писал так же здорово, как и по своей. А в своей теме был испокон так же силен, как и во всех прочих. Лёва втайне и всерьез считал себя его учеником. Ну так ведь и дед бывал добрым учителем:
– А помните, когда вы только пришли ко мне, вы были второсортным ученым, – с удовольствием говорил дед, когда бывал в хорошем настроении, – А теперь, посмотрите только, я превратил вас во второсортного помощника, – при этих словах дед не ждет благодарности, но ее получает. Лёва давно сполна отплатил деду за науку, начав отдавать долг ученика с первой своей строчки в дневнике, после которой впервые аккуратно поставил сноску на книгу деда. Лёва действительно ему благодарен, он многое взял от деда (и никогда не вернет, школьный дневник потерялся в школе). Дед смотрит мимо, для него всё – тихий шум.
Лишь однажды, давно, Лёва обратился к деду за советом:
– Я защитился и опубликовал вторую монографию. И статей у меня много. Что мне делать дальше?
– Ничего. И ни с кем о них не говорите.
– Я вас серьезно спрашиваю, – осмелел на секунду Лёва.
– А я, думаете, шучу? Не только мои книги живут своей жизнью, но даже и мои фотографии здесь на стенах. Все пялятся на них, а я пройду мимо – никто не заметит. Я могу с уверенностью сказать, что и книги мои читаются без моего ведома какими-нибудь совершенно не знакомыми мне людьми. Все дело в том, что теперь это меня уже не касается.
– Я не замечал, что вас не узнают. Скорее, наоборот.
– А это не должно и вас касаться. И это, кстати, вас не касается. Пойдите займитесь чем-нибудь.
Лёва шел и занимался. И было чем. И тогда, и теперь. Дед так и не узнал о своей проблеме – ее решил Лёва. Действительно, теперь готовился процесс. По решению суда все научные достижения деда (и еще один томик уже был готов к напечатанию) могли быть признаны вне закона. Признаны не ненаучными, а незаконными. Об этом всю дорогу в буфете и твердил тот славный юноша, предупреждая деда каждым своим добрым словом, что деда кругом надувают. А дед в ответ лишь ухмылялся (потому что только что пообедал). «Эге, – думал юноша, – да ведь это он надо мной посмеивается. Какая прелесть. Ну и хлебнет же он от них».
И было от кого. И можно сразу догадаться, кто это. Именно о них говорил юноша в буфете. Среди тех них, от кого предстояло хлебнуть, выделялись многие. Но эти! Эти искренне отдавались своему оптимизму целиком. Никто, даже они сами, не смогли бы их удержать. Они не боялись ничего. Они топали по старым доскам пола, выбивая из стыков осколки вековой краски. Силой своего разрушительного оптимизма, искренним воодушевлением по любому поводу они превосходили сопротивление всех скептиков и прочих сомневающихся в существовании чистой радости. Их лица дергались, они изрыгали лозунги счастья. Они впадали в транс беспредельного яростного веселья. Оно в них шло из космоса, из вселенского прошлого. Их нельзя было не слушать.
Слушали. Самые циничные критики театральных жестов стушевывались, их выдавал взгляд глушеной рыбы. Их поражала неукротимая жажда радости. Некоторые уходили, стыдясь выступивших слез. Это была революция счастья. Они спешили на безопасное расстояние. И оп-ля, тут же возвращались. Слушать.
Стоило только собраться в кучку, и тут же все дружно кому-то махали. Нет! Еще?! От звуков этих голосов ломило зубы. В первую очередь они лезли обниматься с дедом (ну-ну, хорош). «Все-таки двигается наука-то?» Дед отвечал, что все-таки да.
– Отлично написано, – говорили они о последней дедовской книге.
– А вы думали, я не напишу?
– Если кто-то использует теорему Пифагора, это значит что он совершил кражу у Пифагора, – предостерегали они по поводу движения науки, – А если он заплатит за ее использование (допустим, это возможно), то его достижения это уже коммерция. Ведь если есть расходы, то это коммерческая деятельность. Ведь расходы нацелены на доходы. Потому что нынче можно и продать. Получить доход с научных расходов. И ценники на науку навешены заранее. Если этот коммерсант хочет называть себя чистым геометром, пусть сам доказывает все свои предпосылки. И кто знает, может, он тогда опровергнет Пифагора. А именно этого все и ждут.
– Ноги! – раздался окрик уборщицы. Мылся пол. Все разом расступились. Некоторые подпрыгнули на подоконник и вскинули ноги.
В такую минуту дед сильно тосковал по своим помощникам, и, о чудо, один из них вырастал-таки из-под земли и, сверяясь с расписанием, предупреждал, где нужно быть в пять: «Там и встретимся». «Вряд ли», – сквозь зубы отвечал дед.
– Но ведь у нас там встреча, – оробел Лёва.
– Да, – только и сказал дед и ничего не стал объяснять.
– Можем отменить, и куда же мы направимся?
– Вам лучше знать.
– Так может, поедем на эту встречу?
– Ага, – скептически и неопределенно кивнул дед. Про себя же он подумал, что по приезду домой непременно нужно поручить привести всех к надлежащему порядку и элементарному уважению. Не забыть. Нынче все ему указывают. Скоро начнут пререкаться. Множественное число этих всех, видимо, опять соответствовало числу Лёвиных костюмов.
Однако дед всё же мягко притянул к себе Лёву и прибавил с изысканной вежливостью, за что в уме похвалил себя:
– Смею надеяться, вы обратите внимание на того пылкого молодого человека.
Но тот молодой из буфета не появился больше. Ни в этот вечер, и вообще никогда. Хотя дед, порой, нет-нет да и вспоминал его. Лица он не помнил. Но не могло быть сомнения, что в воспоминаниях был тот самый.
– Я Лёва, – напомнил Лёва, что он тоже молод.
– Я знаю, как вас зовут, – но, очевидно, то, что дед знал имя своего секретаря, никак не могло идти Лёве на пользу, – Я давно хотел вам сказать. Вы не значитесь по прописке, сударь, – что было чистой правдой, Лёва все время проводил у Давыдова, – С вами нет никакой связи.
– Тогда, может, проводить вас в номер?
– А вы думали, я не пойду?
По завершении дня, проводив деда в номер, Лёва был принят в конторе местного синдиката, где его уже давно ждали, и не столько по совпавшему расписанию деда. Там были все. И те, кого не для чего знать. А поскольку Лёву давно ждали в этой богатой конторе, где можно было собрать всех, то в момент и походя всё решилось для деда хорошо, а может и на пользу всем.
Может и сейчас еще не все потеряно – дело в том, и это
