«Мой друг, ты болен, ты измучен…»
Влад. СмоленскомуМой друг, ты болен, ты измучен,Ты безразличней с каждым днем,К пустыне дружеской приучен,Благополучием измучен,Ты думаешь — всегда о том,
О том единственном, безмерном,Трагическом, слепом, неверном,Что нас застигнет где-нибудь,Чтоб нам от жизни отдохнуть.
Но если мы живем в пустыне,Но если счастья нет в помине,Не от страданий наших тамИзбавиться с тобою нам.
Не верю я блаженной доле.Мне только б мучиться на воле,Вдали от дружеских речей,От слез, от радостных признаний,От тягостных моих незнаний,От горестной мечты моей.
«Тому, что ты живешь и пишешь…»
Тому, что ты живешь и пишешь,Тому, что ты поешь и дышишь,Порадуйся, мой друг, покаТебе земная жизнь близка.
А там… Но разве мы узнаем?Но разве адом или раемИзменим мы хоть что-нибудь?Мой друг, будь радостен, забудь!
НОЧЬ
Случайный сон, уже почти не сон:Тупое дуло, выстрел, я сражен,Я падаю в отчаяньи несмелом,А сам расту над распростертым телом.И бытие — уже не бытие,Уже чужое — и навек мое.Бессмертие…
Но будет время длиться,Исчезнет сон, и новый сон присниться.
Закрыта дверь, но понял я — теперьУже недолго: распахнется дверьИ выйдешь ты, такая же как прежде,Со всей любовью и во всей надежде.Но распахнулась дверь, и ты — прошла.Какая пустота вокруг легла!С каким отчаяньем, с какой мольбоюЯ ринулся неслышно за тобою!Но слов моих не слушался язык,И только крик, уже бесцельный крик,Крик ужаса…
И не пошевелиться…Исчезнет сон, и только время длиться.
Всю ночь промучиться — какая ложь!
«К чему стихи? Уже и так от них…»
К чему стихи? Уже и так от нихГрустна душа, как неудачный стих.
Уже и так, едва глаза закрою,Теснясь, бегут сравнения с тобою.
То ты прекрасней розы и нежнейМоей любви и нежности моей,
То ты грустишь склонившеюся ивой,То трудишься пчелой многолюбивой,
То позабудешься — и для меняЗагадочнее пасмурнее дня.
А наша жизнь и проще и незримей:Ты хуже их — и все таки любимей.
«Я говорил: конечно, о стихах…»
Я говорил: конечно, о стихахИ о ночах бессонных, в лихорадке, —— Пока неслышный смех в его глазахВставал и бился в радостном припадке.
Куда как грусть скучна! Пора бы знать.И в чем винить нас? Так известно это:Мундир военный и пиджак поэта —— Здесь, право, не пристало выбирать.
«Как тяжело дается вдохновенье…»
Как тяжело дается вдохновенье,Любовницы строптивой тяжелей.Какое непрерывное томленье,Как много долгих, неутешных дней.
Но я храню залог любви моей.И вот, когда без сил, в изнеможеньи,Я падаю — мелькнет освобожденье,Как метеор, над головой моей.
«Уже поживший и видавший виды…»
Уже поживший и видавший виды,Но все-таки нестарый человек,А не искатель золотой Колхиды,Отверженный навек.
Под медленные звуки граммофонаСклонился над сияющим столомИ улыбнулся музыке знакомойБесхитростным лицом.
И снова сдвинулись большие брови:Любовь, работа — скучные дела,— И поднимается, нахмурив брови,От пыльного стола.
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ БАЛЛАДА
1. «Где книги полками, рядами…»
Где книги полками, рядами,Где подавляют сотни книг,Несущийся над головами,Остановись летучий миг.
В неосвященном магазинеЯвилась ты, окруженаМорозным светом. В звездном чинеТак появляется луна.
И холод, радостный и хрупкий,Тем глубже в сердце проникал,Чем дольше к телефонной трубкеЗвонок напрасный призывал.
2. «И вот уже в морозном свете…»
И вот уже в морозном светеЯ темной улицей иду,И зимней непокорный ветерПророчит нежную беду.
Как будто плачет он и стонет,Но все верней несет меняИ к цели все вернее гонит,От легкой нежности храня.
Как будто хочет и не можетОстановить, вернуть назад.А спутники — друзья, быть может —О непогоде говорят.
3. «Остановись, воображенье!..»
Остановись, воображенье!На неизвестном этажеЗнакомое преображеньеВ молчаньи началось уже.
И в сумраке густом и сером,Хоть он развеется потом,Хозяин кажется БодлеромИ кот — мистическим котом.
А ты… Но разве есть сравненье?Посмею ли с тобою сравнить,Что память и воображеньеСмогли создать и сохранить.
4. «Мерцает лампочка звездою…»
Мерцает лампочка звездою,Рождественский сверкает лед,И нежность светлой пеленою,Как платье в ночь любви спадет.
Меняются в неярком светеЕще чужие мне черты.В давно знакомом мне ответеДавно знакомой стала ты.
И скоро ты припомнишь встречиНа зимней площади со мной,И фонарей живые свечи,Мерцавшие в тени ночной.
5. «Остановись, воображенье!..»
Остановись, воображенье!В любовное не верю зло!Так вот к чему преображеньеДавно знакомое вело!
Друзья прощаются, уходят.Встаю и я, пора и мне.И только сердце не находитУспокоенья в мирном сне.
Еще до слуха долетаютСлабеющие голоса,А зимний ветер обвеваетРедеющие волоса.
IRA DEI
ПОСВЯЩЕНИЕ
Ирине БарановскойМоя любовь, как Божье наказанье,Приветствую тебя, как Божий гнев.Моя любовь… Но разве есть название.Мне каждый раз звучит другой напев.
Моя любовь… Но разве есть сравненье.Так непохожа каждая любовь.Боюсь я сходства, муки повторенья,А новизна терзает вновь и вновь.
Как Божий гнев, как Божье наказанье,Без имени, ночами, без конца…Моя любовь… Но разве есть страданье,Когда сияет свет ее лица.
1. «Каждый день грешить, и опять…»
Каждый день грешить, и опятьКаждый день грехи искупать.
Каждой ночью видеть без сна,Как светлеет в окне луна,
Как струится свет от луны,Как в окне исчезают сны.
Снова мучиться, снова знать,Что так много надо понять,
Что прекрасен мир и велик,Что бессилен предсмертный крик.
А потом забыть этот страх,Для случайной встречи забыть,В озаренных на миг глазахЦелый мир и счастье ловить.
Или это значит любить?Или снова настанет ночь?
2. «Полночное кафе. Угрюм…»
Полночное кафе. УгрюмЛакей от суетливых дум.Какая мука эта проза.За окнами смолкает шум.Подаренная вянет роза.
О, суета сует — любви.И вдруг — руки прикосновенье.Лакея больше не зови.Как этот поцелуй — в кровиРождает царственное пенье.
Безлюдное кафе. ЗатихВ душе моей ревнивы стих,Как увядающая розаВ недрогнувших руках твоих.
3. «За все блужданья вдоль ночных дорог…»
