы,Ничего не разрешая,И все дальше уходилоНезаслуженное счастье.
Я тогда возненавиделБезысходное мученье,И себя проклятью предалЗа отчаянье и лживость,И закрыл лицо руками,И в отчаяньи заплакал…
И тогда меня коснулосьНезаслуженное счастье…
«Наивно? Может быть, наивно…»
Наивно? Может быть, наивно.Смешно? Пожалуй, что смешно.Но счастье просится призывноВ мое забытое окно.
И я открою осторожноДоверюсь ласковой мечте.Как будто счастье невозможноВ усталости и нищете!
И вот оно со мною, рядом —Рука в руке, плечо к плечу.И только самым тайным взглядомЯ обменяться не хочу.
Оно смешно и легкокрыло:Что делать с ним в потоке дней?То вспомнило, то позабыло —А сердце бьется все трудней,
С тревогою и тишиною,Неведомою до сих пор…Но счастье все таки со мною,Всему и всем наперекор.
«Что это — на краткое мгновенье…»
Что это — на краткое мгновенье,В дружеской беседе, в час ночной?Что это — в любовном исступленьи,Вдруг сменяющемся тишиной?
Что это — проснувшись утром рано(Только дождь холодный за окном…)?Что это — в полях, в снегах Монблана,В песне, в слове, в запахе речном?
Только память смутная тревожитПоздним стуком сердца твоего…Это — счастье, больше ничего.Но другого нет и быть не может.
«Тебя здесь нет, а я еще живу…»
Тебя здесь нет, а я еще живу.Но тишину твою и безмятежностьКаким угодно словом назову,Но лишь не тем, в котором безнадежность.
«Радость моя, мы с тобою расстались…»
Радость моя, мы с тобою расстались.Как мне осилить бессрочность разлуки?Эти глаза мне вчера улыбались,Ласковы были вчера эти руки…
Разве не это в житейской дорогеСловом одним называется: счастье…Были, конечно, у нас и тревоги,Но и в тревогах царило согласье.
Помнишь — твои разделял я страданья,Даже теперь, когда ты умирала?Если твое прерывалась дыханье,Воздуха в легких и мне не хватало.
Что же нас вдруг разлучило с тобою?Точно ли так безысходна могила?Или легла между нами чертоюТайная сила, но светлая сила?
Смерть? Но черты твои так просветлели,Будто бы в них благодать отразилась,Будто в земной ты заснула постелиИ в беспечальной стране пробудилась.
«Я верю, Господи, что это знак…»
Я верю, Господи, что это знак,В котором благодать Твоя и сила,Что вечный свет, а не могильный мракУзнала днесь раба Твоя Людмила.
Я верю, что дарован ей покой,Что Ты и жизнь ее, и воскресенье,И от нее отвел своей рукойБолезни, воздыханья и сомненья.
И даже то, что не могу понять,Без ропота стараюсь я принять.
Лишь в долгие часы ночной тоски,Забывшись, вдруг протягиваю руку —И нет ответной, любящей руки…Я все приму — но как принять разлуку?
«Ни радости, ни скорби нет конца…»
Ни радости, ни скорби нет конца.Любовь и смерть всегда в единоборстве.Пускай черты любимого лицаСтирает смерть в медлительном упорстве —
Любовь их снова к жизни призоветДвиженьем памяти, простым и верным.И наш союз незыблем. Он живет.Он светит мне лучом нелицемерным.
«Поля без конца, без предела…»
Поля без конца, без предела,Где ночью рождаются сны,А днем пролегает несмелоГраница соседней страны,
Где пахнет цветами, и летом,И сеном, и свежестью рос,И душным июльским ответомНа робкий весенний вопрос…
Гляжу в безграничные дали,В мерцанье зеленых полей,Лежу в синеве и печали,В тоске благодатной моей.
Я слышу жужжанье, и шепот,И шорох, и легкий полет,И горький бессмысленный ропотВ усталой душе не встает.
Сюда приходил я и преждеОт пыльной судьбы городской,В неясной и смутной надежде,В желанный, но смутный покой.
И даже в полях бесконечных,В июльский торжественный знойЛишь звук обещаний сердечныхМиражем парил предо мной.
Теперь я вернулся на волю,Но только вернулся другим —И легче беседовать полюС внимательным сердцем моим.
«Если ночью мне долго не спится…»
Если ночью мне долго не спится,Тяжелеет уставшее сердцеИ толкутся назойливо мыслиВ беспросветном и гулком молчаньи, —
Можно спички нащупать рукою;В темноте закурить папиросу;Можно лампу зажечь и часамиНеотрывно смотреть на обои;
Можно просто, уткнувшись в подушку,Примириться с бессонным томленьем,С кем-то спорить, потом соглашатьсяИ опять находить возраженья.
Только мало, убийственно малоВ этом споре надежды и силы,Только мало, кощунственно малоОстается ночных утешений.
Утомляют ненужные мысли,Раздражает излишняя нежность,Надоели узоры на стенах…Тускло брезжит полоска рассвета.
«Ночью, когда совершенная…»
Ночью, когда совершеннаяВ доме царит тишина,Незащищенность мгновеннаяСердцу бывает дана.
Все, что обычно скрывается,Все, что забыто не в срок,В памяти вдруг проявляется,Как непонятный упрек.
Стиснет рукою железною,С болью дыханье прервет —И повисаешь над бездною,Падаешь в темный пролет…
Может быть, это — отчаянье,Знак пустоты гробовой?Может быть, это — раскаянье,Вечности голос живой?
«Ну что мне в том, что ветряная мельница…»
Ну что мне в том, что ветряная мельницаТам на пригорке нас манит во сне?Ведь все равно ничто не переменитсяЗдесь, на чужбине, и в моей стране.
И оттого, что у чужого домика,Который, может быть, похож на мой,Рыдая, надрывается гармоника, —Я все равно не возвращусь домой.
О, я не меньше чувствую изгнание,Бездействием не меньше тягощусь,Храню надежды и воспоминания,Коплю в душе раскаянье и грусть.
Но отчего неизъяснимо-русское,Мучительно-родное бытиеМне иногда напоминает узкое,Смертельно ранящее лезвие?
«Налетает беда, налетает…»
