Олимпиада Алексеевна. Думала, что он – порядочный человек, мужчина, а он размазня, тряпка, губка… Ты своего Степана Ильича хоть и не любишь…
Людмила Александровна. Это кто тебе сказал?
Олимпиада Алексеевна. Логика. Он старше тебя на двадцать лет.
Людмила Александровна. Лжет твоя логика. Замуж я шла, действительно, не любя. Но теперь я, право, даже и представить себе не могу, как бы я жила не в этом доме, не со своим Степаном Ильичем, без Мити, без Лиды…
Олимпиада Алексеевна. Ну, тебе и книги в руки. Не очень-то я тебе верю. Сама жила за старым мужем: ученая!.. Неужели ни один мужчина не интересовал тебя в эти годы?
Людмила Александровна. После замужества? Ни один.
Олимпиада Алексеевна. Даже Аркадий Николаевич?
Людмила Александровна. Как тебе не стыдно?
Олимпиада Алексеевна. Да я ничего… болтали про вас много в свое время… Ну, и предан он тебе, как пудель… Спроста этак не бывает.
Людмила Александровна. Аркадий Николаевич был мне верным другом и остался. Между нами даже разговора никогда не было такого, как ты намекаешь, романтического.
Олимпиада Алексеевна. Вам же хуже: чего время теряли? Сердецкий – и умница, и знаменитость… чего тебе еще надо? Ну, да ваше дело: кто любит сухую клубнику, кто со сливками, – зависит от вкуса… Итак, ни один?
Людмила Александровна. Ни один.
Олимпиада Алексеевна. А меня, кажется, только один не интересовал: мой муж. Однако, что это я завела все о мужьях, да о мужьях? Веселенький сюжетец, нечего сказать. А, знаешь, не думала я, что из тебя выйдет недотрога. В девках ты была огонь. Я ждала, что ты будешь ой-ой-ой!
Людмила Александровна. Что-то не помню в себе подобных задатков.
Олимпиада Алексеевна. Ну, как не помнить? Да – что далеко ходить? Ревизанова разве позабыла? Чего мне стоило отбить его y тебя… Ну-ну! Мила! глупая! Зачем же бледнеть? Даже губы побелели…
Людмила Александровна. Вовсе нет, что ты выдумываешь?
Олимпиада Алексеевна. Ой-ой-ой! сударыня, злопамятна же ты. Пора бы простить и смеяться над прошлым. Невесть сколько лет вы расстались…
Людмила Александровна. Ах, перестань, Липа! Ты знаешь, что мне не могут быть приятны воспоминания об этом человеке.
Олимпиада Алексеевна. Да, красиво вел себя мальчик, – удавить, и то, пожалуй, не жалко. Хоть ты и злилась на меня в то время, зачем я стала между вами, а ты должна записать меня в поминание, за здравие рабы Олимпиады. Не вскружи я Андрею Яковлевичу голову, быть бы тебе за ним.
Людмила Александровна. Ах, Липа!
Олимпиада Алексеевна. А из него, Милочка, вышел, говорят, превеликий мерзавец…
Синев (входит). Батюшки! кто это здесь произносит столь жестокия слова?.. Здравствуйте, кузина. Здравствуйте; неувядаемая тетушка… Кого вы изволите громить, тетя Липа?
Садится.
Олимпиада Алексеевна. Стоющего человека.
Синев. А имя такового?
Олимпиада Алексеевна. Андрей Яковлевич Ревизанов.
Синев. О!..
Людмила Александровна. Вы знакомы?
Синев. Встречаемся… Да-с, это гусек! Как его не знать? Он всю московскую зиму переполнил шумом своих успехов. Кто скупил чуть ли не все акции Черепановской дороги? Ревизанов. Кто пожертвовали пятьдесят тысяч в пользу голодающих черногорцев? Ревизанов. Кто съел ученую свинью из цирка? Ревизанов. Чей рысак взял первый приз на бегах? Ревизанова. Чей миллионный процесс выиграл Плевако? Ревизановский. У кого на содержании Леони самая шикарная в Москве кокотка? У Ревизанова.
Людмила Александровна. Чем он собственно занимается?
Синев. Состоит в звании интересного незнакомца.
Олимпиада Алексеевна. Я первая его отлично знаю.
Синев. С чем вас и поздравляю.
Людмила Александровна. Он старый наш знакомый, Петр Дмитриевич. Мой отец поставил его на ноги, вывел в люди.
Синев. Помню и знаю. Но между тогдашним Ревизановым и настоящим пропасть. Тот был бедняк, этот капиталист, тот кандидат в герои романа, этот из героев герой.
Людмила Александровна. Вы шутите?
Синев. И да, и нет. Я хотел бы рассказать вам биографию Ревизанова, но y него нет биографии. Есть легенда. Факты вот. Ревизанов был дважды женат на богатейших купчихах и, вдовея, получал в оба раза чуть не по миллиону в наследство. У него золотой промысел в Сибири. Он строил Северскую дорогу. Он директор и повелитель Северного банка. На Волге и Каме y него свое пароходство. Вот и все. Затем начинается легенда, то есть слухи и сплетни. Прикажете сплетничать?
Людмила Александровна. Пожалуйста.
Голос Мити, поющего куплеты из «Кармен».
Олимпиада Алексеевна. Что же ты?
Синев. Юношество грядет, учащаяся молодежь. При ней не дерзаю.
Митя входит бойко и весело, но, увидав Олимпиаду Алексеевну, конфузится.
Митя. Здравствуй, мама.
Робко кланяется Олимпиаде Алексеевне.
Людмила Александровна. Здравствуй. Отчего так рано?
Митя. Физика не пришла. Распустили после большой перемены.
Олимпиада Алексеевна. Какой Митя y тебя хорошенький становится, Мила.
Синев. А вам нельзя не заметить? О, неисправимая тетушка! (Мите). И ты тоже хорош! Такая, можно сказать, неподражаемая со всех сторон дама тебя хвалить, а ты краснеешь, конфузишься… Стыдись! «Мужчина должен быть свиреп», говорит испанская пословица.
Людмила Александровна. Оставьте Митю в покое.
Синев. Уму-разуму учу: я буду тлеть, а он цвести. Ты, Митя, не стесняйся: тетушка тебе слово, а ты ей – двадцать; она тебе: ах! хорошенький! – а ты ей: смотрите и страдайте.
Людмила Александровна. Какие вы оба с Олимпиадою несносные пустословы!.. Липа! пойдем ко мне… Я покажу тебе новые мои туалеты: это по твоей части.
Олимпиада Алексеевна. Еще бы не по моей! Не иду – лечу! (проходя мимо Мити). А ты все дичишься меня, волчек?
Синев. В самом деле, Митька, зачем ты глядишь на тетушку таким сконфуженным быком?
Митя. Ну ее!..
Синев. Глупо. Подобных дам юноша твоего возраста должен ценить на вес золота. День для них прошел, вечер не наступил, а развлечения сердце дамское требует.
Митя. Не люблю я ее… Говорит она как-то эдак… как будто и ничего особенного, а покраснеешь от её разговора… Смотрит, ухмыляется…
Синев. Увы, мой друг! От своей судьбы не уйдешь. И думается мне, что никто другая, как блистательная Олимпиада, и есть твоя судьба. Ваш брат, молокосос, самой природой приспособлен для сих сорокалетних пожирательниц мужчин.
Митя. Веришь ли, как не люблю ее, как она мне надоела: даже по ночам сниться стала.
Синев. Даже по ночам сниться? Finitа lа comediа: сдавайся на капитуляцию, – и да будет над тобою благословение твоего доброго, старого дяди. Затем прощай… К обеду я вернусь, а до тех пор мне предстоит привести в совесть и чувство одного неблаговоспитанного конокрада.
Верховский и Ревизанов входят.
Верховский. Пожалуйте сюда, милости просим, батюшка Андрей Яковлевич. Вот гость, так гость! Прямо скажу: не жданный, но радостный… Где Людмила?… А! Митяй! Здравствуй! И ты тут, Петенька?… Андрей Яковлевич! Вам, чай, и не узнать этого молодца?
Ревизанов. Петр Дмитриевич Синев, – не правда ли? Я помню вас еще мальчиком в курточке. Я памятлив на лица и имена.
Синев. Качество королей.
Верховский. Служит, батюшка Андрей Яковлевич, судебный следователь и на отличнейшей дороге, Станислава имеет… Анну. Аль Анны-то y тебя, Петя, нету?
Синев. Hету, Степан Ильич, поторопились. Нету.
Верховский. Hет так будет, непременно будет, ты не горюй!
Синев. С чего мне?! помилуйте!
Верховский (подводить Митю). А это мой. Видите: весь в мать. Со мною точно на смех – ни черточки схожей, а мой баловень. Да что же это, Людмила? где она? Людмила Александровна! Людмила Александровна!
Людмила Александровна и Олимпиада Алексеевна входят.
Ревизанов кланяется. Людмила Александровна…
Она отвечает ему очень холодно.
Ревизанов. Кого я вижу? Вы ли это, Олимпиада Алексеевна?
Олимпиада Алексеевна. Разве я так переменилась?
Ревизанов. О, да! – но к лучшему.
Олимпиада Алексеевна. Как и вы. Вы всегда смотрели таким… джентльменом, а теперь стали точно принц Уэльский.
Синев. Вошла в колею… А конокрад-то мой дожидается. Сбежать под шумок… (берется за шляпу).
